Жестокость – мера воспитания

Неизвестно, зачем и кому это нужно.

Дети – цветы жизни. Но у каждого "садовника" свои методы "поливания". Кто-то делится с ребенком теплом, любовью, кто-то – неудовлетворенными амбициями, старыми комплексами. Это нечестно, несправедливо, ужасно. Для меня – ужасно.

Я работаю учителем начальных классов. За восемь лет через меня прошли сотни детей. Но есть один случай, который никак не идет из памяти. Всю жизнь, наверное, буду помнить.

Мальчик пришел в нашу школу три года назад. Второй класс, новичок. Добрый, послушный мальчик. Но со странностями. Тихий, молчаливый. На уроке мог ни с того ни с сего заплакать. Подходишь к нему, хочешь погладить по спине – вздрагивает. Чуть прикрикнешь на класс, когда разгуляются – уходит в себя. Ничего не видит и не слышит. Но мальчишка способный, талантливый и рисует потрясающе.

Сходила к директору, спросила – что за семья? Нормальная. Обычная. Отец, правда, со странностями. Но специальность у него отличная – дизайнер интерьеров. Видимо, не очень толковый, заказов и денег в семье немного. Бывший художник. Мать – бухгалтер.

Начала присматриваться к Алеше, разговаривать с ним. Как-то подошел ко мне:
– Мария Викторовна, а можно я на продленку останусь? Я домой идти не хочу.
– Ну, можно, оставайся. А почему домой не хочешь?
– Папа дома…

Он очень взрослый мальчик. Понимает больше, чем нужно. Папа его бьет – так, несильно. Посуду за собой не помыл – подзатыльник. Кровать не застелил – ремнем. Любимые игрушки – старые папины кисточки и засохшие краски. Незачем баловать ребенка.

Через три месяца вызвала родителей. Отец – красавец, держится снисходительно, высокомерно, с апломбом. Мать – незаметная, покорная, усталая. Попыталась поговорить. Объяснила, что у ребенка расшатаны нервы. Так и до срыва недалеко. Он боится старших, когда едва повышают голос, постоянно оправдывается, привирает по мелочи. Причем так, чтобы его не наказывали за малейшую провинность. Будто защищается.

Отец сказал, что это не мое дело, он воспитывает ребенка правильно. Ремень и строгость необходимы. А крик – чтобы ребенок лучше слышал, "сопляки по-другому не понимают". Я чуть в обморок не упала…

Вышли из кабинета с матерью. Она сразу объяснила: "Все понимаю. Вадим – неврастеник. Но у него судьба тяжелая. Он – художник, но не совсем признанный. Пытался заработать дизайном, пока не получается. Сидит дома, воспитывает Лешку. Как может. Он же ему добра желает. Да, нам тяжело. Я пытаюсь заработать денег, чтобы обеспечить близких людей. У меня нет ни сил, ни времени, чтобы разбираться в их отношениях. Родной отец всегда строг с сыном".

Потом добавила: "Не разведусь с Вадимом. Знаю, что неправа, но жалею его. А Лешка…вырастет – поймет".

Не надо ждать даты "вырастет". Он и так все понимает. Но жестокость – не лучший способ прощания с детством. Это и есть домашнее насилие. Латентное, завуалированное под заботу, но – насилие.

Алешу перевели в другую школу. Где и как он сейчас – не знаю. А тогда я подошла к отцу и предложила отдать мальчика в нашу "художку":
– Из него ничего путного не выйдет. Вижу, как он рисует. В семье может быть только один художник.   

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру