Войной удар

Завтра история Грузии может сделать очередной крутой вираж: 7 ноября по призыву радикальной оппозиции народ соберется на проспекте Руставели перед зданием парламента, где в 2003 году началась “революция роз”, а год назад массовые акции протеста были подавлены спецназом при помощи газа, водометов, дубинок и резиновых пуль. Оппозиция намерена сделать митинг бессрочным. Народ выйдет на улицы, чтобы задать правительству свои вопросы. По чьей вине проиграли войну? Зачем отдали врагу Ахалгори и Земо Сванети? Почему грузинские матери не могут найти своих детей ни среди живых, ни среди мертвых? Как беженцам прожить на пособие в 22 лари?

Но в одном здесь полное единство. В праве Грузии на войну убеждены все: от обитателя элитного тбилисского района Ваке до бездомного беженца.

В Грузии закончился сезон сбора винограда. Наступил праздник “Тбилисоба”, а на лицах людей не видно радости. Новости начинаются сообщениями с абхазской границы: там погиб глава администрации Цаленджихского района Гия Мебония. Ведущий говорит, что огонь по селу, в котором находился губернатор, был открыт с территории Абхазии, “контролируемой российскими оккупационными войсками”. “Русские дали грузинам в Гальском районе 6 часов, чтобы перенести могилы с кладбища: там будет построена военная база”, — со скорбным выражением лица сообщает ведущий.

На осетинском направлении тоже ничего хорошего: оккупанты не отдают Ахалгори, притащили туда 20 танков и роют окопы. Вот мелькают кадры героической попытки прорыва наблюдателей ЕС на осетинскую территорию. Их не пускают российские солдаты, один из которых рукой закрывает объектив телекамеры.

В старом Тбилиси прямо на улицах жарятся шашлыки, нарядная публика пьет “Саперави”, и о недавней войне напоминают только развешанные для продажи красные майки с изображением премьер-министра одной соседней страны и надписью “War в законе”.

— Когда я услышал, что мы начали войну за восстановление территориальной целостности, я обрадовался. Я полностью поддержал эти действия руководства, хотя вообще-то я в оппозиции, — с Гией, журналистом из “Сакартвелос республика”, мы познакомились на прошлогодних митингах у парламента. — Я поехал в Гори и хотел записаться добровольцем, но меня не взяли. Добровольцев вообще не брали — только тех, кто раньше прошел подготовку по программе резервистов. А ты была в то время в Цхинвали? Вот это да! Представляешь, я прихожу в Цхинвали с автоматом, а там ты в подвале сидишь. Вот была бы встреча!..

“В русских не стреляй!”

— Был ли я в Южной Осетии? Я был не в Южной Осетии, а в Самачабло, — поправляет меня резервист Георгий, в мирной жизни занимающийся бизнесом. — Я не знаю, что это такое — Южная Осетия — и есть ли она вообще. Северную Осетию — знаю, а Южную — нет. Когда я уходил на войну, мой дед дал мне такое напутствие: “Георгий! В русских не стреляй! Стреляй только в осетин”. Деду 85 лет, он фронтовик, орденоносец. Он помнит, как в Отечественную с русскими одну самокрутку курил. Но я так ни разу и не выстрелил — ни в русского, ни в осетина.

Георгию на вид под сорок, в прошлом он занимал должность вице-губернатора региона Мцхета—Тианети. Проходил подготовку в лагерях резервистов.

— 8 августа в 9 утра мне позвонили и приказали явиться на призывной пункт. Там мне вручили повестку. Повезли на базу Вазиани — это 3—4 км от Тбилиси, там военный аэродром. Когда мы переодевались в военную форму, услышали звук летящего самолета. Мы сначала не поняли, кто это, откуда. Русский “МиГ” сбросил бомбы в двухстах метрах от нас! Погиб один гражданский, служащий аэропорта. Мы не ожидали, что нас будут бомбить. И просто обалдели: как это, уже Тбилиси бомбят! Кто-то даже сказал, что это, наверно, наши: типа тренировки, чтобы мы привыкли к боевым условиям…

Потом нас повезли в Гори, и мы заняли позиции в одном из сел, в 5 км от линии фронта. В тот день нас бомбили еще три раза, а потом я уже потерял счет бомбежкам. Команда “воздух!” — и падаешь на землю. В Гори мы помогали тушить горящие жилые дома на окраине, семь стариков погибли там. Мы видели, как два русских самолета гонялись за нашим. Потом по ним открыли огонь наши зенитки. Они улетели на север.

Еще Георгию запомнилось странное поведение русских: они как будто избегали больших жертв. В Гори около базы скопилось 3—5 тысяч резервистов. Но самолеты сбросили бомбы в 300 метрах от них...

— Они просто не хотели в нас попасть. Потом, уже после 10 августа, начали погибать мирные люди в большом количестве. Мы для себя сделали такой вывод: наверно, русские сильно на нас обиделись. Это было уже после того, как объявили, сколько русских солдат погибло в Цхинвали.

“Русские не хотели нас убивать!” — за эту мысль, как за соломинку, хватаются многие в Грузии.

“Авиация не бомбила скопления людей, — подтверждают военные эксперты, — удары наносились по бронетехнике, артиллерийским установкам”.

Российская авиация и решила исход войны.

Жители села Хашури, говорят, перед приходом российских войск ушли в леса. Расположились на полянке с выпивкой и закуской, чтобы приятно скоротать время в оккупации. Вскоре на полянку выехал российский БТР. Военные даже с брони не сошли, только сказали: “Слушайте, мужики, если уж вы здесь от нас прячетесь, то хоть фары выключите!” Фары они и впрямь выключить забыли.

Самому Георгию жизнь спасла “Набеглави”. Это не женщина — это грузинская минеральная вода. Его группа получила приказ подняться к Горийскому замку. По пути им попался маленький магазинчик, и Георгий попросил командира остановиться, чтобы купить бутылку “Набеглави”.

— Пока я покупал минералку, самолет сбросил бомбы как раз на то место, куда мы должны были приехать…

Приказ оставить позиции резервисты получили 11-го, ночью. Погрузились в желтые голландские автобусы — подарок первой леди. Это были обычные рейсовые автобусы, снятые с городских маршрутов.

— Не знаю, кто придумал перевозить нас желтыми автобусами. Мы их называли “проститутками”. Все кругом знали: если едут желтые автобусы — значит, армия передвигается! Русские тоже знали. По дороге нас опять бомбили. Под конец я устал: выходить из автобуса, заходить в автобус… Уже было все равно. Когда бомбили, каску даже не надевал.

На трассе встретили наш отступающий спецназ. Настроение у всех было скверное. Ругали правительство. Все хотели разобраться: что произошло, какой во всем этом был смысл? Зашли, вышли. Много хороших ребят потеряли…

— На что же рассчитывал Саакашвили, принимая решение о начале военной операции? Он не мог не знать, что 58-я армия стоит в полной боевой готовности у границы!

— Об этом сейчас думает вся Грузия…

Мешки для трупов купили заранее

— Этой операцией мы выиграли 3—4 дня, — говорит представитель парламентской оппозиции, член Христианско-демократической партии Николай Лалиашвили. — Потому что российские войска пересекли границу Грузии еще 7 августа. Мы были вынуждены реагировать.

В грузинском парламенте работает комиссия по расследованию августовских событий. Перед депутатами выступают высокопоставленные чиновники и генералы. Выводы ожидаются через месяц. Впрочем, похоже, многим здесь они известны заранее.

— Но даже если российские войска не переходили границу, операция все равно была оправданна. Осетины обстреливали наши позиции. Другой вопрос — как она проводилась, — говорит г-н Лалиашвили, закончивший военный колледж НАТО в Риме. — Разве за 18 дней (срок подготовки резервистов. — М.П.) можно сделать из мальчика солдата? Можно сделать только пушечное мясо. Неподготовленных людей, 18-летних мальчишек, поставили в 5 км от линии фронта. Когда начались бомбардировки наших позиций, это было как апокалипсис. Как сварка — ничего живого не оставалось на земле. И я хочу понять, почему все это произошло. Ведь сейчас ситуация намного хуже, чем была до войны: мы потеряли людей, грузинские села в Самачабло и Кодори, вместо 1500 российских солдат на нашей территории находится 7000…

Существуют данные, что к цхинвальской операции в Тбилиси готовились заранее.

— Наше минобороны за три месяца до событий закупило полторы тысячи мешков для трупов, — сообщил мне осведомленный собеседник. — Все детали операции были согласованы с Мэтью Брайзой. Ставка делалась на блицкриг с расчетом, что все сойдет с рук в случае победы. В Совбезе произошел раскол — некоторые выступили против войны. Люди из окружения Саакашвили рассчитывали на свое лобби в Кремле, откуда они якобы получили заверения, что Россия не вмешается…

Все это похоже на искусно расставленную ловушку, говорят в Грузии. Может быть, в окружении Саакашвили действуют русские агенты?

— Кому была выгодна эта авантюра? Только России, — Георгий Тавгеридзе, бывший начальник штаба сухопутных войск Грузии, ныне состоит в оппозиционной партии “Новые правые”. — Я не исключаю, что Саакашвили к ней подтолкнули советники, которые работают на российские спецслужбы. Почему он был убежден, что Москва не вмешается? К тому времени, когда Россия перешла к полномасштабным боевым действиям, президент и правительство полностью потеряли способность управлять государством и армией. Они думали лишь о бегстве. Границу пересекали машины, в которых находились семьи чиновников. Русская армия входила в пустые города, где не было ни армии, ни полиции. 58-я армия разгромила Саакашвили, а не Грузию…

“I like Russian people!”

— Передай там всем вашим: мы вас любим! У меня друг есть в Москве, Орлов Мишка. Мы с ним в 79-м году служили в армии, в Северодвинске Архангельской области, номер части не скажу. Он ровесник мой, 58-го года. Напиши: Рома Габечава привет передает!

Раинди (Рома) Габечава на этой войне приобрел прозвище Отец Солдата. Как и герой знаменитого фильма, он поехал на фронт за своим сыном Бекой. Бека — из нового поколения грузин, которое не говорит по-русски. Его слова переводит отец.

Беке 21 год, он только что закончил университет. Успел пройти два этапа программы подготовки резервистов из трех — 18 и 8 дней. Потом началась война.

8 августа в половине четвертого утра позвонили из комиссариата. Велели явиться на призывной пункт. Оттуда Беку и его товарищей отправили в село Земо Арцеви.

— Там нас встретили полицейские, которые освободили село от осетинских бандформирований, — рассказывает Бека. — Мы заняли позиции на склоне горы. Недалеко от нас стоял и пост оккупантов.

— Миротворцев, — поправляет его отец. — Оккупантами они стали, когда аннексировали Самачабло…

С “оккупантами” отношения сначала складывались нормально, но потом, когда в дело вступила российская авиация, они по рациям давали летчикам наводки на позиции, где находились резервисты.

— Командование узнало, что по нам вот-вот нанесут авиаудар, — рассказывает Бека. — К тому же в лесах сидели 50 осетинских боевиков, готовясь войти в село. Поэтому нам дали приказ отступить к Каралети. Там мы 8 часов прятались в кукурузных полях. Противник знал, что резервистов перевозят в желтых автобусах. В Гори уже разбомбили несколько таких автобусов…

Мобильная связь не работала, и родители ребят не знали, что с ними.

— Я и моя жена провели ночь без сна — Бека у нас единственный сын, — рассказывает Рома. — 9 августа по телевизору не было никакой информации. Я взял такси и поехал на фронт — искать сына. Когда приехал в Гори, там все горело. Шла бомбежка. Разбомбили здание, где были резервисты, — 50 человек погибли сразу. Всех подряд спрашивал: знаете Беку Габечава? Наконец сказали, что он в Арцеви. Когда нашел его, сказал офицеру: я не для того приехал, чтобы забрать сына. Я с ним останусь, дайте мне автомат! Мы воевали против осетин, но не против русских. И я по-прежнему считаю, что мы правы.

Бека Габечава в это время мучительно подбирает русские слова, чтобы выразить свое отношение к русскому народу. У него это плохо получается.

— I like Russian people! — наконец говорит он, поднимая бокал.

По направлению к смерти

Глава оппозиционного медиахолдинга Georgian Times Малхаз Гулашвили предрекает скорый социальный взрыв:

— Инфляция 30%, цены на продукты выросли на 150%, крестьянам некуда продавать свой виноград. Банки не выдают кредиты, строительные компании не работают. Замер рынок жилья: дома и квартиры не продаются. В Ваке целый день не было света, как при Шеварднадзе!

Цены растут, а лари тверд как скала. В начале года за доллар давали 1,8 лари, теперь — 1,4. За тысячу рублей — 40 лари против 60 в январе. Утверждают, что такой курс поддерживается искусственно, чтобы лишить доходов тех, кто зарабатывает в России.

Ситуацию усугубляет волна новых беженцев. Символично, что в Тбилиси их разместили не только в детских садах и школах, но и на бывших российских военных объектах. Например, в здании штаба ГРВЗ, абсолютно непригодном для жизни: лифт не работает, воды нет, канализация забита. В комнатах ничего нет, кроме голых бетонных стен. Геннадий Щеглов, русский беженец из Гори, понял, что жить в таких условиях с беременной женой он не сможет. Знакомый сдал ему комнатку в ДШБ (десантно-штурмовой батальон — так называют бывшее общежитие военного училища на Тбилисском море, где уже давно разместились беженцы из Абхазии начала 90-х). Здесь условия получше, но надо платить 150 лари в месяц. Взять их неоткуда.

Пособие беженцев составляет 22 лари. Правительство обещает до зимы расселить всю “новую волну” в городки с домами 6 на 9 метров, которые сейчас строятся в окрестностях Тбилиси, Гори и Карели. Строительство идет ударными темпами. По пути в Гори в местечке Церовани мы видели такой городок — он почти готов.

Беженцы — горючий материал революций, так что понять мотивы правительства можно.

Чем ближе к осетинской границе, тем больше сожженных домов. Их никто не восстанавливает. В заброшенных садах падают на землю сладкие яблоки. Владельцы этих домов живут в центрах размещения беженцев вместе с теми, кто бежал из грузинских сел Южной Осетии. Таких, как Эредви.

— В Эредви теперь не живет никто, кроме муравьев, — рассказывает Малхаз. — Там не осталось ни одного дома. Я три недели назад ездил туда вместе с русскими десантниками. Полковник, который меня возил, сказал: “Если придется еще раз сюда прийти, мы уже не остановимся. Дойдем до Тбилиси и сместим Саакашвили”. Скоро снег пойдет, дождь пойдет, как нам жить?

Шота Жужниашвили — местная знаменитость. Он известный в регионе пчеловод. К нему приезжали даже из Тбилиси за медом, воском и добрым советом: как лечиться от той или иной болезни. Старику за 70. Всю жизнь он работал инженером на шахте в Донбассе, а выйдя на пенсию, вернулся в родительский дом. И вот теперь в один миг пропал результат его 22-летнего труда. Ничего не осталось: ни пасеки, ни дома, ни хозяйства.

— Полторы тонны меда я там оставил! — сокрушается Шота. — Все разграбили… Пусть бы разграбили, но жечь зачем? Прекраснейший дом был. Я вот этими руками его строил. Пусть бы жил какой-нибудь осетин. Почему все уничтожили?!
Мне нечего ему ответить.

В самом Гори следов войны почти не заметно. Завершается ремонт жилых корпусов, окружающих базу танкового батальона. Рядом на стендах размещены фотографии этих же домов после ударов российской авиации. На территории самой базы рядом с сожженной казармой — огромная воронка от авиабомбы.

— Казарму сожгли русские военные, когда уходили, — говорит помощник губернатора Зураб. — Мы просили их не делать этого, хотели разместить в ней беженцев. А в соседнюю казарму попала бомба.

Бомба разворотила крышу и как бы “приплюснула” корпус. Внутри видны покореженные, словно присевшие от ужаса, металлические каркасы кроватей. Кажется, воздух здесь навсегда пропитался запахом гари, оплавленного металла и смерти, так хорошо знакомым мне по августовскому Цхинвалу. На базе погибли 27 человек.

В пыли под ногами замечаю пакетик из-под сухого сока с надписью “Оборонпродкомплект”.

До августа на территории части стоял советский танк — в память о победе над Германией. Нашей с грузинами общей.
После войны его убрали.