Результаты выборов были ясны еще до того, как члены избирательной комиссии взялись распечатывать урны.
Первое. Выборы в парламент так и не стали важным событием — это следствие того, что люди не представляют себе, каким должно быть будущее страны. И в поисках модели обращаются к прошлому. А в нашем прошлом выборов не было. Выборы остались церемонией, ритуалом. Население зримо демонстрирует лояльность власти, а в обмен получает то, что необходимо для жизни: газ, воду, тепло, электричество...
Мы живем в обществе с архаическими представлениями о мироустройстве. Страна в целом, отмечают социологи, вообще не приняла идею разделения властей. Когда по праздникам с трибуны говорят, что есть исполнительная власть, а есть равная ей законодательная, все согласно кивают, но всерьез не воспринимают. Привыкли к иерархии власти, к пирамиде, а на ее вершине есть место только для одного. И жизнь каждодневно подтверждает: реальная власть — исполнительная, мэр — губернатор — президент. Начальник — тот, кто владеет материальными благами (и может их дать, а может и лишить, поэтому ссориться с начальством себе дороже).
Что касается представительной власти, то она воспринимается как декоративная, да просто ненужная. Сама процедура избрания депутатов заведомо подрывает их авторитет — настоящих-то начальников назначают.
Второе. Наиболее активная часть общества, озабоченная судьбой страны, провела предвыборную кампанию в спорах о том, как именно не участвовать в голосовании. Политически активные люди исходят из того, что их интересы в принципе некому представить. Высокий запретительный барьер для прохождения в Думу, запрет на формирование предвыборных блоков, практическая невозможность образовать новые партии — все это лишило значительные группы населения возможности отправить в парламент своих представителей.
Желание немногих оставшихся партий сохраниться сделало их крайне осторожными в оценках и предложениях. Они потеряли лицо и привлекательность. В результате политическая система страны, и без того находившаяся в зачаточном состоянии, деградировала. Вот, что определило безразличие к выборам и нежелание сопротивляться даже откровенному нарушению закона.
Третье. Наши сограждане в большинстве своем и не предполагают, что политические партии создаются для того, чтобы выражать их интересы и добиваться их законодательной и бюджетной реализации. Окружающая действительность подтверждает: партии нужны начальству для собственных нужд, чтобы иметь формальное основание оставаться у власти. Отмена выборов губернаторов, а где-то и мэров городов еще больше отстранила людей от участия в политической жизни.
Четвертое. Предвыборная кампания отравила общественное мнение.
Какие идеи определяли духовное пространство избирательной кампании? Злобный национализм, доходящий до расизма, политическая ксенофобия и социальная демагогия.
Теоретически в ходе кампании мы должны были услышать, что именно предлагают кандидаты, с какой политической и экономической программой они собираются войти в Думу, что намерены для нас сделать. Но вот об этом решительно никто не вспоминал и даже не спрашивал кандидатов! Избирательная кампания превратилась в натравливание общества на тех или иных врагов.
Ораторы обещали легко решить все проблемы, стоит лишь уничтожить тех, кто мешает. Эти призывы с восторгом встречало все затхлое, тупое и ленивое, что есть в нашем обществе. А чем еще были предвыборные речи и лозунги, как не коллекцией различных представлений о врагах, упоением ненавистью, ядом, который подмешивался к политической и духовной пище народа?
Мы видели пустое ерничество, заигрывание с чернью и обращение к низменным инстинктам. Люди, которые этим профессионально занимались, распространяли мерзкие нравы коммунальной кухни на сферу политической борьбы. Они разжигали в публике ненависть к тем, кто выглядит и говорит иначе, чем мы, а то и просто к преуспевающему соседу, вызывая непреодолимое желание нагадить ему в кастрюлю с супом или прищемить хвост его кошке.
Пятое. Чем предвыборная кампания обогатила наших сограждан?
Уверенностью в том, что все продается и покупается. И уж мало кто верит в честность и справедливость выборов — даже среди сторонников правящей партии.
Оппозиция, которой в эту кампанию сильно досталось от власти, не осталась в долгу. «Партия жуликов и воров» — прочно прилипло, не отдерешь. Конечно же, люди охотно верят, что все вокруг воруют, что все кругом преступники и негодяи, а любой начальник — взяточник и хапуга. Многие даже и не нуждаются в доказательствах. Они это знали заранее! А если им об этом еще и говорят с трибуны, то они всего лишь сладострастно убеждаются в собственной правоте.
Вполне разумные люди из «Единой России» вправе протестовать: обвинение огульное! Верно. Такое же огульное, как слова о том, что оппозиция разрушила страну, устроила гражданскую войну или кормится у иностранных посольств.
Шестое. Цифры явки и голосования вовсе не свидетельствуют о высокой политической активности. Это результат административных усилий или сохранившейся со старых времен привычки. Власть, кстати, заинтересована в пассивности, поскольку инстинктивно не ждет для себя ничего хорошего от активности людей... На этих выборах и не стремились к высокой явке: чем меньше придет на избирательный участок — тем лучше.
Население не просто пассивно, оно раздражено и озлоблено. Социальное недовольство бедных слоев не переходит в открытое возмущение, потому что люди и не представляют себе, как можно изменить ситуацию к лучшему. Большинство населения страны обитает в небольших городах и в деревне, где, как правило, в принципе отсутствуют ресурсы для изменения своей жизни. Хроническая бедность сужает горизонты, обрубает крылья стремлениям и желаниям. Потому вдали от больших городов особенно зависят от начальников, даже самых маленьких.
Ощущение ненадежности бытия, неуверенности в своих силах, страх перед непонятным миром — вот чувства, которые руководят избирателем, когда он приходит голосовать. Почему большинство в любом случае голосует за действующую власть? Уж пусть остается тот, кого мы знаем со всеми его пороками и недостатками, чем появится новый, от которого неизвестно чего ждать: «Лишь бы не стало хуже!» При этом люди глубоко не уважают начальство и государство в целом. Они же видят обман, несправедливость и продажность чиновников.
Чего следует ожидать?
Принято считать, что выборы — новый старт, обязательное условие обновления и движения вперед... А что же изменится? В новой Думе появятся сильные и яркие политики, способные вдохновить и увлечь за собой страну?
Когда недавно иностранные политологи попросили Путина перечислить имена молодых политиков, он назвал... Медведева. Гости удивились: странно считать президента, то есть чиновника, достигшего вершины власти, молодым политиком. А больше ни одного имени не прозвучало!
Но Путин ответил честно. Остальные — чиновники. Они занимают тот или иной пост в стране не волей избирателей, а по назначению сверху. Системе нужны исполнители, причем неяркие, то есть заведомо неопасные, не способные составить конкуренцию. Они отчетливо сознают, что не только их карьера и высокие доходы, а и само выживание зависят от сохранения нынешней системы. Им даже не надо приказывать. Они сами делают все, чтобы ничего не изменилось.
Отчего же пошли разговоры о грядущих серьезных переменах, о модернизации, которые начнутся сразу после окончания выборов? Если необходимость реформ осознана и они намечены, зачем ждали выборов? Не хватало поддержки в Государственной думе? Конституционного большинства было недостаточно?
Да разве есть в обществе влиятельные силы, заинтересованные в переменах?
Есть молодые чиновники, твердо намеренные занять места своих расслабившихся и утративших хватку начальников. Есть провинциальные карьеристы, горящие желанием перебраться в столицу и получить доступ к большим бюджетам. Есть служивые люди, намеренные получить вознаграждение за свои труды в избирательную кампанию... Не будет ли кадровая перетасовка единственным практическим результатом выборов?
А в чем прежде всего остро нуждается страна? В раскрепощении, в снятии всяческих оков и ограничений, в создании условий для самореализации и успеха, в обретении уверенности в собственных силах, в ободрении, наконец.
Если послушать, что в своем кругу, откровенно — не на публику! — говорят люди, то это голос еще более разочарованного, никому уже, кажется, не верящего, обиженного на весь мир общества, не знающего, на ком сорвать свое раздражение. Даже мыслящая публика запуталась и не очень отчетливо представляет себе, что бы она хотела предпринять и как вообще изменить ситуацию к лучшему.
