«Мы просим всех не заглядывать за бугор,
не бегать налево, на сторону, и не изменять своей родине».
В.В.Путин, 23 февраля 2012 г.
Вылет в США в феврале 2012 года напоминал, может быть... ну, скажем, вылет в США в феврале 1953 года. По степени всеобщего помешательства.
Сама фраза «а я лечу в Вашингтон» вызывала смешки, и чем более высокопоставленные собеседники передо мною стояли (а в родной Башкирии — при полной «травоядности» своей газетной специализации — я все же вынужден изредка соприкасаться с политической журналистикой) — тем более нервными были они, эти смешки. И уж каждый независимо от статуса и политических взглядов — вплоть до совершенно отвязных типов, кому душевный вечер с «косяком» куда дороже выборных баталий (и я говорю это с любовью) — считал своим долгом постебаться на тему «вербовки» и «денег госдепа».
Не менее веселая атмосфера ощущалась и по другую сторону баррикады (кстати, это станция метро «Баррикадная» — кто знает, тот поймет). В долгой очереди жаждущих виз, опоясывающей посольство, мы — молодые писатели, лауреаты и финалисты премии «Дебют» — подкалывали друг друга: мол, не видать ли телекамер да не слыхать ли вопросов в духе «что это вы тут делаете?».
Посадка на рейс United Airlines была столь сложна — со многими досмотрами уже в накопителе, когда и в дьюти-фри нельзя было покупать никаких жидкостей, — что это и правда можно было озаглавить крылатой фразой «перейти Рубикон». Тем более что половину полета, над вечными льдами Гренландии, мы заполняли въездные документы, в которых убеждали правительство США, что не ввозим в страну: продукты, растения, бактерии (!) — и вообще не прикасались к распаханной земле (хочется с пафосом воскликнуть: к родной земле!) в течение трех часов, перед тем как взойти на борт.
В поездке группы писателей, возглавляемой координатором премии Ольгой Славниковой, политических целей не было никаких. Мы просто презентовали книги. Переводы на английский, сделанные в рамках международной программы «Дебюта». Например, сборник повестей об автостопе: едва ли не каждый второй наш собеседник на приемах и презентациях хвастался тем, что в молодости баловался high-hiking’ом, но теперь, как нам говорили, это движение в Штатах «вне закона», а потому «сошло на нет». А в России вот, оказывается, живет! (Еще бы что-то у нас «сошло на нет» только потому, что оказалось «вне закона».) Потому книгой и интересовались... Короче говоря: по большому счету нам было не до внешнеполитических игр. Но первым пунктом в нашей программе стоял Вашингтон, где все на этом слегка помешаны.
Как нам внушали в школе, нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, так что на наших вечерних гостиничных посиделках «без старших» мы то и дело смотрели какие-то видеоролики, наводняющие родной российский «контакт»; вести с родины здесь, на другом краю мира, лишенные какого-то контекста, выглядели особенно ирреально. В молчании мы прослушали Чулпан Хаматову. В еще большем молчании — некую четырехминутную отповедь официальных теленовостей по поводу Чулпан Хаматовой. (Четверо молодых российских писателей в Штатах, поздно вечером сгрудившихся вокруг ноутбука и внимающих программе «Время», раскрыв рты, — это, наверное, было сильное зрелище.) Все это было трудно не то чтобы осмыслить, но в некоторые моменты — и банально понять те или иные пассажи. Это, кажется, Константин Симонов писал о пугающей речи Берия в марте
Короче — наши «жгли», но и американцы не отставали.
Разумеется, мы люди неопытные, поэтому внутренне готовились к торжественному приему с политиками, общественниками и журналистами, а также и к интервью, так сказать — настраивали себя. Но в тот момент, когда я прикидывал, какую веселую автостопную байку можно рассказать для «Вашингтон пост», весь настрой сбил добрый совет:
— И, конечно, все вас будут спрашивать про Сирию. От вас будут ждать, может быть, заявления по Сирии.
Это как если едешь на велосипеде — и с размаху налетаешь на пенек. Какая Сирия?! Где мы и где Сирия?! Какие заявления?
К своему стыду, я слабо разбираюсь во внешней политике, как, впрочем, и большинство моих спутников. Забежав в какое-то случайное кафе, мы четверо скучились за столом и устроили крикливую и даже истеричную пятиминутку политинформации. К «консенсусу» не пришли, только вдруг перепугались непонятно чего и разом заткнулись, когда почему-то заподозрили, что официантка понимает русский.
Потом в гостинице был вечер «гугления» — когда мы пытались более-менее разобраться в этой чертовой «ситуации вокруг Сирии», пытались знакомиться с какими-то разными точками зрения и накрутили себя до того, что, когда в номере вдруг зазвонил телефон — дернулись, как в триллере «Звонок».
Утром под дверями номера я по обыкновению обнаружил свежую вашингтонскую прессу и, попивая ароматный кофе с заменителем сахара (так как сахара не нашел), — поперхнулся и залил этим кофе покрывало, потому что очередной статье про страдания сирийцев был предпослан подзаголовок в духе: оппозиция России и Китая не согласна с вето, наложенным этими странами на решение Совбеза ООН о военной операции.
— О боже, я все понял! — говорил я ребятам шепотом за завтраком. — Они развернули кампанию в прессе, чтобы начать военную операцию без решения ООН. Они накачивают общественное мнение, что на самом деле якобы все согласны даже в тех странах, правительства которых против. Вот какого заявления они от нас ждут!
— Нашими руками хотят развязать войну!
— Наши руки будут в крови!
Молодых писателей охватило отчаяние.
Вечером на прием с интервью мы ехали, как на войну.
Шутки на тему, что нашим очаровательным девушкам-прозаикам Алисе Ганиевой и Ире Богатырёвой следовало бы надеть футболки с русскими надписями «Х... войне» — как группе «Тату» на американском телевидении в лихую годину иракской кампании, — перемежались со вспышками паники. И вот мы на месте.
Роскошная вилла. Внушительная публика с внушительными визитками. Камеры. Светские беседы. Живой интерес к нашим книгам. Вот и вопросы: о молодой русской литературе, о жизни в России — в столицах и регионах, о наших книгах. Все очень доброжелательно. И назавтра я радостно рассказал журналистке «Вашингтон пост» веселую автостопную историю.
Никакой Сирии.
Никто не подталкивал нас ни к каким «заявлениям» (заговорил я с интонациями Чулпан Хаматовой), и построенные нами фантомы (можно сказать — оборонные сооружения) теперь самим казались смешными.
После этого в нашем «марш-броске» по Штатам было много интереснейших встреч и мероприятий: большое выступление в Нью-Йоркской публичной библиотеке — мы были не просто первыми русскими писателями, допущенными в большой зал, мы еще и собрали этот зал — люди даже стояли; встречи с издателями, журналистами, студентами, отдельные выступления Ольги Славниковой и Алисы Ганиевой на радио и даже беседа в госдепартаменте — беседа всего лишь о программах писательских обменов, в основном под эгидой именитых университетов.
Самое смешное, что госдепартамент оказался единственным местом, где речь о политике не зашла вообще. Присутствовавший «специалист по России» оживился, только когда увидел на пальто Иры Богатырёвой самодельную брошку в виде рыжего кота, и услышал байку, что если загадать желание и погладить этому коту брюхо, то желание непременно сбудется. Сотрудник госдепа тут же радостно погладил кота. Загадал ли он при этом «оранжевую революцию» в России, нам неведомо.
Но мы рано забыли про Сирию. «Вашингтонский обком» не дремал.
Погожим нью-йоркским вечером мы поймали такси на углу Сорок второй улицы, чтобы ехать в гостиницу. Вчетвером перемещаться на такси было дешевле, чем на метро.
Услышав наши разговоры на русском, таксист задал стандартный вопрос «where are you from, guys?», после чего начал строго и озабоченно спрашивать о якобы деструктивной позиции России по Сирии.
И тут-то мы выдали все наши продуманные, прочувствованные, выстраданные речи, в которых долгими бессонными ночами взвешивали каждое слово.
Остается добавить только, что сам таксист оказался эмигрантом из Алжира.
Игорь САВЕЛЬЕВ, писатель, г. Уфа
