В нем было что-то завораживающее: боевой генерал с миниатюрной, даже хрупкой фигурой. Безупречно воспитанный, галантный и даже куртуазный. Когда мы встретились в Варшаве, Войцех Ярузельский поразил меня завидной осанкой и славной русской речью. Русскому он выучился в Сибири.
Ярузельский родился в 1923 году, его отец владел немалым земельным наделом. От наступавших немецких войск семья бежала в Литву. Но туда пришла Красная Армия. Семью выслали на Алтай, в тайгу — валить лес. Отца как землевладельца (классовый враг!) посадили в лагерь. Потом отпустили, но он был совершенно истощен и вскоре умер. Похоронен в Бийске.
Жизнь будущий президент Польши начинал в роли бесправного спецпоселенца. Но на Россию не обиделся. В 1943 году ему разрешили вступить в польские части, которые формировались на советской территории. Сражался против немцев. После войны стал генералом. В 1968 году его назначили министром обороны, в октябре 1981-го — первым секретарем ЦК. Это был акт отчаяния: в Польше рушился социалистический строй.
На судоверфи в Гданьске возник первый в социалистическом лагере свободный профсоюз «Солидарность». И сразу превратился в широкое социальное движение. Рабочие отстаивали не только право на забастовки, но и требовали транслировать по воскресеньям католическую проповедь по радио. К рабочим присоединилась интеллигенция. Социалистической Польша оставалась только внешне.
В Москве на заседаниях Политбюро били тревогу: «Нам нельзя терять Польшу, надо вводить чрезвычайное положение для спасения революционных завоеваний». Понимали: «бациллы демократии» распространятся и на другие социалистические страны. В том, что народные выступления должны быть подавлены, в Политбюро никто не сомневался. Не могли решить: кто это сделает? Сами польские власти или же придется, как в Чехословакии в 1968-м, вводить войска Варшавского договора?
Брежнев внушал Ярузельскому:
— Надежда защитить социализм путем переговоров, без использования всех возможностей власти вплоть до арестов, — иллюзия. Не требует ли нынешняя обстановка введения военного положения?
Генерал медлил, не спешил давить «Солидарность». Беседовал с главой польской католической церкви архиепископом Юзефом Глемпом и лидером «Солидарности» электриком Лехом Валенсой, обсуждал идею фронта национального согласия. Не договорились. Ярузельский побаивался церкви: если архиепископ выступит против военного положения, он превратится во второго Хомейни, и тогда власть не удержать.
Польское руководство раскололось. Несколько генералов предложили Москве сместить нерешительного Ярузельского. Другие не желали выступать против собственного народа. Советские разведчики донесли в Москву, что в Варшаве на закрытом заседании один из польских руководителей обреченно заметил:
— Если не сможем пресечь действия распоясавшихся экстремистов, кончится тем, что они всех нас повесят на телеграфных столбах.
Другой член польского политбюро ответил:
— Или же придут советские войска, и мы все равно окажемся на тех же столбах…
Заместитель министра обороны СССР генерал-полковник Владислав Ачалов, который в ту пору командовал 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизией, описывает в своей мемуарной книжке, как вместе с командирами полков отправился в Варшаву на рекогносцировку: «7-я дивизия должна была действовать в первом эшелоне — оседлать варшавский аэропорт и обеспечить высадку основных сил, которым предстояло взять под контроль здания ЦК партии, сейма, государственного банка, МВД и министерства обороны. Частью сил предполагалось создать рубеж обороны вокруг столицы на случай выдвижения сил Войска Польского».
Некоторые польские руководители и военные предупреждали: в случае вмешательства советской армии выступят против нее с оружием в руках. И в Москве предполагали, что собратья по Варшавскому договору могут встретить гостей огнем.
Генералу Ачалову доверили особо секретную миссию: «Лично командующий воздушно-десантными войсками и начальник генерального штаба поставили мне задачу: интернировать Войцеха Ярузельского и членов правительства, а также руководителей Польской объединенной рабочей партии и министерства обороны».
Что же помешало?
Афганистан, где уже шла кровопролитная война. Вести две войны одновременно не хотели. Понимали, что вероятные экономические и политические санкции Запада будут крайне тяжелыми для Советского Союза.
«Представителей, как теперь принято выражаться, силовых ведомств вызвали к Брежневу, — вспоминал председатель КГБ Виктор Чебриков. — Первыми к нему в кабинет вошли военные. Они были за ввод войск. Судя по их настроению на выходе, им удалось склонить генсека на свою сторону. Меня он принял последним. Я изложил ему мнение Комитета госбезопасности о возможных и катастрофических для нашей страны последствиях такого решения. Бойкот экономический, политический и культурный».
Слава богу, что этого не произошло. В истории взаимоотношений наших стран и так слишком много кровавых зарубок…
Войцех Ярузельский должен был спасти социализм в Польше. Но генерал надеялся еще спасти и себя самого. Он хотел создать у поляков впечатление, что, принимая жестокие меры, избавляет страну от вторжения иностранных армий. Он действовал в одиночку. В Москве не знали, что он предпримет. Подозревали, что он ведет двойную игру. Нервничали.
10 декабря 1981 года ситуация в Польше обсуждалась на заседании Политбюро:
«Ярузельский водит нас за нос… Ярузельский либо скрывает план конкретных действий, либо попросту уклоняется от проведения этого мероприятия».
Говорят, что поляки особенно хороши в поэзии, любви и интригах. Но национальные стереотипы ничего не стоят. Главное в характере Ярузельского — нетипичная для эмоциональных поляков скупость эмоций. Не только темные очки делали его непроницаемым. Таким он был по характеру. Хорошо знавшие генерала люди говорили мне о его исключительной взвешенности, осторожности. Его сравнивали с генералом Пиночетом, который совершил военный переворот в Чили. Но Ярузельского с Пиночетом роднили только черные очки. Ярузельский не хотел проливать кровь и не приказывал убивать.
В ночь на 13 декабря 1981 года он ввел в Польше военное положение. Не до конца верил в успех. Сказал мелодраматически:
— Если план провалится, мне останется только пустить себе пулю в лоб.
Невероятно популярный профсоюз «Солидарность» запретили, газеты, его поддерживавшие, закрыли. Военное положение — это бронетранспортеры на улицах, повсюду солдаты. Телефонную связь отключили, школы и институты закрыли, ввели комендантский час, разослали военных комиссаров на предприятия и запретили ездить по стране без нужды. Интернировали двадцать три тысячи человек. Валенсу военные увезли из дома. С ним разговаривали уважительно, называли «пан председатель».
В столкновениях с полицией погибли девяносто человек. Архиепископ Глемп призвал подчиниться властям, чтобы избежать кровопролития:
— Нет ничего важнее человеческой жизни. Даже если мне придется стать для этого на колени, я буду просить вас: не беритесь за оружие!
А в Москве были не очень довольны Ярузельским. Считали, что, совершив первый правильный шаг, надо идти дальше. Не нравилось, что Ярузельский отказался посадить Леха Валенсу на скамью подсудимых. Возмущало стремление генерала смягчить режим военного положения. Брежнев писал ему: «В какой степени оправданы принятые вами меры — освободить значительные массы интернированных, полностью отменить комендантский час, снять ограничения на выезд и перемещения по стране иностранных журналистов и дипломатов?»
Но у польских руководителей — иная история и иной менталитет. 16 июня 1983 года в страну прилетел папа римский, поляк по рождению. Спустившись по трапу, он поцеловал родную землю. Иоанна-Павла II принял Ярузельский. Он вспоминал, как от волнения у него тряслись ноги и подгибались колени. Через месяц он отменил военное положение.
Военная акция поставила крест на социалистическом строе. Полякам стало окончательно ясно: власть, которая отказывает людям в элементарных правах, боится профсоюзов, затыкает рот церкви и закрывает газеты, — никуда не годится. Компартия добровольно отдала власть «Солидарности». Войцеха Ярузельского на посту президента сменил Лех Валенса.
Сам генерал потом скажет:
— В 1981 году мы добились военной победы, но потерпели политическое поражение.
Ему пришлось несладко. Его сажали на скамью подсудимых — за использование военной силы против народа. Но свою репутацию он сберег. Чехословацких руководителей, которые в 1968 году пригласили чужие армии, презирают. А Ярузельского защищали даже бывшие диссиденты.
Я спрашивал Адама Михника, главного редактора самой популярной в Польше «Газеты выборчей», как он относится к генералу, который во время военного положения отправил его в тюрьму.
— Теперь мы друзья. Иногда ходим вместе с Ярузельским в ресторан. Скандал! Наши радикалы-антикоммунисты злобствуют: «Михник — предатель!» Они не понимают, что если бы Ярузельский не ввел военное положение, порядок в нашей стране наводил бы командующий войсками Варшавского договора. Ярузельский бескровно вывел Польшу из социализма. Никто не думал, что это возможно.
