Но в самом российском обществе достижения наших бывших соотечественников, уехавших искать счастья за границу, оцениваются не по вкладу в науку или культуру другой страны. Говоря о русских в Америке, большинство из нас вспоминают не университетских профессоров, а Брайтон-Бич с его разухабистой «русской» жизнью.
Брайтон-Бич — это, конечно, особая история. Но такие колонии, только в миниатюре, есть практически в любом крупном европейском городе, куда судьба забрасывает русскоязычных из стран бывшего Советского Союза.
В Берлине есть Марцан.
Я никогда не был в Марцане, районе, где проживают довольно компактно несколько тысяч (а может, несколько десятков тысяч) моих бывших соотечественников. И вот — пришлось побывать.
Захотелось окрошки. А где еще в немецкой столице можно купить квас, как не в русском магазине? Немцы ведь этот напиток не пьют, и в их супермаркетах его не найдешь. Конечно, есть русские магазины в самом центре Берлина, например, поблизости от главной торговой улицы Курфюрстендамм. Но я живу на окраине, в нескольких минутах езды от Марцана, и решил заглянуть в ближайший магазин, адрес которого нашел в Интернете.
Некоторые атрибуты Брайтон-Бич в Марцане, безусловно, присутствуют. Но лишь некоторые. Скажу так: если кто-то очень скучает по атмосфере, царившей в столичных и периферийных российских городах в середине 90-х, — добро пожаловать в Марцан! Из динамиков, вынесенных продавцом компакт-дисков на улицу, льется такой шансон, что сам король жанра Шуфутинский «позавидовал» бы мелодике и текстам «произведений» неизвестных мне авторов. И люди одеты так, как даже тогда, в 90-е, одевались лишь самые брутальные представители отечественных рабочих окраин.
Дома в Марцане такие же панельные, как в Бирюлеве, а русская речь так же богата «фразеологизмами» и «междометиями», как в самой России. Только она уже чуть-чуть с акцентом как будто…
Я купил бутылку кваса и, проходя мимо прилавка с сушеной рыбой, заинтересовался ассортиментом. «Какая воблочка с икрой?» — спросил я по-русски, ни секунды не сомневаясь, что услышу ответ на родном языке. Но мне не просто ответили на нем — интонация и манера разговора тоже были родными до боли.
Продавщица Людмила посмотрела на меня тяжелым взглядом из-под бровей: «Вы что, сами не видите? Вот эта с икрой, а эта — без! Брать будете?» Взял. Попутно выяснив, что Людмила живет в Берлине уже лет десять, приехала с мужем из Казахстана, немецкого почти не знает, да особенно и не нуждается в нем: большая часть ее жизни проходит в русскоязычном Марцане.
А чешские Карловы Вары говорят уже исключительно по-русски. Там представителю коренного населения, чеху, чтобы устроиться на работу, особенно в сфере услуг, русский язык нужно знать обязательно. И не только потому, что без него трудно общаться с гостями курорта, большинство из которых россияне. Многие бизнесмены из России ведут свои дела в Карловых Варах, являются хозяевами гостиниц, ресторанов, торговых фирм.
Но те из наших, кто приехал в Чехию всерьез и надолго, сами учат чешский и учатся любить эту страну. В получасе езды от Карловых Вар есть городок Киншперк с населением пять тысяч человек. Несколько веков назад король своим указом дал городу право варить пиво (документ этот, кстати, сохранился до сих пор). Тогда и была построена местная пивоварня. Последние шестьдесят лет она не работала и пришла в такое состояние, что жители Киншперка были уверены: пива здесь больше не будет никогда.
Но они ошиблись. Два молодых человека из России, Сергей Черничкин и Денис Сабитов, купили пивоварню — вернее, то, что от нее осталось, — отремонтировали, установили оборудование, нашли хорошего пивовара-чеха, знающего секреты производства национального напитка, — и киншперкское пиво стали пить не только горожане. В первый же год работы завода его продукция была признана лучшей во всем Карловарском крае.
В «прошлой жизни» Сергей Черничкин владел четырьмя популярными ресторанами в Екатеринбурге. Несколько лет назад там свой бизнес продал, а полученные деньги вложил в чешское пиво. Почему свернул дела в Екатеринбурге и уехал в Киншперк — это отдельная тема, с которой хорошо знакомы все мелкие и средние предприниматели в России. Сам Сергей сформулировал так: «В Чехии человеку, который хочет хорошо, на совесть делать дело, не только не мешают, а всячески содействуют. Здесь понятны правила игры, и если ты живешь и работаешь по закону, за завтрашний день можешь не волноваться. В России иначе…»
В качестве примера Сергей привел трагедию в пермском клубе «Хромая лошадь», которая произошла 5 декабря 2009 года (тогда в пожаре погибли 156 человек). Чиновники пришли в ресторан к Сергею уже через несколько дней и потребовали закрыть заведение, ссылаясь на недостаточность противопожарных мер, хотя за год до этого все было тщательно проверено, недостатки, указанные специалистами, устранены и разрешение на работу от соответствующих инстанций получено. Но проверяющие намекнули, что вопрос можно, как говорится, решить. Тогда Сергей понял, что не хочет больше заниматься бизнесом в России.
Его жена Злата закончила консерваторию. Сейчас, после рождения ребенка, постепенно приходит в свою нормальную вокальную форму и собирается прослушиваться в одном из чешских оперных театров. Когда я спросил ее, скучает ли она по родным березкам и «русской душе», она с улыбкой ответила: «Нет. Природа здесь такая же, только чище, а люди улыбчивее».
Не скучать по березкам и широте русской души, однако, дано не всем. Один мой старый приятель, назовем его Николаем, много лет назад уехал в Австрию — за своими родителями-пенсионерами. Он прожил там несколько лет, прекрасно выучил язык, мог работать и хорошо зарабатывать. Он туда перевез жену, там у него родился ребенок, но... он вернулся в Россию. Один. Стариков и жену с сыном навещает два раза в год.
Надо сказать, что молодость у Николая выдалась бурная, вполне в рамках (а может быть, и за рамками) известного девиза «Секс, наркотики, рок-н-ролл». И хотя девиз этот родился на Западе, мой товарищ привык воспринимать его с младых своих лет по-русски.
«Конечно, я и там, в Австрии, состоял в рокерском клубе. Но это было так пресно, так культурно и сладко, что меня воротило в буквальном смысле. В границах, определенных спокойным и чопорным австрийским обществом, было душно» — вот такая у Николая тоска по русской душе. Сейчас он, как в молодости, гоняет на мотоцикле по Москве. Сын его, которому уже пятнадцать лет, по-русски говорит, но в Москве никогда не был и приезжать не хочет.
Чешский пивовар Сергей Черничкин не исключает, что когда-нибудь вернется в Россию. Но только как бизнесмен, если решит продвигать свой европейский бренд на бывшую родину. Сейчас Сергей и Денис строят в Киншперке, прямо у себя на пивоварне, большой актовый зал для нужд города. Работы еще не закончились, а зал зарезервирован на месяц вперед. Такого места для собраний и торжеств в городке нет, и староста Киншперка Томаш Свобода не нарадуется на этих русских, которые счастьем «свалились» на его седую голову.
Размеренная жизнь, уверенность в завтрашнем дне, возможность честно учиться, работать и зарабатывать, знать языки, строить будущее своих детей — этого хотят многие. Не у всех получается: не все русские могут избавиться от генетически заложенной потребности жить по-нашему.
Те, кому это дано — как русским математикам, меняющим систему образования в США, или таким, как Сергей Черничкин, — они рано или поздно объединят в себе все лучшее русское со всем лучшим из того, что у нас принято считать не своим. И как раз за такими, мне кажется, завтрашний день — причем не только за границей, но и в самой России. Если бы еще власть это поняла...
