Каждому автомобилисту знакомо это отвратительное ощущение: внезапно машина погружается в грязь, и сколько бы ты ни нажимал на педаль газа, это лишь порождает чавкающие звуки. Колеса послушно крутятся. Но машина не только не трогается с места — с каждой новой попыткой выбраться шансов на успех становится все меньше и меньше.
Именно этот образ сидит у меня в голове, когда я думаю о ситуации, в которой сейчас оказались Украина и России. То, что сейчас происходит в соседней стране, — это стопроцентная вина украинской политической элиты. Киевскую верхушку можно сравнить с безумцем, который радостно строит планы на свою дальнейшую жизнь, но при этом надевает себе камень на шею и бросается с высокого моста в воду.
Лозунг «Запад решит за нас все наши проблемы» превратился в глазах украинского правящего класса в фетиш. «Мы не сеем, не пашем, не строим, а гордимся общественным строем» — прибавьте к этой старой советской шутке все более жестокую гражданскую войну, и вы получите исчерпывающую картину происходящего в соседней стране.
Но вот в чем еще следует откровенно признаться самому себе: зрелищно провалившись во всем остальном, Киев преуспел на одном-единственном направлении. Украинские лидеры сумели намертво привязать Россию к негативным явлениям в своей стране. Москва оказалась в ловушке.
Мы не в силах покончить с украинским кризисом тем способом, на котором настаивают официальный Киев и Запад. В начале этой недели советник министра внутренних дел Украины Антон Геращенко заявил на брифинге: «Если бы господин Путин под давлением мировых держав отказался от поддержки террористов, то мы бы закончили все на Донбассе за пару недель. Просто перестали бы поступать боеприпасы, наемники. По российским телеканалам пошли бы ролики о том, что на Украине все в порядке и ее спасать не нужно. Пару недель — и мы бы все закончили».
Советник украинского министра — это в мировой политической иерархии должность очень и очень скромная. Но в данном случае устами Антона Геращенко «глаголют» и Порошенко, и Обама и лидеры ЕС. Все эти политики верят (или делают вид, что верят) в красивую, но до предела примитивизированную версию причин конфликта. Путин, согласно этой версии, выступает в роли злого волшебника, который заколдовал юго-восток Украины и легко может его расколдовать.
Проблема с такой постановкой вопроса — даже не в том, что России предлагают собственноручно написать акт о собственной политической капитуляции, а затем вымыть пол в банкетном зале и накрыть за свой счет богатый стол для «победителей». Проблема в том, что реальные возможности России безбожно преувеличиваются.
На мятежном украинском юго-востоке действуют вовсе не стройные ряды дисциплинированных путинских «наймитов». Там бушует стихийная сила, для которой Путин — человек, конечно, авторитетный и уважаемый, но не более того. Вернуть в регион спокойствие можно только в случае, если РФ, США и ЕС достигнут полного согласия и будут действовать в этом вопросе единым фронтом. Вместо этого Москве предлагают: пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что.
Это оставляет России только один вариант действий: мириться с тем, что на нее, словно из отравленного рога изобилия, с мучительной медлительностью сыплются все новые и новые санкции и угрозы санкций. «Ситуация деградирует» — такую фразу сейчас модно использовать, рассуждая про Украину. Но «ситуация деградирует» не только на Украине. Кризис в соседней стране запустил множество напрямую касающихся России «деградационных процессов». Некоторые из этих процессов очевидны для всех, некоторые — пока невидимы, некоторые — и вовсе проявят себя спустя годы, если не десятилетия.
Премьеру Медведеву нечасто удается ухватить «дух времени». Но в четверг на заседании правительства это у него почти получилось: «Мы просто вернемся в 1980-е годы в отношениях с государствами, которые такие санкции вводят». Почему я употребил слово «почти»? Потому, что нельзя предсказывать возвращение того, что уже вернулось.
Новая холодная война — это не перспектива на завтра или послезавтра. Это уже наше сегодня. В плане политических отношений с Западом мы вновь живем в 80-е годы — или, вернее, той части того десятилетия, которая предшествовала горбачевской капитуляции перед Западом. Хочется верить, что «новые 80-е» закончатся по-иному.
