Есть волшебная фраза, произнеся которую можно объяснить любые действия властей так, что у большинства населения сразу пропадает желание задавать вопросы, что-то уточнять или переспрашивать — все и так понятно: «Это же наши национальные интересы».
С одной стороны — принимаем «закон Ротенберга», доказывая и своим и чужим, что знатных бояр в обиде не бросим, всем миром скинемся, но не допустим обнищания первой сотни богатых россиян. С другой стороны — собираемся отменять материнский капитал, самую эффективную программу стимулирования рождаемости, потому что в казне мало денег осталось из-за санкций. Отменяем строительство моста через Лену, сокращаем расходы на асфальтирование федеральной трассы Якутск — Невер (станция Транссиба), которых ждали несколько десятилетий, потому что — национальные интересы: нужен мост через Керченский пролив. Национальными интересами можно объяснить абсолютно все: с кем дружить, кого ненавидеть, кого поддерживать, кого проклинать, какие законы принимать, почему необходимо поднимать налоги...
И не то чтобы мы одни так поступали. Американцы постоянно свои действия, хорошие и не очень, объясняют национальными интересами. Но принципиальное отличие, на мой взгляд, состоит в том, что в США эти национальные интересы формировались еще со времен «отцов-основателей», в XVIII веке. Да, они видоизменялись, что-то добавлялось, что-то убиралось, но основная суть и посыл верны сегодня так же, как в 1776 году. То, что делает правительство США, непременно должно отвечать двум критериям: гарантировать свободу и безопасность собственных граждан. Трактовать эти критерии можно очень по-разному, но если президент начнет заигрываться с этой трактовкой, верховный суд или конгресс/сенат быстро «настучат ему по голове». Конечно, никто не застрахован от ошибки, но сейчас не об этом.
Вопрос в другом. Отличие России от США заключается том, что логика действий американских властей как проводника этих национальных интересов — вполне прозрачна и предсказуема, а у нас все очень запутано. Бурная отечественная история — революции, радикальные смены политических ориентиров, — мягко говоря, наложила тут свой отпечаток. Но в 1993 году мы приняли Конституцию, где наши национальные интересы прописаны черным по белому, и, соответственно, логика властей должна быть понятна. А самое главное — понятно, для кого существует государство: по идее — для граждан России и во благо граждан России. Здесь важно отметить, что по Конституции под «гражданами» понимаются все 140 миллионов россиян, а никак не несколько преторианских когорт и сенат.
В первой половине нулевых годов мы строили демократическую Россию, боролись с олигархами, чьи интересы далеко не всегда совпадали с интересами государства, «выправляли» экономику и подавляли сепаратизм. Несмотря на разные перегибы, по большому счету этот период можно назвать успешным — с точки зрения и государства, и граждан, ради которых оно существует. Но со второй половины первого десятилетия XXI века, после того как удалось сформировать каркас для «нормального» развития, интересы граждан как физических лиц начали постепенно задвигаться на второй план: экономика не стала главным приоритетом — и мы упустили множество возможностей радикально изменить волнообразный ход истории России. Впрочем, бурный экономический рост (в смысле — наплыв нефтедолларов) смог компенсировать упущения, позволив обществу утвердиться во мнении, что можно следовать интуиции одного человека — и для развития страны этого достаточно.
Затем наступил период «несбывшихся надежд». Президент Медведев на словах смог очертить национальные интересы. Правильность предложений Медведева была не столько в развитии институтов демократии, сколько в подходе к определению задач модернизации и необходимости утверждения верховенства права. Также тогдашний президент предложил деидеологизировать внешнюю политику, привязав ее к интересам модернизации. Но что, пожалуй, самое главное — Медведев времен президентства (сегодня это, кажется, другой человек) предложил закрепить интересы конкретного гражданина в качестве главного ориентира деятельности государства. Раньше ничего подобного не было, но в итоге это так и осталось неким романтическим образом.
Куда мы идем сегодня, что строим? Какие ориентиры есть у России начиная с 2012 года?
Если все-таки продолжать считать высшим интересом государства национальное благосостояние и материальную обеспеченность граждан, то возникает вопрос: почему мы постепенно движемся в обратную сторону? Модель экономического развития, которая все эти годы подпитывала возможность не обозначать национальные интересы в конкретных формулировках, очевидно, исчерпала себя. Даже при цене на нефть в $100 и выше наша экономика показывала почти нулевой рост, а теперь, когда нефть опустилась ниже $90, уже и люди, встроенные во власть, хватаются за голову. Недавнее выступление Грефа на форуме ВТБ — яркий тому пример. Тем не менее никто не предлагает пересмотреть подход к экономическому развитию так, чтобы стимулировать рост. Все — ждут.
Если национальным интересом является включение России в процессы международного развития и управления, то мы провалили и это направление. Россия постепенно уходит в изоляцию, примеряя в глазах и западных, и некоторых восточных партнеров поношенную «шинель». Объясняя это, наш МИД транслирует популярный постулат о двойных стандартах Запада и его попытках «очернить Россию». О'кей, ладно, но ведь варианта выхода из кризиса никто не предлагает. Все — ждут.
Говорить об укреплении гарантий прав граждан, о политическом плюрализме или о роли гражданского общества, похоже, уже нет смысла. Но в остальном граждане России вполне заслуживают от правительства разъяснения нового плана действий или хотя бы каких-то намеков на осознание нашего положения и его риска измениться к худшему в будущем.
Долгое время было принято списывать отсутствие в РФ четкой стратегии национальных интересов на то, что наша власть — блестящий тактик, и поэтому мы решаем задачи «по мере их поступления». Предположим, что так и было. Но если раньше личные интересы граждан часто совпадали с интересами власти, то в последнее время они, на мой взгляд, начали расходиться: ни долговременный разлад с Западом, ни экономическая стагнация/изоляция, ни сжимание гражданских свобод не являются в XXI веке сколь-либо годными национальными интересами.
В 2000 году мы доверились видению одного человека — и что мы имеем сегодня в сухом остатке? В условиях высочайших и стабильных цен на нефть мы научились организовывать дорогостоящие спортивные мероприятия, строить «мосты в никуда», но не научились строить современные заводы, собирать качественные машины, не говоря уже о компьютерах или телефонах. Мы вошли в тройку стран с наибольшим количеством миллиардеров, но не смогли пробиться даже в первую сотню в рейтинге лучших вузов. Мы вбили последний гвоздь в действовавшую систему безопасности в Европе, но не смогли предложить взамен новой. Но что самое главное — в начале нулевых у нас была вера в лучшее завтра, а сегодня, пожалуй, в лучшее завтра уже никто в здравом уме не верит.
К разочарованию любителей жанра конспирологии, никакого высшего смысла в происходящем, похоже, нет. В условиях системы, где решения принимаются очень узким кругом людей, риск допустить ошибку возрастает объективно и многократно. И главная причина, по которой большинство населения называет небесспорные со стратегической точки зрения решения продиктованными национальными интересами, — это наличие десятка телеканалов, сотни политологов и тысячи журналистов, убеждающих общество в правоте каждого телодвижения власти. Но ведь граждане под воздействием перемен в их частной жизни со временем могут откорректировать свое понимание национального интереса. Не в интересах ли власти успеть сделать это раньше?
