Нашествие беженцев на Европу и драма русской эмиграции: исторические параллели

«Казакам на Лемносе отвели хлева и сараи, где раньше разводили шелковичных червей»

В Европе – новое «великое переселение народов». Поезда и корабли, набитые мигрантами из Сирии, Афганистана, Ирака, толпы измученных неопределенностью людей на вокзалах, площадях, отчаянные попытки прорваться силой в страны Запада... В новейшей истории можно отыскать, пожалуй, лишь одну аналогию нынешнему «нашествию»: «девятый вал» русской эмиграции, хлынувший из захваченной большевиками бывшей империи. Как тогда, более 90 лет назад, складывались отношения «гостей» и «принимающей стороны»?

«Казакам на Лемносе отвели хлева и сараи, где раньше разводили шелковичных червей»
Первая волна русской эмиграции

На сегодняшний день общее количество «визитеров» из неблагополучных стран Ближнего Востока и Африки, добравшихся до Европы только с начала года, оценивается приблизительно в 350 тысяч человек.

Количество эмигрантов так называемой «первой русской волны» точно определить так и не удалось, но их все-таки было гораздо больше. Согласно подсчётам американского Красного Креста, численность беженцев из России на 1 ноября 1920 года составляла 1 миллион 194 тысяч человек, позднее эта цифра в документах организации увеличилась до 2,1 миллиона человек. По данным Службы по делам беженцев Лиги Наций, к августу 1921 года насчитывалось более 1,4 миллиона беженцев из Россия.

Возникновение этого людского потока можно было спрогнозировать заранее, когда «белые» армии стали терпеть поражения на севере, западе, юге потрясенной революцией страны. И некоторые из лидеров «белого движения» предусмотрительно озаботились проблемами будущей массовой эмиграции.

Генерал барон Врангель еще в мае 1920 года распорядился учредить так называемый «Эмиграционный Совет», который год спустя, в разгар событий, был переименован в Совет по расселению русских беженцев.

Барон Пётр Николаевич Врангель. Фото: commons.wikimedia.org

Именно этому Совету удалось договориться с Францией об оказании помощи будущим беженцам, а также с Турцией (которая, впрочем, находилась после поражения в 1-й мировой войне под административным контролем победителей – французов и англичан) – о приеме основного потока русских эмигрантов после разгрома на южных фронтах войск Деникина и самого Врангеля.

Большинство из этих эмигрантов составляли военные, а также члены их семей. Гражданских и военных беженцев расселяли в лагерях под Константинополем. Позднее оттуда русские в массовом порядке перебирались во Францию, Югославию, Германию...

Расклад в итоге получился такой: больше всего эмигрантов «досталось» Турецкой республике – около 300 тысяч. Свыше 200 тысяч наших соотечественников перебрались в Германия, Франция приняла на своей земле порядка 200 тысяч (это государство официально признало «белое» правительство барона Врангеля и подписало соглашение, по которому брало под свою защиту русских беженцев). В Болгарии, Греция, Югославии, Чехословакии осело по 30-40 тысяч... Впрочем цифры эти весьма условны, поскольку русские эмигранты постоянно «передислоцировались», перебираясь в поисках лучшей жизни из одного государства в другое.

Спасибо Нансену за паспорт

15 декабря 1921 года ВЦИК и Совнарком РСФСР приняли декрет, согласно которому прав российского гражданства лишались лица нескольких определенных категорий, – в этот перечень попадали подавляющее большинство эмигрантов. Так что отныне все эти люди оказались формально «ничейными» – лицами без гражданства. Впрочем на протяжении некоторого времени их интересы защищали прежние, сохранившиеся еще с дореволюционного времени российские посольства и консульства. Однако по мере их реорганизации и замены сотрудников на новые «большевистские» кадры эта помощь прекращалась. Но на смену пришли другие, специально организованные инстанции.

27 июня 1921 года Совет Лиги наций принял решение создать должность Верховного комиссара по делам русских беженцев. Им стал знаменитый полярный исследователь Фритьоф Нансен. Именно по его инициативе начиная с 1922 года появились так называемые «нансеновские паспорта» для эмигрантов из России, которые помогли людям, лишенным своей родиной гражданства, найти приют в других странах.

Вместо гербовых печатей в эти документы вклеивались специальные марки стоимостью 5 франков, после чего паспорт приобретал законную силу и легализовал пребывание своего владельца на территории зарубежного государства без необходимости получать его гражданство. А средства, вырученные от продажи упомянутых гербовых марок шли в особый фонд, использовавшийся в том числе для облегчения переселения и устройства беженцев в заокеанских странах, прежде всего в Южной Америке.

Другая часть денег стала поступать позднее одному из подразделений образованного в 1924 году в Париж Эмигрантского комитета. Этот комитет выполнял посреднические функции между Офисом по защите интересов российских беженцев (эмигрантского учреждения, ставшего преемником русского генерального консульства в Париже), французским правительством и колонией русских переселенцев.

Среди известных обладателей «нансеновских паспортов» – писатель Владимир Набоков, балерина Анна Павлова, композиторы Сергей Рахманинов и Игорь Стравинский, художник Илья Репин... Дольше всех с такое удостоверение личности служило легендарной старейшине русской общины в Тунисе графине Анастасии Ширинской-Манштейн, которая прожила с нансеновским паспортом 70 лет, успев незадолго до смерти вновь стать гражданкой России и обменять его на российский паспорт современного образца.

Графиня Анастасия Ширинская-Манштейн. Фото: commons.wikimedia.org/mitropolia-spb.ru

Жизнь и смерть в хлеву

Специфический момент: «хозяева положения» – бывшие союзники царской России по войне, Англия и Франция вполне благосклонно отнеслись к идее барона Врангеля сохранить на чужбине подчинявшиеся ему части русской армии.

Страны Антанты всерьез рассчитывали использовать эту силу в будущем – во время нового «похода на большевиков». Но, с другой стороны, русские полки, батальоны, сотни, многочисленные воинские союзы, сформированные руководителями эмигрировавшего «белого» движения оказались фактически вне закона.

Во Франции, Польша и других странах, на территории которых они располагались, тамошнее законодательство не допускало существования каких-либо иностранных организаций, «имеющих вид устроенных по военному образцу соединений». «Ещё сильнее, чем физические лишения, давила на нас полная политическая бесправность. Никто не был гарантирован от произвола любого агента власти каждой из держав Антанты. Даже турки, которые сами находились под режимом произвола оккупационных властей, по отношению к нам руководствовались правом сильного», – вспоминал один из сотрудников штаба Врангеля Н. Савич.

Русским эмигрантам пришлось пережить немало трудностей. В ноябре из Крым к берегам Турция пришла громадная русская эскадра – около 130 военных и гражданских судов разного типа. На них эвакуировались более 150 тысяч русских беженцев. И всем этим тысячам людей пришлось для начала две недели жить на своих перенаселенных кораблях, стоящих на рейде Константинополя: турецкое правительство разрешило перебраться на берег, в удобный гостиничный номер лишь самому генералу Врангелю.

Через несколько дней среди корабельных «сидельцев» начался настоящий голод (по словам одного из участников событий, буханку хлеба приходилось делить чуть ли не на 10-15 человек), быстро росло количество заболевших. Как вспоминали очевидцы, вокруг замерших на якорной стоянке русских кораблей сновали турецкие лодки, с которых предлагали еду и воду в обмен на ружья, револьверы, драгоценности, хорошую одежду... Наконец после долгих переговоров с французским оккупационным командованием, было получено разрешение свезти русскую армию на берег и разместить в трех военных лагерях.

Впрочем такое благорасположение бывшие союзники проявили отнюдь не бескорыстно. Французская миссия в Константинополе поставила условие: переезд войсковых подразделений на берег в обмен на их оружие. В итоге французам было передано 45000 винтовок, 350 пулеметов 12 миллионов патронов, 60000 ручных гранат, а еще – тысячи комплектов обмундирования, более 500 тонн дефицитной кожи...

В общей сложности такой «вынужденный презент» потянул на сумму около 70 миллионов франков. Впрочем, часть этих денег была потом израсходована на содержание русских лагерей.

Один из них располагался в Галлиполи. На этом пустынном, открытом ветрам полуострове русским войскам пришлось разместиться в старых бараках и сараях, которые оказались плохим убежищем во время наступивших вскоре зимних холодов. Некоторые из беженцев не выдерживали столь суровых условий: за первые месяцы умерло около 250 человек.

Снабжение пищей, обеспечиваемое французами, было скудным. Один из «галлиполийцев», полковник М. Левитов, вспоминал: «Для улучшения питания с нашей стороны были приняты меры. Так, Корниловский ударный полк арендовал клочок земли, и ему удалось собрать с него какой-то урожай. В Дарданелльском проливе была организована рыбная ловля...»

Другой лагерь, предназначенный для русских казаков, находился на острове Лемнос. Вот что писал очевидец: «...Для жительства… отвели несколько громадных скотских хлевов и сараев, в которых разводили прежде шелковичных червей. Тысячи людей валялись прямо на грязных улицах отвратительной восточной деревни. Кое-где горели костры возле них лежали или бродили измученные и истерзанные казаки и офицеры самых разных частей и учреждений...»

Славянская помощь

Позднее с подачи Франции и Англии началась «русская демилитаризация» Турции: значительная часть российских эмигрантов, в том числе и военных, стала перебираться в другие страны. В том числе и в Болгарию, где для «братушек-славян» были созданы куда более благоприятные условия пребывания.

Уже вскоре после приезда первых русских беженцев в Болгарию здесь появилась специальная благотворительная организация – Русско-болгарский общественный комитет. Именно он взял на себя заботу о прибывающих эмигрантах: решал их жилищные проблемы, создавал пункты питания.

Самыми трудными становились, конечно, денежные проблемы. Как и в других странах, поначалу источником финансирования служили остатки общих русских «дореволюционных» средств, сконцентрированных на счетах Совета российских послов в Париже, а также на сохранившихся зарубежных счетах Главного Командования Русской Добровольческой Армии. Однако этих денег хватило ненадолго. И в такой ситуации болгары продемонстрировали, что умеют помнить добро.

Страна, несколько десятилетий назад освободившаяся из-под турецкого господства именно благодаря русской армии, теперь не поскупилась на деньги: с 1923 года болгарское правительство начинает ежегодно отчислять из госбюджета суммы на содержание осевших здесь русских эмигрантов. (Для них даже были введены некоторые особые льготы: бесплатный проезд по железной дороге к месту нового жительства, бесплатное лечение раненых и больных, освобождение от налогов на материальную помощь, присылаемую из-за рубежа).

Тепло к русским беженцам отнеслась и Югославия: их взял под покровительство король Александр, иммигрантам на первых порах платили пособие и дважды в день выдавали паек.

Парижские кокошники

Одним из самых популярных мест сосредоточения русской эмиграции стал со временем Париж. Сюда постепенно съезжались наши соотечественники из многих других мест. В итоге русское население французской столицы достигало 150 тысяч человек. Многие из эмигрантов, относившиеся прежде к привилегированным слоям русского общества, чувствовали себя здесь вполне комфортно: как-никак французский язык был для них почти родным.

Кроме того, трагические события в России и переезд оттуда в Европу многочисленных эмигрантов, часть из которых носила громкие титулы, стали причиной возникновения повышенного интереса к «русской теме».

Он проявился проявился и в массовом спросе на «славянские» кустарные изделия и продукцию русских домов моды. Вот тут и возникла возможность у беженцев заняться «малым бизнесом».

«Отставленные от родины» дворяне, купцы, «дамы из общества» занимались изготовлением предметов для оформления интерьеров: делали штучную мебель, шили абажуры, декоративные подушки, драпировки. Появилось множество русских мастериц-надомниц, которые вручную изготавливали бижутерию, кукол в национальных костюмах, создавали вышитые сумки, зонтики, шарфы, расписывали «русскими» сюжетами платки...

Обозреватель журнала «Искусство и мода» Пьер де Тревьер писал: «В Париже есть не только русские рестораны. Кроме шоферов такси и учителей танцев, которые уверяют, что были царскими адъютантами, у нас есть нечто другое… У нас есть теперь все эти русские материи и украшения, созданные с редким искусством кустарями…».

Интерес к «русской теме» повлиял даже на парижскую моду. Появились «казацкий» и «кавказский» стили покроя костюмов и пальто, кроме того, благодаря многочисленным эмигрантам, французы «вспомнили» вдруг об исконно русских предметах одежды – таких, как кокошник и сапоги.

Востребованными оказались российские медики, а также земледельцы (ведь из-за недавней войны сельское население в стране значительно поредело, большое количество полей стояло необработанными; эти угодья можно было порой купить просто за бесценок).

Из всех союзных прежде России государств Антанты наименьшую лояльность проявляла к российским эмигрантам Англия. Британские власти относились к беженцам из «страны большевиков» подозрительно и даже ратовали за их возвращение в РСФСР. Обустроиться на территориях, подконтрольных британской короне, оказалось для русских эмигрантов едва ли не труднее всего. В самой Англии и в ее многочисленных колониях смогли осесть лишь несколько тысяч наших соотечественников.

В отличие от многих нынешних мигрантов, русские, бежавшие с Родины, жили мечтой о возвращении. Но прошли десятилетия до тех пор, пока их дети и внуки смогли хотя бы приехать в Россию.

Была ли виновата Европа в их большой беде? Кого винить — Германию с ее ролью в Первой мировой, Британию с ее интригами? Или лишь себя самих?

Однозначного ответа нет. Так же, как нет его сейчас для беженцев из Сирии, Ирак, Афганистан.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру