— На ваш взгляд, чем является сегодня НАТО для России? Это партнер, потенциальный противник или реальный враг?
— Принципиальные оценки нашего отношения к НАТО как организации, ее действий в сфере безопасности и военного строительства содержатся в основополагающих документах, прежде всего в Стратегии национальной безопасности и военной доктрине РФ.
Замечу, что, вопреки расхожим утверждениям западных пропагандистов, в качестве угрозы национальной безопасности России в стратегии квалифицирован не альянс как таковой, а предпринимаемые им конкретные действия, в том числе наращивание силового потенциала и наделение глобальными функциями, реализуемыми в нарушение международного права, активизация военной деятельности стран блока, дальнейшее расширение альянса, приближение его инфраструктуры к российским границам, создание системы ПРО.
Сегодня характер отношений Россия—НАТО определяет то, что альянс поставил в центр своей политики и планирования задачу «сдерживания» России. Поэтому выводы напрашиваются однозначные.
В этих условиях вряд ли уместно говорить о стратегическом партнерстве. Нет и признаков того, что альянс откажется от принятых на саммите в Уэльсе решений по укреплению «восточного фланга», которые воплощаются в развертывании сил, размещении техники и вооружений на складах, создании штабных ячеек и других мероприятиях.
Более того, по мере приближения очередного саммита, который пройдет в Варшаве в июле, все громче звучат голоса тех, кто требует принятия дополнительных мер безопасности на «восточном фланге».
По большому счету это тупиковый путь, поскольку все эти военные приготовления не имеют ничего общего с реальными потребностями в области безопасности, которые требуют объединения усилий на подлинно коллективной основе.
Изолировать нас, выстроить новый «железный занавес», как этого добиваются некоторые радикально настроенные союзники, невозможно. Совместная работа по иранскому ядерному досье, сирийскому и украинскому урегулированию, набирающее силу взаимодействие в борьбе с ИГИЛ это лишний раз подтверждают.
Схемы обеспечения безопасности эпохи конфронтации перед лицом современных проблем в сфере международной безопасности абсолютно нежизнеспособны, равно как и попытки создания неких изолированных островков безопасности, в т.ч. с опорой на натовские механизмы. Разве на такой основе можно справиться с угрозой международного терроризма, наплывом беженцев и другими вызовами? Разумеется, нет.
— На днях в СМИ появились слова главы военного комитета НАТО Петра Павла о том, что Россия якобы не торопится устанавливать контакты с альянсом по военной линии, несмотря на инициативное коммуникационное поведение Североатлантического альянса. Как бы вы прокомментировали эти заявления?
— До нас действительно доходят сигналы о том, что НАТО хотело бы восстановить контакты по военной линии, который, к слову сказать, сам же альянс и оборвал.
Со своей стороны мы неоднократно подтверждали, что открыты к такому диалогу, поскольку считаем контакты между военными наиболее подходящим инструментом для прояснения любых вопросов, связанных с военной деятельностью. Каналы связи у нас имеются. В составе постоянного представительства России при НАТО продолжает функционировать аппарат главного военного представителя.
Но у нас возникают вопросы. Натовцы предлагают подумать над тем, как обеспечивать предсказуемость военной деятельности и избегать непреднамеренных инцидентов военного характера.
Согласен, что тема важная. Однако у нас складывается ощущение, что здесь не обходится без лукавства. С одной стороны, предлагая нам разговор о мерах транспарентности, натовцы хотели бы обратить их острие на практику Вооруженных сил РФ.
С другой — отвести огонь критики от тех военных мероприятий, которые осуществляются у наших границ с целью «сдерживания». Имею в виду и приближение военной инфраструктуры к нашим рубежам, и ротации вооруженных сил, и все большее количество учений с явной антироссийской направленностью, и ввод в строй объектов системы ПРО НАТО, о дестабилизирующей сути которых мы предупреждаем уже многие годы. И по большому счету разговоры об укреплении доверия никак не стыкуются с осуществляемым разворотом военного планирования НАТО в сторону конфронтации.
Первопричина возникшей напряженности кроется не в недостатке инструментов укрепления доверия, а в той военной активности, которую НАТО развило вдоль рубежей России.
— А делаются ли попытки со стороны Североатлантического альянса восстановить сотрудничество с Россией на каком-либо уровне?
— Именно НАТО приняло решение о приостановке практического сотрудничества. Вместо наращивания взаимодействия с Россией в области общих интересов, будь то Афганистан, борьба с терроризмом и пиратством, в альянсе пошли по пути противодействия «угрозе с востока», последовательно воплощая в «железе» решения Уэльского саммита.
В настоящее время в штаб-квартире НАТО ведется активная дискуссия на тему возможного возобновления работы Совета Россия-НАТО (СРН). Есть делегации, которые в этом заинтересованы и прямо говорят о важности сохранения диалоговой площадки СРН. Есть и те, кто хотел бы «похоронить» Совет Россия—НАТО, а вместе с ним и все те договоренности и обязательства, которые брали на себя члены альянса. Но думаю, что большинство в НАТО понимает, что качество безопасности в Европе напрямую зависит от состояния отношений между Россией и НАТО, а следовательно, и того фундамента, на котором они выстраивались.
— Как вы расцениваете возможность возобновления работы Совета Россия—НАТО? Или же эта работа вообще не прекращалась?
— Формально деятельность совета не приостанавливалась. Однако после 1 апреля 2014 г., когда альянс принял решение о «заморозке» отношений с Россией, этот орган созывался лишь один раз.
Со своей стороны мы готовы обсуждать любые темы, которые имеют отношение к безопасности всех членов Совета Россия—НАТО. Этот механизм, собственно, и создавался для того, чтобы «сканировать» общие угрозы, вести диалог и, когда возможно, согласовывать пути противодействия им. Именно поэтому СРН занимался и ситуацией в Афганистане, и вопросами борьбы с терроризмом, напрямую затрагивающими интересы всех членов СРН.
— В отношении дипломатической миссии при Североатлантическом альянсе было сделано несколько шагов явно недружественного характера — от ограничения доступа ее сотрудников в штаб-квартиру НАТО до требований сокращения штата российской дипмиссии. Как вы могли бы охарактеризовать эти действия?
— Вы уже сами ответили на этот вопрос. Очевидно, что эти меры носят демонстративно недружественный характер и противоречат заявлениям представителей альянса о заинтересованности в поддержании политического диалога и военных контактов с российской стороной.
— Североатлантические коллеги обвиняют Россию в ведении так называемых гибридных войн — но не было ли само НАТО пионером в области «гибридных» операций?
— Хорошо известно, что все военные интервенции НАТО и ее членов, будь то в бывшей Югославии, Ираке или Ливии, были «гибридными», если использовать терминологию самого альянса. Все они сопровождались политическим, экономическим и пропагандистским давлением, демонизацией руководства этих стран.
Задача состояла в том, чтобы показать безальтернативность вмешательства НАТО, даже в обход прерогатив СБ ООН.
Сегодня в альянсе предпочитают не вспоминать ни о пробирке, которую Колин Пауэлл демонстрировал в СБ ООН перед вторжением в Ирак, ни о тех беспрецедентно жестких кампаниях против Слободана Милошевича и Муаммара Каддафи, которыми оправдывалась необходимость бомбардировок.
Думаю, что выпячивание натовскими странами «гибридных угроз» со стороны России, попытки во всем искать руку Москвы связаны и с желанием найти оправдание военной активности альянса на «восточном фланге».
Это опасный путь, особенно если учесть, что в недавно принятой стратегии НАТО по борьбе с «гибридными угрозами» существенно понижен порог задействования ст. 5 Вашингтонского договора, которая обязывает всех членов альянса прийти на помощь в случае совершения на одного из союзников вооруженного нападения.
Кто может гарантировать, что в качестве таких угроз в угоду геополитическим замыслам, далеким от интересов поддержания стабильности, не будет фигурировать что-то подобное той самой пробирке Колина Пауэлла?
Все это выглядит достаточно тревожно и на фоне дискриминационной политики, которую прибалтийские страны проводят в отношении проживающего там русскоязычного населения. Вместо того чтобы призывать эти страны избавиться от позорного феномена безгражданства и выполнять международные обязательства по защите прав национальных меньшинств, НАТО, муссируя тему «гибридной угрозы» государствам Балтии со стороны России, по сути дела, создает тепличные условия для продолжения такой политики.
— Как кризис между Россией и Турцией, являющейся членом НАТО, повлиял на отношения между Москвой и альянсом?
— Инцидент с уничтожением российского Су-24 турецким истребителем лишний раз подтвердил, что в альянсе соображения политической целесообразности берут верх над объективностью и просто здравым смыслом.
НАТО не только не дало принципиальную оценку этому противоправному деянию, подрывающему общие усилия в борьбе с ИГИЛ, но и политически прикрыло Турцию, поставив себя в крайне сложную и нелицеприятную ситуацию и создав риски для безопасности собственных членов, связанных с Анкарой союзническими обязательствами.
Мы так и не услышали ни слов сочувствия, ни намека на осуждение турецкой атаки на наш самолет, который не представлял и не мог представлять никакой угрозы для безопасности Турции и находился в воздушном пространстве Сирии.
В НАТО не только не стали разбираться в обстоятельствах произошедшего, взяв на веру турецкую версию событий, но и приняли дополнительные меры по защите Анкары, якобы находящейся на передовой в борьбе с терроризмом. Одним словом, все те же двойные стандарты в угоду трансатлантической солидарности.
— Развертывание сил НАТО близ российских границ — чем это чревато для ситуации с миром и безопасностью в регионе (и в Европе в целом)?
— Оно чревато созданием нового «железного занавеса», переизданием «холодной войны».
Ведь меры, которые предпринимаются альянсом на «восточном фланге», нацелены на то, чтобы обеспечить продолжительное ротационное, а по факту — постоянное присутствие сил НАТО на восточных рубежах, приблизить к нашим границам военную инфраструктуру, включая структуры командования и управления и объекты системы ПРО.
Все это способно обрушить те договоренности, которые закладывают фундамент отношений между Россией и НАТО, прежде всего Основополагающий акт от 1997 г., привести к дестабилизации обстановки в Европе с риском эскалации ситуации.
Этими действиями НАТО пытается навязать нам повестку дня в области безопасности, которую следовало бы оставить в прошлом. Но, видимо, сама природа НАТО берет свое — альянс некомфортно чувствует себя в условиях, когда нет «большого противника».
Мы в конфронтации не заинтересованы, но в НАТО должны понимать, что на попытки сломать военное равновесие, добиться военного превосходства Россия найдет надежный ответ. При любом развитии событий наша безопасность будет гарантирована.
— Приглашение в НАТО Черногории вызвало резкую критику с российской стороны, какой не было, как представляется, при вступлении в альянс других государств (например Словении, Хорватии, Албании). С чем это может быть связано?
— Приглашение Черногории — это сугубо геополитическая игра, призванная продемонстрировать, что политика «открытых дверей» жива и что НАТО намерено последовательно расширять зону своего влияния.
Ничего общего с интересами укрепления безопасности в Европе, и в частности на Балканах, этот шаг не имеет. Ничью безопасность это также не укрепит. Напротив, только создаст ненужное напряжение в регионе.
О геополитической подоплеке свидетельствует и тот факт, что принять Черногорию в НАТО хотят в обход демократических процедур, без проведения общенационального референдума. Разумеется, это не может не сказаться и на наших исторически дружественных двусторонних связях. Ведь страна вступает в организацию, которая проводит не партнерскую, если не сказать враждебную, политику в отношении России.
— Держит ли Россия, несмотря на существующие серьезные противоречия, открытой дверь для диалога с альянсом? В каких сферах могло бы развиваться сотрудничество по линии РФ—НАТО? Возможна ли кооперация в сфере противодействия террористическим силам (прежде всего на Ближнем Востоке)?
— Мы от диалога не уходим. Общих тем для диалога и возможностей для сотрудничества немало — от Афганистана и борьбы с терроризмом до ПРО и мер доверия. Вопрос в политической воле и готовности альянса к взаимодействию на равноправной основе с учетом законных интересов России и при уважении международного права.
Что касается борьбы с терроризмом, то я абсолютно убежден, что, прекратив диалог, остановив реализацию конкретных проектов, члены НАТО нанесли ущерб в том числе себе и безопасности собственных граждан.
Теперь та ниша, которую занимал СРН в сфере борьбы с терроризмом, заполняется другими форматами сотрудничества. Сегодня мы видим, что многие европейские страны, оказавшись перед лицом террористической угрозы, начинают осознавать необходимость объединения усилий в деле борьбы с международным терроризмом. И я не исключаю возможность прагматического сотрудничества с этими странами, в том числе по каналам СРН, в тех областях, где это может дать реальную «добавленную стоимость».
Одновременно с Александром Грушко «МК» дал интервью посол США в НАТО Дуглас Льют.
