Прежде всего приношу соболезнования двум братским народам — украинскому и американскому. Понимаю, что долг платежом красен, и администрация президента Обамы, одержавшая благодаря младшим братьям из Киева историческую победу над Полом Манафортом из команды ненавистного Трампа, должна была как-то поделиться с казачеством плодами своей радиоэлектроники. Но неужели это все, на что способны братья по оружию? Обидно за налогоплательщиков.
Гора родила мышь. Но она и ее бы не родила, если бы не прибегла к нарезке, компиляции и подтасовке прослушанного материала. Весь пафос этого труда состоит в сформулированном на его основе выводе о причастности группы подозреваемых к убийству двух с лишним тысяч и ранению свыше 8 тысяч украинских военнослужащих. Хотелось бы, приступая к разминке, спросить: а какое вообще отношение эти смерти и ранения имеют к прослушанным словам Глазьева или его деятельности? Он вооружал, ранил, убивал или, может быть, требовал этих действий от своих абонентов?
Следующий вопрос: почему обвинения против российских военных пришпилены к моим или еще чьим-то разговорам с Глазьевым? В какой части опубликованного материала содержатся ссылки или хотя бы упоминания о генералах российской армии или, на худой конец, Черноморском флоте?
Я совершенно не собираюсь оправдываться перед Луценко, Порошенко и Ко за то, что после переворота в Киеве оказался в Севастополе и Крыму. И оттуда — впрочем, так же, как и из Москвы, — пытался оказать поддержку людям на Украине, русским и русскоязычным, выступившим против этого переворота и последующих устрашающих акций, включая немедленную отмену скромных гарантий русскому языку в регионах Украины. Вслед за Ахматовой, «я был тогда с моим народом, там, где мой народ к несчастью был». Жил бы в 1936-м, был бы в Испании.
Вместе с Сергеем Глазьевым и многими другими своими единомышленниками мы создали общественный фонд «Мы все — Беркут!», оказывавший конкретную помощь людям, пострадавшим в результате событий на Майдане и последующих репрессий со стороны узурпаторов. В Харькове, Одессе, Львове и по всей Украине. Я постарался внести свой вклад в обеспечение права населения Крыма на свободное волеизъявление — права, которого они были лишены и требовали все 23 года нахождения Крыма в составе независимой Украины. Но надо быть очень дешевым пропагандистом или генеральным прокурором — что, на мой взгляд, в условиях Украины одно и то же, — чтобы пытаться представить референдум в Крыму и начатую Киевом гражданскую войну в Донбассе следствием какого-либо распоряжения Глазьева или Затулина.
Генеральная прокуратура Украины силится доказать, что в плачевных итогах украинской политики виновата власть России — исполнительная и законодательная. С этой целью меня с трогательной настойчивостью именуют депутатом Государственной думы, хотя к 2014 году я уже 2 года как им не был. Я был тогда и остаюсь теперь директором Института стран СНГ — неправительственной российской организации, которая, конечно, отчитывается перед налоговыми органами, но никак не перед советником Президента России.
Кстати, о советнике, о Сергее Глазьеве. Нашей дружбе скоро 25 лет. Я хорошо знаю, что события на Майдане, последующий госпереворот и разрыв между Россией и Украиной Глазьев, уроженец Запорожья, воспринимал и продолжает воспринимать как личную трагедию. Слишком долго он и я пытались предупредить и руководителей Украины разных лет, и самую широкую украинскую аудиторию о гибельных последствиях отказа от демократизации, федеративных реформ, русского языка и выдвижения на первый план пещерного национализма. Сынок секретаря Ровенского обкома компартии Украины Юрий Луценко, разучивший в годы «оранжевой революции» бандеровские песни, считает фашизм внутренним делом самостийной Украины, а мы с Глазьевым — нет.
Прокуратура Украины ждет, когда Глазьев, Затулин и весь российский генералитет явятся в Киев с повинной. Дело не скорое. Надо бы пока провести капремонт или переехать в лучшее помещение. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
Константин ЗАТУЛИН, Директор Института стран СНГ
