Более полувека назад, в январе 1966 года, в Ташкенте было достигнуто при посредничестве Советского Союза историческое соглашение между Индией и Пакистаном, положившее конец знаменитому «индо-пакистанскому инциденту», а попросту говоря, войне 1965 года.
В июле 2021-го столица Узбекистана, который все активнее открывается миру, снова сделалась точкой притяжения, куда приехали государственные и политические лидеры, чтобы обсуждать важные проблемы не только регионального, но и глобального значения.
Из-за коронавирусных ограничений съехавшимся из десятков стран гостям Узбекистана не удалось в полной мере изучить гостеприимный Ташкент. Но то, что удалось увидеть – его широкие проспекты, зелень, фонтаны, люди на улицах, – все дышало миром и покоем. Даже конные полицейские, заметив интерес к себе, дружелюбно демонстрировали «танцевальные» умения своих лошадей. И несмотря на присутствие в городе большого числа высокопоставленных политиков со всего света – включая президентов, премьеров, министров, принцев, – не возникало тревожного ощущения, что столица «на замке».
Однако тень военного конфликта в соседнем Афганистане падала, конечно, на ташкентскую конференцию высокого уровня. Ее официальное название – «Центральная и Южная Азия: Региональная взаимосвязанность. Вызовы и возможности».
Есть два огромных региона – Центральная Азия (Узбекистан, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркменистан) и Южная Азия, охватывающая пространство от Афганистана до Бангладеш и Шри-Ланки. Исторически эти регионы, расположенные на перекрестке Великого Шелкового пути, были тесно связаны между собой, но геополитические бури последней пары веков былые взаимосвязи сильно разрушили. Теперь же делаются попытки не только восстановить утраченное, но и создать нечто новое, выстраивая пути и инфраструктуру.
И само по себе это интересно, в том числе и нам, жителям России. По этому поводу глава МИД РФ Лавров, кстати, говорил в Ташкенте, упомянув, что наша страна выступает за формирование Большого Евразийского партнерства на всем пространстве от Атлантики до Тихого океана, максимально свободного для движения товаров, капиталов, рабочей силы и услуг, открытого для всех без исключения стран Евразии.
Как напомнил в своем выступлении на открытии конференции президент Республики Узбекистан Шавкат Мирзиёев, еще в XVI веке между Индией и Центральной Азией через территорию Афганистана был прoложен регулярный караванный маршрут, по которому тысячи верблюдов перевозили ежегодно различные товары.
И сегодня Афганистан мог бы стать звеном, соединяющим два огромных региона, ради торговли, сотрудничества, а значит, и мира. И в этой связи большой интерес вызывает проект строительства железной дороги из Узбекистана через афганскую территорию до Пакистана по маршруту Термез – Мазари-Шариф – Кабул – Пешавар. Если бы такой путь был построен, то можно было бы значительно сократить сроки и издержки на транспортировку грузов между Южной Азией и Европой через Центральную Азию и страны СНГ.
Проект действительно сверхинтересный и многообещающий. Однако есть – как минимум – одно большое «но». Афганистан – это страна, где последние сорок с лишним лет идет война. И где конфликт особенно обострился в последнее время на фоне вывода американских войск. Боевики «Талибана» (запрещенная в РФ террористическая организация) берут под свой контроль все новые афганские территории, выходя напрямую к границам с Узбекистаном, Таджикистаном, Туркменистаном.
Так что вместо того, чтобы стать связующим звеном, Афганистан превратился в «пробку», не просто мешающую амбициозным проектам, но и создающую острейшую угрозу безопасности своих соседей. Ничего удивительного, что именно афганская проблема стала темой №1 на конференции в Ташкенте.
* * *
«Мы стали свидетелями стремительной деградации ситуации в Афганистане, – говорил в своем выступлении на ташкентском форуме российский министр иностранных дел Сергей Лавров. – В свете спешного вывода контингентов США и НАТО резко возросла неопределенность развития военно-политической обстановки в этой стране и вокруг нее. Афганский кризис обостряет террористическую угрозу и проблему нелегального оборота наркотиков, который достиг беспрецедентного уровня. Очевидно, что в нынешних условиях существуют реальные риски «перетока» нестабильности в сопредельные государства».
Для участия в открытии конференции в Ташкент прибыл президент Афганистана Ашраф Гани. Временами его выступление вызывало недоумение – даже не когда он рассказывал о планах превратить оставленную американцами авиабазу в Баграме и другие военные аэродромы в «хабы торговли и взаимодействия», а когда говорил о цифровизации правительства и «зеленом» будущем своей страны, имея в виду, конечно, экологию, а не приход к власти радикальных исламистов. В принципе, все это хорошо – и хабы, и экология, и диджитализация. Но только, наверное, не в то время, когда талибы берут афганский уезд за уездом. Что это было? Хорошая мина при плохой игре? Или уверенность в своих силах?
Конечно, президент Гани говорил и об удручающих успехах талибов. И о готовности Кабула к переговорам с «Талибаном». И посетовал на то, что международные наблюдатели не спешат обеспечить поддержку его стране.
Отдельно Ашраф Гани упомянул о том, что по оценкам разведки в последние месяцы более десятка тысяч боевиков-джихадистов переправились в его страну из Пакистана и других мест. Также, по словам президента, Исламабад не повлиял должным образом на талибов, чтобы они вели серьезные переговоры о мире в Афганистане.
Это замечания не оставил без внимания выступавший после афганского лидера пакистанский премьер Имран Хан. Обращаясь напрямую к президенту Гани, он сказал, что страна, которая наиболее пострадает от нестабильности в Афганистане, – это Пакистан. Заодно он напомнил, что десятки тысяч пакистанцев за последние полтора десятилетия погибли в борьбе с терроризмом. По словам Имран Хана, его страна всегда пыталась помочь афганскому урегулированию путем мирных переговоров: «Я побывал в Кабуле. Зачем мне было бы лично посещать Кабул, если бы я не был заинтересован в мире?»
«К сожалению, США искали военное разрешение конфликта», – бросил пакистанский премьер камень в американский огород. По его словам, 150 тысяч военнослужащих создали в Афганистане огромную военную машину, и вот тогда-то надо было убеждать талибов садиться за стол переговоров, а не сейчас, когда американцы уходят. «Почему они должны слушать нас, когда сейчас они чувствуют себя победителями?» – вопрошал Имран Хан, напомнив заодно, что его страна не заинтересована в разжигании афганского конфликта, имея на своей территории три миллиона беженцев из сопредельного государства. С новой волной мигрантов экономика Пакистана, по словам премьер-министра, не справится.
И эта словесная перепалка двух лидеров служит лучшим свидетельством того, насколько остро воспринимается ситуация в Афганистане.
* * *
На полях конференции «МК» поговорил с приехавшими в Ташкент экспертами, задавая, по большому счету, главный вопрос: какие опасности таит для центральноазиатских стран обострение ситуации в Афганистане?
– Всякая дестабилизация несет угрозу отсутствия контроля над очень важными вещами, – говорит руководитель Лаборатории «Центр ближневосточных исследований» ИМЭМО РАН профессор Ирина Звягельская. – Например, нет контроля над использованием силы – она перестает быть монополией государства, и ее используют все, у кого есть оружие в руках. И мы это уже видим. Так было всегда в Афганистане, и все же наличие центрального правительства, наличие правительственной армии в какой-то мере эту проблему если и не решало, то снижало ее значимость.
Второй момент, который тоже связан с отсутствием контроля, – это контрабанда (и оружие, и наркотики, и люди). Все это тоже было, но тем не менее в какой-то степени контролировалось силами правопорядка, хотя и далеко не достаточно.
Есть еще момент, который связан с тем, что ведение вооруженных действий вдоль границ со странами Центральной Азии (Узбекистана, Таджикистана и Туркмении) само по себе будет способствовать переливу насилия, может способствовать появлению беженцев (хотя не думаю, что их будет много, потому что люди держатся за места своего проживания).
Как бы то ни было, такая дестабилизация будет требовать от центральноазиатских государств усиления мер по обеспечению своей безопасности.
Но одновременно новая ситуация в Афганистане помимо общих проблем влечет за собой и некие возможности, которые должны проявиться в большем сотрудничестве различных государств, вообще международного сообщества по урегулированию этой ситуации.
Все мы давно знаем, что какая бы страна ни вводила по своим причинам войска в Афганистан, она всегда терпела поражение, и всегда обрушивалось то, что она там создавала. Мне кажется, это хороший урок для всех: для того, чтобы действовать там коллективно, не пытаясь оттуда кого-нибудь вытеснить, не пытаясь ставить особые геополитические цели, противоречащие здравому смыслу. Тем более что без урегулирования ситуации в Афганистане очень сложно говорить о взаимосвязанности, взаимозависимости Центральной и Южной Азии, трудно ставить вопросы о логистике, о новых коридорах, о новых транспортных артериях.
Насколько удастся после стольких лет конфликта найти консенсус между воюющими сторонами, сказать очень трудно. Потому что сами эти силы очень фрагментированы. И даже если часть этих сил дают какие-то обязательства, то они вовсе не обязывают других, у которых могут быть свои сиюминутные задачи и интересы. В этой политической, этнической, идейной фрагментированности состоит проблема Афганистана.
– Иногда приходится слышать алармистские утверждения о том, что режим в Кабуле вот-вот падет – и рано или поздно боевики «Талибана» двинутся на север, в соседние страны Центральной Азии...
– Считаю, что такие выводы лишены оснований; может быть, они действительно намеренно алармистские – чтобы принимались какие-то меры. Угроза не в этом, а в огромном районе нестабильности, который никто не контролирует, где никто ничего не гарантирует и где будет процветать что угодно – любой нелегальный бизнес, любые силовые действия.
– Могут ли успехи «Талибана» в Афганистане подстегнуть радикализацию определенных сил в странах Центральной Азии?
– Вопрос об идеях – хороший вопрос. Идеи распространяются довольно легко. И это не только талибские идеи – радикальные исламистские идеи исходят из разных источников, но их популярность среди части населения не случайна. Есть социальные объяснения: люди жаждут справедливости. И они исходят из того, что ислам и есть справедливость. И, к сожалению, те, кто на самом деле далек от ислама, но использует исламские лозунги, продвигают именно эти, привлекательные для обделенных людей идеи.
С этой точки зрения, конечно, успехи талибов могут иметь последствия. Но тут нужно отдавать себе отчет, что талибы – как и ИГИЛ (запрещенная в РФ террористическая организация), которая совершенно дискредитировала себя в Сирии массированным использованием силовых зверских методов, уничтожением людей, замечательных памятников, – широко применяют насилие, разрушают неисламские памятники и вообще любое проявление неисламской (как они это понимают) культуры. Здесь таится зерно дискредитации этого движения.
Очевидно, с ними можно вести переговоры, это прагматично, – но при этом четко отдавая себе отчет в том, кто они такие. Не политические представители, которые заинтересованы в легитимизации и ведут себя соответственно, а люди с оружием в руках, совершающие страшные зверства. Это очень важный аспект.
– Приходится слышать, что за последние два десятилетия талибы настолько трансформировались, что можно говорить о «Талибане 2.0»...
– Речь идет о большей фрагментации этого движения, о выделении разных направлений – политического, бизнес-направления и, наконец, людей с оружием в руках, которые устанавливают свой порядок. Эта фрагментация, может быть, заставляет кого-то говорить, что у талибов появились разумные люди (например, политическое крыло). Да, они появились. Но означает ли это, что весь «Талибан» стал договороспособным? Думаю, что нет...
* * *
– Чем бы ни закончилась герилья в Афганистане в обозримом будущем, ясно, что «Талибан» победил Америку, заставил уйти огромную сверхдержаву, – говорит участвовавший в конференции российский политолог, эксперт по Центральной Азии Аркадий Дубнов. – Тезис о том, что иностранцам нечего делать в Афганистане, который талибы с самого начала декларировали, оказался победительным. А значит, это может стать большим примером исламистской пассионарной идеи, которая заставит возгордиться простой радикальный исламский люд. И совсем не обязательно, чтобы где-нибудь в странах Центральной Азии присутствовали талибы, чтобы радикалам поднять голову и заявить, что, условно говоря, местная власть – это «марионетки Запада». Поэтому эту пассионарную идею, этот пример можно воспринимать как некую версию афганской «арабской весны», когда поднимаются против несправедливости, которую, по логике исламистов, народу несет западный строй, «кяфиры» и так далее. Для Средней Азии происходящее может оказаться опасной идеей экстрима – и местным обществам и элитам следует к этому быть готовыми.
– То есть в каком-то смысле происходит история начала 1990-х, когда афганские моджахеды хвастались, что они победили Советский Союз, который не только ушел из Афганистана, но и развалился. И это способствовало активизации радикальных исламистов в разных странах...
– Да. И здесь хотел бы сказать, что Россия как преемница Советского Союза несет ответственность не просто за войну в Афганистане. Этот гештальт еще не закрыт: сопротивление советской интервенции породило там тот самый «джихад», сыновья участников которого воюют сегодня. Вспомним «Пешаварскую семерку» (созданный в начале 1980-х военно-политический союз лидеров афганских моджахедов со штаб-квартирой в пакистанском Пешаваре. – «МК») – это был ответ на ввод советских войск.
И второе: именно советское вмешательство породило породило национально-освободительное движение афганских меньшинств. Что такое «Северный альянс»? Это ответ на пуштунское доминирование. И возрождение этого подъема работает и сегодня, потому что представители этнических меньшинств в Афганистане не хотят возврата к прошлому, где главенствовали пуштуны, а они были тише воды ниже травы.
– Главное для стран Центральной Азии – во-первых, это сможет ли «Талибан» полностью захватить Афганистан, – комментирует «МК» американский политолог Ариэль Коэн, директор программы энергии и безопасности Mеждународного Центра по Налогам и Инвестициям (Вашингтон), основатель компании International Market Analysis. – Захват таджикской границы талибами – по последним данным, более 70 процентов, – говорит о том, что они хотят взять под контроль все границы, как в капкан поймать всех своих оппонентов и вырезать их.
Это угрожает региону, потому что в таком случае никакого будущего «Северного альянса» не предвидится. То есть если боевики контролируют север Афганистана, то их противникам получить поддержку с территории Таджикистана и Узбекистана будет очень трудно.
Второй момент – если талибы захватят Афганистан, то возникает вопрос, захотят ли они экспортировать свою модель радикального ислама или позволят сделать это другим организациям, либо потому, что они не в состоянии контролировать тот же ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация. – «МК»).
Дальше большой вопрос, что это значит для России и Китая. Экспертное сообщество давно в курсе, что у Пекина очень сильные рычаги влияния на Пакистан, а у Пакистана очень сильные рычаги влияния на «Талибан». И тогда это получается на одну ступеньку отдаленный клиент. И что с этим клиентом смогут сделать китайцы? Только обезопасить себя в своих проектах «Пояса и пути»? Или использовать его как таран против тех, кто не выполняет их планы?
Если мы говорим о парадигме, в которой Китай опосредованно контролирует «Талибан», это чревато серьезными геостратегическими последствиями для всего региона, и не только для самих стран Центральной Азии, но и для других региональных держав, включая Россию.
– Но возможно ли для Китая, который на своей территории борется в Синьцзяне с исламистским экстремизмом и терроризмом, даже опосредованное заигрывание с радикальным исламистским движением? И не получится ли, что такая игра станет бумерангом?
– Может стать. На поддержке исламистов поскользнулись очень сильно Соединенные Штаты – и с «Аль-Каидой» (запрещенная в России террористическая организация. – «МК») в 1980-е, и с попыткой администрации Обамы поддерживать «Братьев-мусульман» (запрещенная в России террористическая организация. – «МК»). Еще один момент – Китай находится в начале своего глобального имперского цикла. Они еще учатся, у них не было глобального опыта, который был у США, у Британской империи, у Советского Союза. История с «Талибаном» быстро становится их первым серьезным испытанием в сердце Евразии.
* * *
Станет ли Афганистан связующим звеном на перекрестке торговых путей? Или превратится в «пробку», закупоривающую транспортные артерии? Или сделается «колючкой», которая будет напоминать о себе соседям то и дело возникающей острой болью? Однозначных ответов на эти и многие другие вопросы, похоже, нет ни у кого. Но обсуждать наболевшее, искать пути к разрешению конфликта – в этом, наверное, и кроется главный смысл международной встречи, прошедшей в Ташкенте.
Ташкент – Москва.
