«Столица готовилась к торжественным похоронам премьера Окада. Зверски изуродованный труп премьера готовились предать огню. На траурной церемонии все кланялись его портрету, возлагали венки, но в последний момент на похороны явился сам Окада... Оказалось, что офицеры-мятежники приняли за Окаду его секретаря полковника Мацуя. Сам же Окада успел спрятаться в своей резиденции в тесном, как сундук, убежище, построенном на случай землетрясения. Это произвело куда большее впечатление, нежели сам мятеж. Начались сложные уточнения отношений. Император своим рескриптом уже объявил премьера Окада мертвым, тогда как на самом деле он был жив. Но, с другой стороны, император Японии, сын неба, царствующий в эру Сева, портрету которого поклоняются как иконе, не может ошибаться. Тогда решили объявить виновным самого премьер-министра Окада, который посмел обмануть императора, ввел его в заблуждение и посему должен уйти в отставку вместе со своим кабинетом».
Похоже, в некоторых западных столицах перспектива «возвращения» России в G8 произвела гораздо большее впечатление, чем захват власти в Афганистане запрещенным в нашей стране террористическим движением «Талибан». С одной стороны, есть объективная реальность: вполне вероятный полный уход Афганистана вразнос несет в себе угрозу и для России, и для Китая, и для коллективного Запада. С другой стороны, самопровозглашенные «сыны неба» в США и Европе не могут ошибаться. Мол, как это так, встречаться в формате G8+1 или G7+2? Россию изгнали из «Большой восьмерки» за «вопиющее нарушение субординации». А теперь получается, что неправильно изгнали? Не бывать такому! Пусть уж лучше побежавший впереди паровоза министр иностранных дел Японии сделает себе харакири — или просто уйдет в отставку, что, впрочем, и так неизбежно в условиях проходящей сейчас в Токио процедуры смены премьер-министра.
Я, конечно, слегка утрирую — но именно слегка. Мы имеем дело с очередным проявлением Большого афганского проклятия. Когда речь заходит об этой стране, то ведущие державы мира вот уже больше сорока лет принимают свои решения, основываясь не на политических реалиях или рекомендациях знающих экспертов, а на доктринерстве и идеологических клише. И происходит это не потому, что принимающие решения лидеры — неумные или недалекие люди, отказывающиеся видеть очевидное. Все сложнее: применительно к Афганистану очевидное часто оказывается менее убедительным, чем ложно понятые «принципы». Например, в наших головах до сих пор сидит уверенность, что катастрофическое решение о вводе советских войск в Афганистан в 1979 году — результат полной интеллектуальной деградации старцев из брежневского политбюро. Однако рассекреченные стенограммы дискуссий тогдашних обитателей Кремля рисуют совсем другую, гораздо более сложную картину.
Брежнев: «Мне думается, что нам сейчас не пристало втягиваться в эту войну… Участие наших войск в Афганистане может нанести вред, не только нам, но и прежде всего им». Андропов: «Мы можем удержать революцию в Афганистане только с помощью наших штыков, а это совершенно недопустимо для нас». Громыко: «Наша армия, которая войдет в Афганистан, будет агрессором. Против кого она будет воевать? Да против афганского народа прежде всего». Спрашивается: какая такая страшная сила заставила этих самых людей принять решение, ужасающие последствия которого они вполне осознавали? Сила под названием неспособность освободиться от идеологических догм и предрассудков. Члены политбюро убедили сами себя в двух вещах: если мы не зайдем в Афганистан, политический контроль над ним захватят американцы. Победившей социалистической революции нельзя отказывать в поддержке. В итоге в 1979 году Советский Союз добровольно спрыгнул в бездонную пропасть.
В каком-то смысле сейчас на дворе вновь 1979 год — не только и не столько для нашей страны, сколько для Запада и для всего мирового сообщества (если оно, конечно, в принципе существует). Новый режим в Афганистане захватил власть в стране, но еще не устоялся, не обрел четкие формы. Мы (мы — в смысле внешний мир) имеем краткое окно возможностей. Талибы жаждут международного признания и готовы обменивать это признание на уступки и гарантии со своей стороны. Сколько в действительности стоят эти «уступки и гарантии» — вопрос отдельный. Однако ясно: вероятность выполнения обещания будет гораздо большей, если новые лидеры в Кабуле столкнутся с хотя бы относительно консолидированной позицией ведущих держав.
Но где эта хотя бы относительно консолидированная позиция? Что имеется в наличии вместо нее? Неспособность договориться о встрече хотя бы на уровне министров иностранных дел. Почти полный паралич — паралич политической воли, паралич мозгов. А ведь договариваться все равно придется — и между собой, и с талибами. Но вот в какую новую пропасть к этому времени успеет свалиться оставленный в данный момент вариться в своем собственном соку Афганистан? В какую именно — науке это пока неизвестно. Но в том, что пропасть будет, можно не сомневаться. Это единственный связанный с Афганистаном политический прогноз, который в последние 40 с лишним лет неизменно оправдывается.
