— Мы собрали много свидетельств того, что украинские войска и нацподразделения использовали мирных жителей в качестве заложников, что является военным преступлением, — говорит Максим Григорьев. — Людям физически не давали выйти с предприятия. Так и говорили: «Попытаетесь бежать с «Азота» — мы вас похороним. За забором вам дорога одна — на кладбище». Ставили тяжелую технику прямо у входа в бомбоубежище и подвалы. Прикрывались мирными жителями, как живым щитом. За любое неповиновение — угрожали убийством. Ни о каких гуманитарных коридорах, которые организовала российская армия совместно с ЛНР, им не говорили.
— Кому-то из заложников удалось раньше вырваться с промзоны. Как им это удалось?
— Мирные жители находились на заводе в разных местах, сидели не только в бункерах, но и в подвалах цехов и в различных технических помещениях. Территория «Азота» огромная, занимает площадь около 500 гектаров. Цеха разбросаны на промышленной площадке в 3 на 2,5 километров. Во время боевых действий трудно контролировать всю территорию.
А потом украинские воинские подразделения начали отступать, сдаваться в плен. Кому-то из работников предприятия с семьями удалось выбраться с предприятия.
Хочу отметить, что не все украинские военные вели себя, как мерзавцы. Среди них были и те, кто не растерял остатки совести. Они, как правило, были не из руководящего состава, а простые, демобилизованные солдаты. Нам рассказывали, что кто-то из них шел навстречу мольбам и просьбам женщин, отпускал их с детьми с территории предприятия. Они выходили небольшими группами. Такие случаи тоже были.
— Не до всех убежищ удалось сразу добраться?
— Эвакуация из дальних от города участков завода затруднялась из-за обстрелов. Украинские военные били по промзоне из Лисичанска, с противоположного, высокого берега Северского Донца. Проскакивать туда удавалось только на легковушках, на которых людям доставляли продукты, воду и лекарства.
На самом заводе шли зачистки, украинские подразделения, отступая, оставили множество мин, ловушек и растяжек. Боевики нацподразделений прятались в лабиринтах цехов и коммуникаций. Когда туда заходили объединенные союзные войска, они начинали стрелять по ним из-за спин мирных жителей. Мы знаем множество примеров, когда «азовцы» и «айдаровцы» (организации запрещены в РФ) бросали свою форму, переодевались в гражданскую одежду и пытались смешаться с мирными жителями.
— Что ели, находящиеся в подвалах, мирные жители?
— В бомбоубежищах находился какой-то запас продуктов. Какую-то еду люди принесли с собой. Были отдельные случаи, когда украинские военные делились с мирными жителями запасами продуктов из числа тех, что наворовали из разгромленных магазинов.
Нам рассказывали о случаях, когда людям на свой страх и риск удавалось выбираться поодиночке с завода, чтобы найти в городе какую-то еду и принести в подвал. Женщины, из числа заложников, рассказывали, что питались в основном рисом и консервами. Кому-то удавалось из остатков муки печь что-то подобие лепешек. Каждую из них они делили на небольшие части, чтобы каждому досталось по кусочку. Были те, у кого закончилась еда, и они голодали.
Пили в основном техническую воду. Ничего хорошего в ней, конечно, не было, она была затхлая, но вода все-таки была.
— В подвалах находились и старики, и дети, — самому маленькому из которых было девять месяцев. Они остро нуждались в медикаментах, но их все равно не отпускали?
— В подземных помещениях было сыро. В какой-то момент не стало электричества. Люди сидели в темноте. Дети простужались, болели. А лекарств не было. Люди старшего поколения, у кого закончились жизненно важные лекарства, просто умирали в подвалах без медицинской помощи. Одному мужчине из-за осложнений от диабета отняли ногу. У него закончился инсулин, а боевики не выпускали его с «Азота». Люди рассказывали, что, когда увидели, что в подвал заходят бойцы Российской армии и ЛНР, плакали от счастья.
— Те, кто был в заложниках, теперь решают, отправиться им к родственникам, в пункты временного проживания или остаться дома?
— Тем, кто хочет уехать, предоставляются автобусы, им помогают перевезти вещи на армейских «Уралах». Я общался со многими людьми в Северодонецке, очень многие из них хотят остаться дома, принять участие в восстановлении города и предприятия.
