“Зимняя война” (так белорусы окрестили новогодний нефтегазовый конфликт Москвы и Минска) может обернуться для нас самыми неожиданными последствиями. До сих пор Москва строила отношения с Лукашенко, исходя из незатейливого тезиса, что тому деваться совершенно некуда. На Западе он — “персона нон грата”, “последний диктатор Европы”, а возглавляемая им Белоруссия — “страна-изгой”. Наши политики, похоже, забыли, что у Запада “нет ни постоянных союзников, ни врагов, а есть постоянные интересы”.
Зато это хорошо помнит Лукашенко, который на прошлой неделе в интервью политологу Александру Рару, опубликованном в немецкой газете Die Welt, заявил буквально следующее: “Мы сегодня в поиске альтернативы. И мы не исключаем в этой альтернативе участие наших европейских партнеров. Мы хотим сотрудничать с Европой”. Лукашенко сказал, что Белоруссия готова к введению евро больше, чем любые другие государства, и будет “сотрудничать с кем угодно для обеспечения своей национальной безопасности, для соблюдения наших интересов. А с европейцами — и Бог дал нам возможность”.
Европейцы, похоже, уже сориентировались в ситуации. 18 января в Белоруссию приехал председатель ПАСЕ Рене ван дер Линден, который сказал: “Из-за того, что произошло в последнее время, вы (Белоруссия. — Авт.) стали более открытыми для Европы. Это поможет выстраиванию новых отношений”. Он также заявил, что выступает за прекращение изоляции Белоруссии. Новую стратегию взаимодействия с Белоруссией в январе огласил Европейский банк реконструкции и развития. В ходе своего трехдневного визита председатель ПАСЕ хвалил белорусских руководителей за то, что они добились стабильности и низкого уровня преступности. “Белорусам уже сказали много теплых, добрых слов: что у них замечательная социальная сфера, некоррумпированный КГБ, — говорит экономист Михаил Делягин. — Белоруссия вдруг перестала быть аналогом хусейновского Ирака”.
Все это вызвало переполох в стане белорусской оппозиции. Ее лидер Александр Милинкевич высказал тревогу в связи с тем, что визит председателя ПАСЕ произошел без предварительных условий для Минска и может быть расценен как признание режима Лукашенко. Тревога оппозиции понятна. Не сумев показать Лукашенко “оранжевое небо” на президентских выборах, она боится теперь уйти в политическое небытие. Ведь если Лукашенко предложит Западу стратегический союз против России, изгонит российские военные объекты со своей территории, войдет в ГУАМ или создаст вместе с Украиной, Польшей и Прибалтикой союз транзитных государств, о чем Лукашенко говорил в интервью Рару, то Милинкевичу останется только нервно курить в сторонке.
“Это невозможно! — утверждают те, кто настаивает на жесткой линии в отношении Лукашенко. — Запад не примет кровавого диктатора. Ющенко и Саакашвили не будут стоять рядом с Лукашенко”. Но стоят же они рядом с президентом Молдавии Ворониным, лидером компартии, у которого на выборах арестовывают и сотнями высылают из страны иностранных наблюдателей, бросают в тюрьмы политических противников. Коммунист Воронин просто вовремя сообразил, что ярлык на княжение сегодня выдается в Вашингтоне и местные “оранжевые” ему нипочем.
Директор минского центра по проблемам европейской интеграции Юрий Шевцов говорит, что конфликт с Москвой вызвал в Минске “глубокие сомнения в надежности союза с Россией, вплоть до военного. До сих пор не подписано соглашение об объединенной системе ПВО, и это наверняка не просто так”. По заявлениям российских руководителей, бюджет РФ получит в результате новых соглашений с Белоруссией 1 миллиард долларов в год. Однако как оценить имиджевые потери российской власти?
Когда повышали цены на энергоносители для Грузии и Украины, Москва не уставала повторять, что это “только бизнес, ничего личного”. И все понимающе кивали: конечно, власть говорит то, что положено, но на самом деле она проводит мудрую государственную политику. Враждебным режимам — никакой халявы! На этот раз посетители самых либеральных интернет-сайтов дружно голосовали в поддержку Белоруссии. Власти так и не удалось внятно объяснить людям, почему и с друзьями России, и с ее врагами она поступает совершенно одинаково. И почему называет это государственной политикой. Неужели и впрямь “ничего личного, только бизнес?”
