Г-н президент, мы вас совсем (или почти совсем) не знаем. Лицо, фигура, конечно, знакомы; телевизор старается каждый день. А что у вас внутри — в мыслях?
Не верите в чтение мыслей? Но их можно узнать, если послушать, что человек говорит.
Например, вчера вы опять сказали о коррупции. Ну и?
Человек — это речь. Во всем остальном мы сравниваем человека с другими животными: жрет, как свинья; топает, как слон; шипит, как змея… Но если в сказке какой-то зверь (осел) обретает речь, то ведь не пишут, что он заговорил по-русски (или по-немецки), а пишут “заговорил человеческим голосом”. Валаамова ослица, например, заговорила на древнееврейском (иначе Валаам не понял бы, что она его предостерегает от роковой ошибки).
Речь так важна, так выдает, что многие умные люди предпочитают отмалчиваться. Иногда одного слова достаточно, чтобы понять, с кем имеешь дело. (Даже если сам говорящий не очень-то хочет, чтобы это поняли.)
Но ваша должность обязывает говорить. Вот три ваших высказывания, которые запомнились.
1. “Утро начинаю с просмотра сайтов наших государственных телеканалов”.
2. “Когда начинают увлекаться поиском национальной идеи, то, как правило, перестают работать”.
3. “Мы работаем в плотном тандеме”.
* * *
Г-н президент, тандем видали? Четыре педали, два седла, а руль один. И тот, кто сидит сзади, утыкается переднему куда-то в поясницу и ничего не видит, кроме нее. Речь, конечно, не о прогулочном тандеме, а о гоночном, поскольку вы (в тандеме), конечно, не прогуливаетесь, а изо всех сил стараетесь догнать мировую цивилизацию.
Тандем — красивое иностранное слово, но по сути это просто удлиненный неповоротливый велосипед — не самый лучший образ для России XXI века.
Вернемся к вашей утренней зарядке. В интервью иностранным журналистам вы сказали: “Утро начинаю с просмотра сайтов наших государственных телеканалов”.
Ужасное признание, типа “она утонула” (которое многое ответило миру, но не на вопрос о том, что случилось с подлодкой, а о том, что из себя представляет отвечающий).
Начальнику РФ начинать утро с сайтов своего ТВ все равно что начальнику СССР — с “Правды”. Товарищ Сталин с вечера хорошо знал, что будет утром в свежей “Правде”, и если брал ее в руки, то не в поисках новостей, а скорее как художник, оценивающий свою картину; точнее — как повар, нюхающий вчерашний фарш.
Вы про эту свою утреннюю подзарядку сказали для красоты? Или — чтобы отличиться от передней части тандема? Та, конечно, ищет (как все властители) новости не в телевизоре, а в донесениях шпионов, в сводках спецслужб.
Или вы сказали правду? Но что содержат ТВ-новости? — ваш собственный вчерашний визит куда-то к кому-то…
Это все равно что с утра искать новости в семейном фотоальбоме — такое и с похмелья не взбредет в голову.
Хотели сказать приятное своим телеканалам, их начальникам? Но ведь они уже награждены орденами и медалями за правильное участие в ваших выборах. А признание, будто вы извлекаете новости из их продукта, не может их обрадовать, ибо они-то знают истинную цену этому фаршу. Вы же их только смутили.
Где искать новости — серьезный вопрос.
Новую позу легче найти в старой 2200-летней Камасутре, чем у новой 18-летней секретарши, а? Разве ваши секретари могут дать вам совет, равный по мудрости Пушкину, Цезарю, Наполеону? (Секретари думают, что это ресторан, салат и пирожное.)
Настоящие новости только в книгах. Только в них ответы на все вопросы. В том числе — на политические. В том числе — на завтра! (А не на вчера, как ТВ.)
Великие книги написаны мудрейшими людьми планеты, пророками, а не суетливыми интриганами (или вы не знаете свое окружение?).
Но даже если у вас в руках великая книга, скользить глазами по строчкам — это скользить мимо. “И что ж? Глаза его читали, но мысли были далеко” — это сказано об Онегине, чье отвлекающее “далеко” было гораздо меньше вашего: ни австрийского футбольного поля, ни спорного арктического шельфа, ни заколдованного места, обозначаемого чаще всего как Ново-Огарево.
* * *
Что ваша жизнь? — игра! Добро и зло — одни мечты. И все же — что вы делаете лично? Вообще, что делает человек на такой верхотуре? (Выше только Бог, пока дело не доходит до переворота.)
Ясно, что от унизительных бытовых забот-хлопот вы освобождены: пол не метете, посуду не моете, картошку не чистите и не сажаете (Ельцин однажды сказал, будто сажает картошку, но никто не поверил).
А освобожденное прислугой время тратите на что? Думаете? Это слово ничего не значит; задуматься над книгой или над меню — большая разница. Вы же не сами пишете речи, не сами чертите планы. Кто-то вырабатывает их. Кто? Из каких соображений?
При таком количестве встреч, визитов, заседаний, выступлений президенты, выходя на трибуну, иногда даже не знают, что именно написано в тех листочках, которые предстоит прочесть.
Нет сомнений, в прошлом вы думали сами. А теперь некогда. К вам рвутся десятки помощников, советников, секретарей с идеями, предложениями, речами. Если одну из этих речей вы произнесете, она сразу станет президентской. Но, увы, останется секретарской.
Сочинители президентских речей — что ими движет: мечта принести пользу родине или желание угодить хозяину? (К сожалению, эти вещи противоположны.) “Сегодня не понравишься — уволят, — думает спичрайтер. — Лучше я сегодня понравлюсь, а пользу родине завтра принесу”. Просыпается на следующее утро: глядь — опять сегодня.
Если спичрайтер (который может быть и дамой) писал речи Ельцину, потом Путину, теперь вам — он (она) и есть истинная преемственность во всей красе. И вот уже скоро 20 лет всё откладывается на завтра польза родине.
Одни и те же люди писали речи о полной свободе, а потом — о необходимости государственной вертикали. Годы, когда они пришли на вершину власти, они сами называют “лихими”. Они пишут вам речи о преемственности и неуклонном следовании курсом предшественника и — о борьбе с коррупцией.
Но вы же не с царской коррупцией хотите побороться и не с брежневской, и (надеюсь) даже не с ельцинской, а… не знаю, как сказать: с нашей? с вашей? страшно сказать — неужели с путинской?
Вам не кажется, что здесь непреодолимое противоречие? Если наш курс привел к коррупции еще большей, чем в лихие 90-е (уж точно не убавил), то следуя этому курсу…
Возможно, проблема в том, что сочинители государственных речей сами не помнят, что писали вчера. А главное — рассчитывают, что никто не помнит. Поэтому они так любят телевизор (где слова мгновенно и без следа растворяются в эфире) и недолюбливают газеты, где слова сохраняются.
Видимо, у них нет идей, нет принципов. Просто надо быстро отреагировать на внешний раздражитель на очередное событие.
Видели, как гусеница (когда до нее дотронешься) вертится, сжимается в кольцо, бешено сгибается, разгибается? Она брыкается. Мы же не называем мыслями ее реакцию на внешний раздражитель.
* * *
Смотрите, какие речи вам пишут.
Выступая на Селигере перед “Нашими”, вы сказали: “Когда начинают увлекаться мессианством, поиском национальной идеи, то, как правило, перестают работать”.
Вообще-то смотря над чем работать. Но никто не замечал, чтобы тысяча подростков, занятых групповым отдыхом (за чужой счет), прервалась для поиска идеи. Так что отговаривать “Наших” было заведомо лишним.
Случайность? Нет. В феврале этого года вы (уже почти президент), выступая с программной речью в Красноярске, заявили: “Я не считаю продуктивной дискуссию о национальной идее. Она отвлекает”.
Вы имели в виду, что она отвлекает от работы. Ошибиться невозможно.
А к кому обращались? Кого пытались спустить с небес на землю? Это был партхозактив — Экономический форум “Россия-2008—2020. Управление ростом”. Перед вами сидели практически все члены правительства, губернаторы краев и областей, бизнесмены.
Простите, г-н президент, кого из них вы хоть раз застали за порочным занятием — поиском национальной идеи?
Они ее никогда не ищут, потому что они в ней не нуждаются. Все мы (в том числе и вы) знаем, чего они ищут. Хотя вовсе не нуждаются.
Помните “Вишневый сад” Чехова? Дворянка Раневская в тандеме со своим братом оказалась не в силах наладить хозяйство (разоренное их мотовством). Она упрекает брата, склонного ораторствовать перед кем попало (даже перед старым шкафом).
РАНЕВСКАЯ. Зачем так много пить, Леня? Зачем так много есть? Зачем так много говорить? Сегодня в ресторане ты говорил опять много и все некстати. О семидесятых годах, о декадентах. И кому?! Половым говорить о декадентах!
Половыми, г-н президент, сто лет назад называли еще и официантов.
Что сказали бы Чехов, Гоголь, Пушкин, Салтыков-Щедрин и дедушка Крылов, услышав, как вы просите чиновников (которых не знаете, как излечить от коррупции) не отвлекаться на поиск национальных идей?
* * *
Кремль годами безуспешно искал национальную идею. Не раз за время правления Ельцина—Путина (1991—2008) то какой-нибудь вице-премьер, то какой-нибудь генеральный прокурор, то еще какой-нибудь генерал делали попытки сформулировать ее. И — не выходило ничего. Они, слабые, хотели иметь идею, но не поднимался у них дух.
Идеи высоко; на земле не валяются. Идея — дух. Невозможно найти идею, когда жрешь в три горла, обсуждая в три телефона денежные потоки. (Выдумать фальшивую можно. Найти настоящую — нет.) И лучший выход для импотента (когда ничего не получается) сказать: “Не больно-то и хотелось”.
* * *
И вы, г-н президент, и те, кто без спросу читает нашу с вами переписку, могут спросить: “Зачем так подробно ковыряться в двух-трех фразах? Не мелочность ли это?” Нет. Напротив.
Человек (как уже сказано) — это его речь. Иногда правдивая, чаще лживая, но всегда содержательная.
Величайший политический историк Плутарх, сравнивая Александра Македонского и Юлия Цезаря, начинает с просьбы к читателям:
“…не винить нас за то, что мы перечислим не все знаменитые подвиги этих людей. Мы пишем не историю, а жизнеописания, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, руководство огромными армиями и осады городов”.
Спустя две тысячи лет правоту Плутарха подтвердил самый знаменитый советский сериал.
Радистка Кэт (русская “пианистка”) работала в плотном тандеме со Штирлицем. Но когда пришло время рожать (не национальную идею, а всего лишь ребенка), она заорала “мама” по-русски. И этого одного слова оказалось достаточно, чтобы все кругом поняли, с кем имеют дело. Никогда передок тандема не был так близок к провалу.
Салтыков-Щедрин. “Вяленая вобла”
(Отрывок из сказки)
Воблу поймали, вычистили внутренности (только молоки для приплоду оставили) и вывесили на веревочке на солнце: пускай провялится. ...Кожа на брюхе сморщилась, и голова подсохла, и мозг, какой в голове был, выветрился, дряблый сделался.
— Как это хорошо, — говорила вяленая вобла, — что со мной эту процедуру проделали! Теперь у меня ни лишних мыслей, ни лишних чувств, ни лишней совести — ничего такого не будет!
Что бывают на свете лишние мысли, лишняя совесть, лишние чувства — об этом, еще живучи на воле, вобла слышала. И никогда, признаться, не завидовала тем, которые такими излишками обладали.
Затесавшись в ряды бюрократии, она паче всего на канцелярской тайне да на округлении периодов настаивала. “Главное, — твердила она, — чтоб никто ничего не знал, никто ничего не подозревал, никто ничего не понимал, чтоб все ходили, как пьяные!” И всем, действительно, сделалось ясно, что именно это и надо. Что же касается до округления периодов, то воблушка резонно утверждала, что без этого никак следы замести нельзя. На свете существует множество всяких слов, но самые опасные из них — это слова прямые, настоящие. Никогда не нужно настоящих слов говорить, потому что из-за чих изъяны выглядывают. А ты пустопорожнее слово возьми и начинай им кружить. И кружи, и кружи; и с одной стороны загляни, и с другой забеги; умей “к сожалению, сознаться” и в то же время не ослабеваючи уповай; сошлись на дух времени, но не упускай из вида и разнузданности страстей. Тогда изъяны стушуются сами собой, а останется одна воблушкина правда. Та вожделенная правда, которая помогает нынешний день пережить, а об завтрашнем — не загадывать.
