...Нет, все былые недомолвки
Домолвить ныне долг велит.
А я — не те уже годочки —
Не вправе я себе отсрочки
Предоставлять.
Александр Твардовский
(Окончание. Начало в предыдущем номере)
4. Горбачев на весах Истории
Горбачев на корабле государственно-бюрократического социализма сломал паруса, несущие его к гибели.
Он мог в любой момент прекратить бой — уже хотя бы своим уходом в отставку. Но он, сознавая силу советской машины, опасаясь ее реванша, буквально вцепился в капитанский мостик и не покидал его, не уступал никому — пока не убедился, что корабль советской системы дальше уже никогда не поплывет.
Горбачев выступил за нереализуемое, неосуществимое, не соответствующее реальному уровню производительных сил устройство общества — гуманный, демократический, обновленный социализм. Но в своей борьбе за утопическую задачу Горбачев разрушил реальную, могучую, “несокрушимую и легендарную” советскую систему бюрократического социализма, ставшую главной угрозой для будущего и страны, и народа, и каждого человека.
И в этой своей роли Горбачев — разрушителя раковой опухоли — останется великим историческим деятелем.
Разумеется, Горбачев не волшебник. Он разрушил советский социализм только потому, что этот социализм уже полностью себя исчерпал.
Какой внутренней, чуть ли не генетической ненавистью к советской диктатуре надо было обладать Горбачеву, чтобы обойтись без арестов, высылок, тюрем и лагерей, расстрелов, психушек и изгнаний за границу, без судебных процессов с предсказуемым приговором.
Бюрократия Горбачева не меньше ельцинской бюрократии была готова и к организации “демократических” выборов с использованием административного рычага, и к комбинациям при подсчете голосов. И если горбачевская бюрократия не решилась делать всего того, что мы наблюдали при Ельцине, то только потому, что панический страх перед Генеральным секретарем Горбачевым был сильнее страха потерпеть поражение на альтернативных выборах в Советы.
Сколько надо было иметь мужества и убежденности, чтобы в стране векового рабства, холопства, чинопочитания главными чертами своего социализма сделать Гуманизм и Демократию!
Величие Колумба определяется не тем, что он ни слова не говорил о Новом Свете, а тем, что он фактически сделал — открыл не “обновленный” путь в Индию, а Америку.
Величие Горбачева, тоже ни слова не говорившего о выходе из социализма, нисколько не умаляется тем, что вместо утверждения обновленного социализма он открыл дверь миллионам для выхода из исторического тупика государственно-бюрократического социализма и перехода к новому, постиндустриальному строю, строю человеческой цивилизации XXI века.
5. Ельцин на весах Истории
Ну а Ельцин? Ельцин тоже спаситель России.
Он спас ее тем, что поднял на оставленном Горбачевым без парусов и, казалось бы, обреченном корабле России новые паруса. Паруса бюрократического, номенклатурно-олигархического постиндустриализма. Это был худший, но единственно реальный вариант спасения российского корабля.
Ленин, говоря о военном коммунизме, отмечал: это наша заслуга, но надо знать меру этой заслуги.
Заслуги Ельцина перед Историей России несомненны, но надо помнить и о мере этих заслуг, о плате за них.
И экономической — концентрация ресурсов в руках наименее пригодных для прогрессивных решений номенклатурщиков и олигархов. Размещение ими накоплений за рубежом — там был обещан низкий, но какой-то процент. А в России нет никаких гарантий — ведь власти Ельцина, как говорил о Степе Лиходееве Коровьев в “Мастере и Маргарите”, “ни черта не делают, да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено”.
Ценой ельцинского постиндустриализма стало фактическое удушение всех попыток расширения малого и среднего бизнеса.
Ельцин заставил именно народ расплачиваться за спасение номенклатуры, бюрократии, олигархов, за их обогащение. Народ заставили платить за все издержки преобразований. Это была фактически месть бюрократии за то, что народ посмел решать судьбу страны сам.
Ельцин мог создать ту оппозицию, которая бы защищала интересы народа, и, опираясь на нее, облегчить тяготы народа.
Самое тяжелое советское наследство — многомиллиардные сбережения пенсионеров и пожилых людей действительно надо было “отстранить” от формирующегося рынка товаров и услуг. Но можно было облегчить судьбы владельцев сбережений, дав им право менять эти сбережения на 5—10—20 соток земли, которые можно или продать, или сдавать в аренду.
Распад СССР на независимые республики был уже неизбежен. Но Ельцин мог в той же Беловежской Пуще отстоять право 20 миллионов русских во всех республиках сразу получить и русское, и национальное гражданство. Да и не только русских, но и всех русскоговорящих.
Для налаживания малого бизнеса его можно было на 10 лет освободить от всяких налогов. А для среднего бизнеса засчитывать в счет налогов его инвестиции в дело.
Надо было учредить пенсии переходного периода для спасения творческой интеллигенции и не обрекать Друнину на самоубийство, а сотни и тысячи ученых, музыкантов, спортсменов на отъезды в зарубежные страны в надежде проявить там свои таланты. Учреждал же Сталин премии трех степеней для поддержки талантов в трудные для страны годы.
Конечно, фонд для загранкомандировок ельцинской бюрократии в Давос, на Мальдивы и Куршевель пришлось бы урезать. Как и расходы на президентские дачи, охотничьи угодья и рыбалки. Когда-нибудь, я надеюсь, опубликуют список закупок за рубежом и в России Управления делами известного борца с советскими привилегиями в тяжелейшее время для миллионов сограждан.
Надо было запретить кому-либо владеть более чем сотней акций в сфере нефти и газодобычи, добычи угля или алюминия.
Для ограничения олигархии запретить приватизацию предприятий, являющихся в своих отраслях монополистами и стоящими вне конкуренции.
Да мало ли чего можно было сделать, если бы думать о народе по-настоящему, а не на словах или “страдая по ночам”.
Если жестко выделять главную историческую линию — то она такова.
Ельцин начал путь лидера России только благодаря соглашению с реформаторской частью бюрократии.
Он продолжил путь лидера России путем непрерывных и все более масштабных уступок бюрократии, превращая создаваемый в России строй в номенклатурно-олигархический постиндустриализм.
Он логично завершил свой путь капитуляции перед бюрократией передачей власти самой организованной части бюрократии — системе госбезопасности, завершив этап строительства в России основ бюрократического постиндустриализма.
Такова цена, которую Ельцин заплатил за спасение России от краха и за свое лидерство в России.
Итогом ельцинского постиндустриализма стал переход контроля в руки наиболее организованного и сплоченного, наиболее уцелевшего и при Горбачеве, и при Ельцине отряда советской бюрократии — органов государственной безопасности. Ельцин сам, лично сдал “гэбью” построенную им Россию. И если “гэбье” не сумело воспользоваться шансом, а бросилось захватывать “доходные места” в российском бизнесе или вообще “прихватизировать” самое лакомое в частном секторе — то это еще одно доказательство степени вырождения при социализме всех его структур. Впрочем, в оправдание можно сказать, что на место квалифицированной верхушки КГБ уже давно пришли — говоря словами песни Аллы Пугачевой — “ну настоящие полковники”.
К сожалению, даже попытка анализа цены ельцинских успехов вызывает бурю протестов. Когда мы с Ю.М.Лужковым в “МК” только заикнулись о цене гайдаровских реформ — нас обвинили во всех смертных грехах. В качестве доводов приводили даже книгу Гайдара, написанную спустя годы после его ухода из власти. Можно только одобрить предпринятую задним числом попытку автора более трезво проанализировать то, что он делал. Но сделанное — сделано. И, как говорят в России, после драки кулаками не машут.
В заслуги Ельцина включают то, что он дал свободу слова и свободу рынка. Это и верно, и неверно.
Да, свободу слова Ельцин признавал. Но не он ее дал — ее во многом дал еще Горбачев, а во многом она утвердилась сама. И понятно, что внедрить свободу Горбачеву было неизмеримо труднее, чем Ельцину сохранять ее. А точнее — сдерживать процесс ее “стрижки”, который тем не менее при Ельцине шел постоянно.
Да, настоящий рынок ввел именно Ельцин. Но именно при нем этот рынок был монополизирован бюрократией и олигархами, и жизнь в Москве или Петербурге, да и вообще в России стала одной из самых дорогих в мире.
Много говорили, писали — и раньше, и сейчас, — что Ельцин, бывало, руководил чуть ли не в подпитии и подписывал документы не читая. Поэтому отвечать должны — и за успехи, и за просчеты — те, кто от его имени действовал.
По собственному опыту общения с Борисом Николаевичем я берусь утверждать, что он по складу своего характера, как лидер, вообще не выпускал руль из рук. Достаточно вспомнить, как даже после операции на сердце он в первую же секунду после наркоза потребовал у В.С.Черномырдина “ядерный чемоданчик”.
Ельцин действительно при общей ориентации на бюрократический постиндустриализм, но в силу отсутствия собственной концепции преобразований приглашал то одного, то другого “штурмана”.
Когда волна недовольства народных масс, ограбленных гайдаровским шоком и чубайсовской приватизацией, с одной стороны вырастала в цунами, а с другой — обещанная компенсация за развал советского военно-промышленного комплекса со стороны США и Запада оказалась минимальной, Ельцин заменил младореформаторов Черномырдиным, сулившим доходы от экспорта нефти и газа. А когда надвигался дефолт 1998 года, Ельцин предусмотрительно сделал премьером согласного на роль “мальчика для битья” Кириенко. Когда понадобилось нейтрализовать оппозицию — выдвинул Е.М.Примакова. Но это были только “штурманы” при капитане.
Думаю, что часто он и сам охотно изображал из себя обманутого, не проинформированного, неправильно понятого и т.п.
Очень часто говорят: Ельцин больше чувствовал, чем думал. Это, возможно, частично и справедливо. Но не менее справедливо и знаменитое стихотворение Игоря Губермана:
Давно пора е… мать
Умом Россию понимать.
Думаю, что часто и подчиненные Ельцина — для придания себе веса — тоже представляли себя “рулевыми” при “немощном” хозяине.
На самом деле именно Ельцину, и только ему, Россия обязана тем, что на развалинах социализма воцарился не хаос, а новый строй. Дом государства — пусть плохой, — но был построен. Россия вошла в цивилизацию XXI века. Ельцин был Архитектором, Строителем российского постиндустриализма. Его преемники этот дом только достраивают, в чем они и сами наконец сознались, выступая на юбилейных торжествах.
6. Обобщенная характеристика двух лидеров
Как человек науки, я люблю четкие понятия. В свое время я долго подыскивал определение для того государственно-бюрократического социализма, при котором жил, — Административная Система.
И теперь я долго искал формулировки и для того, что сделал Горбачев, и для того, что сделал Ельцин.
Горбачев с точки зрения Истории разрушил советский социализм. Говоря словами знаменитого творения Евгения Шварца, Марка Захарова и Григория Горина — Горбачев рубил головы Дракона одну за другой. И кто бы потом ни претендовал на эту роль — настоящим победителем Дракона, Ланцелотом, был именно Михаил Горбачев.
Для строя, который построен при Ельцине, я нашел определение — Бюрократический Постиндустриализм.
Есть постиндустриализм США — монополизированный и финансовый. Есть постиндустриализм Западной Европы — социально-ориентированный. Есть постиндустриализм Японии — государственно-попечительский.
Ну а российский постиндустриализм Ельцина — это именно бюрократический постиндустриализм. Номенклатурный. Олигархический. Коррупционный. Криминальный.
Но это означает, что именно Ельцин полностью отвечает не только за спасение России, но и за антирусский аспект распада СССР. За антинародный характер экономических реформ. За утверждавшийся при нем шаг за шагом антидемократизм (как бы он сам ни старался лично остаться в стороне и как бы он сам лично терпимо ни относился к критике в свой адрес).
За враждебное малому предпринимательству, фермерству и среднему бизнесу — и в целом, и на каждом шагу — ельцинское бюрократическое государство: от законодателей и судей до милиционеров и проверяющих санитарного или пожарного надзора.
За опасную для многонационального государства великодержавность.
За постоянные уступки агрессивной, но не уверенной в своих силах части православного духовенства, мечтающей о том, чтобы действовать в качестве заместителей ротных командиров в армии или в качестве лекторов обязательных для посещения студентами лекций в вузах и занятий в школах.
Можно возразить, что сам Ельцин не раз и не два заявлял совершенно противоположное этим выводам. Но, как известно, “добрыми намерениями вымощена дорога в ад”.
Можно возразить, что найдется немало и конкретных решений, постановлений, даже законов, вроде бы опровергающих эти общие выводы. Но для Истории важно не то, что собирались делать, и не то, что ожидали и на что надеялись, а то, что реально получилось в итоге.
Можно привести немало примеров — и самых ярких — реальных действий Ельцина, тоже противоречащих этим выводам. Но важны не отдельные случаи и даже не множество случаев, а та основная историческая линия, которая выступает среди многих разноплановых событий и тех или иных зигзагов.
Можно указать на то, что ко многому сам Ельцин или не имел отношения, или только попустительствовал, или даже пытался противостоять. Но политический деятель несет полную ответственность за действия своих приверженцев, а руководитель — за действия своих подчиненных.
Можно указать, что многое из включенного в эти выводы произошло уже после ухода Ельцина в отставку. Но именно садовник отвечает и за созревшие на посаженных им деревьях плоды, и за назначенных им сборщиков урожая.
Всего происходящего Ельцин не мог не видеть, не мог не понимать. И Ельцин сам в созданной им новой системе работать не смог. Он — как и Горбачев — не только пришел сам, но и “ушел” в отставку сам. В делах страны в Ельцине победил Бюрократ, а в его личной судьбе победил Народник.
Общая динамика Горбачева как лидера состояла в движении от первых “уколов” до сокрушительных ударов и разрушения “до основания” государственного бюрократического социализма.
Общая динамика Ельцина состояла в движении от первых уступок бюрократии до постепенной полной капитуляции перед ней в процессе строительства ельцинского постиндустриализма.
Принципиальная разница между Горбачевым и Ельциным состоит в том, что:
— Горбачев сам задумал и организовал свою революцию. Горбачев имел и план, и карту, и компас Перестройки, но весь этот инструментарий оказался неверным, непригодным. Горбачев, защищая свою Концепцию, остался без поддержки и проиграл.
Ельцин не имел ни плана, ни компаса, ни карты, но он правильно определил, куда дует ветер, нашел генеральную линию и твердо ей следовал. Ельцин “вплыл” в революцию и только потом, на ее волнах, достиг поста лидера страны. Но при этом Ельцин оказался во власти и под контролем реформистски настроенной бюрократии и реализовывал устраивающий ее вариант перемен.
…После отставки Горбачев оказался свободным и открыто высказывал свои мысли.
А Ельцин оказался связан принятыми обязательствами и не мог открыто критиковать то, что его не устраивало в действиях нового руководства.
Вина Горбачева в том, что его план оснастить корабль страны парусами его обновленного, демократического, гуманного социализма был для современной цивилизации полной утопией. Поэтому построить он ничего нового не смог. И поэтому разрушение оказалось полным, “до основания”, без сохранения ценного из прошлого, без сохранения пригодного для нового строительства. Такой тип разрушения создавал площадку для будущего строительства, но нес стране и ее народам огромные беды и страдания.
Вина Ельцина не в том, что он реализовал номенклатурно-олигархический вариант постиндустриализма. Никакого другого материала, кроме советской бюрократии, у него не было, да и он сам был из советского материала. Вина Ельцина в том, что он выбрал худший номенклатурно-олигархический вариант, с заботами по преимуществу о бюрократии, с перекладыванием всех издержек на народные массы и интеллигенцию, не осуществил реально возможных мер для защиты народа.
