Понятно, что в главных берлинских распродажных оазисах — торговых центрах «KaDeWe» и «Gallerie Lafayette» — пасутся дамы небедные. Ведь распродается тут не что-нибудь, а осенние коллекции самых что ни на есть крутых дизайнеров. По распродажным пакетам с заветными именами и узнает свою будущую жертву мафия берлинских альфонсов. Причем охотников интересуют модные девушки только в самом «интересном» возрасте — когда дурь уже прошла, а маразм еще не начался. И я, видимо, попала в ту самую фокус-группу.
Русские альфонсы — милые, скромные, вежливые — встретились на моем пути четырежды за неделю берлинского вояжа. И к концу путешествия мне отчетливо вспомнилась диккенсовская «Рождественская песнь в прозе». Я почувствовала себя скупым Скруджем, к которому под Рождество поочередно являются разные духи с единственной целью — раскрутить его на денежки. После явления третьего духа нервишки скупердяя сдают, и он клятвенно обещает искупить свое жадное прошлое щедрым настоящим. «И сразу же стало ему легко и весело, словно школьнику!» — уверяет Диккенс. У меня же на четвертом духе вдруг открылись глаза, и все мои якобы случайные берлинские встречи выстроились в стройную схему. То, что это именно схема, а не некие совпадения, впоследствии подтвердили коренные берлинцы.
Дух первый: вы же сами знаете, как это бывает...
Первая ловушка ждала меня в первый же вечер дня, честно заполненного шопингом. Усталая, зато с чувством глубокого удовлетворения я брела по Курфюрстендаму — одной из главных торговых улиц Берлина. С означенными пакетами в руках — ибо там и находится «KaDeWe». И тут ко мне подошел он...
В диккенсовском варианте он звался Святочным Духом Прошлого и пенял несчастному Скруджу на то, что тот никогда никому не помогал, откровенно давил на жалость и на совесть. Мой «дух» представился Алексеем и занялся примерно тем же самым.
Юноша студенческого вида остановил меня вопросом, не говорю ли я по-русски. Я ответила, завязалась беседа. Алексей пошел рядом, что не показалось мне странным: по Курфюрстендаму все идут в двух направлениях — либо на шопинг, либо с него. И вообще, признаться, юноша был приятным: правильная русская речь, хорошие манеры, интеллигентное лицо в очках.
По пути Алеша ненавязчиво изложил мне всю свою непростую судьбину: как отец-олигарх выгнал его из отчего дома в Питере за то, что сынуля открыл глаза любимой маме на папину любовницу. Как гордый Алексей не стал унижаться перед родителем-капиталистом, «предавшим мать», и уехал подальше от тяжелых воспоминаний — в Париж. Как злой папаша в отместку заблокировал Алексею кредитную карту, оставив парня на парижском тротуаре без единого евроцента в кармане. Но Алеша усмирил гордыню и устроился в ресторан на пляс Пигаль мыть посуду. И тут, конечно, амур-тужур. Алексей влюбился в прелестную юную парижанку по имени Маду, которая каждый вечер ровно в семь забегала в их ресторан на чашку кофе. Маду ответила ему взаимностью, они провели незабываемую ночь у нее в парижской мансарде...
— Ведь вы же понимаете, как это бывает? — заглядывал мне в глаза Алеша. — Такая шикарная женщина, как вы, наверняка пережила немало потрясающих романов и знает, как от страсти сносит крышу!
— Знаю-знаю, — кивала я, завороженно слушая нового знакомого.
С Маду Алексей купался в счастье, пока в один ужасный вечер не узнал, что любимая является... обычной труженицей панели. Разумеется, после такого потрясения нежный юноша не мог больше оставаться в том ресторане, в том городе, в той стране... Благо мир не без добрых людей: кто-то подкинул денег на телефон, кто-то подвез автостопом, кто-то пустил переночевать, кто-то помог подзаработать. Брюссель, Амстердам, Цюрих... И вот добрался до Берлина. Денег на еду нет, ночлег не предвидится, но надежда умирает последней:
— Вот сейчас с восьми вечера начну обходить окрестные забегаловки. Вдруг кому-нибудь понадобится почасовая посудомойка? У меня сейчас одна мечта — подработать и накопить денег, чтобы вернуться в Россию.
Попутно Алексей ненавязчиво оказывал мне всякое мелкое, но всегда такое приятное мужское внимание — поддерживал за локоток на ступеньках, занимательно рассказывал о достопримечательностях Берлина, то и дело предлагал сфоткать меня на фоне вон той церквушки, самой красивой в западной части.
Я сочувственно кивала: еще бы, какое женское сердце не дрогнет от такой романтической истории! К тому же, признаться, с Алексеем я чувствовала себя комфортно. Я в городе одна, ориентируюсь плохо, а тут такой внимательный кавалер — фотографирует, пакеты тяжелые тащит, дорогу знает (по пути, выясняя у прохожих местонахождение моего отеля, Алексей успел продемонстрировать владение не только немецким, но также французским и английским).
— У вас нет для меня работы? — осторожно поинтересовался сын олигарха, когда мы уже свернули в переулок, ведущий к моему отелю.
— Откуда? — развела руками я. — Я сама здесь туристка.
— Может быть, поужинаем вместе? Я покажу вам лучшее в Берлине местечко. Там наливают отменный бок — лучший в Германии сорт пива. Я сам-то вообще не пью спиртного и не курю, ем мало. Я просто посижу с вами для компании...
Есть я не хотела и отказалась, но потом вспомнила, что поступаю невежливо — ведь передо мной человек без денег, наверняка он голоден. А ведь ему еще всю ночь искать место посудомойки...
Страшно смущаясь, я протянула бездомному олигархическому отпрыску 30 евро:
— Алексей, спасибо, я не голодна, но вот возьми... У меня с собой больше нет, остальное на карте.
— Я могу показать вам ближайший банкомат, — оживился мой собеседник.
— Спасибо, но сегодня мне уже не понадобятся наличные, — честно ответила я, все еще не понимая, к чему он клонит.
— Ах, как жаль, — вздохнул Алексей. — Так не хочется с вами расставаться! Вы такая чудесная, вы совсем не похожи на других девушек. Если честно, после Маду я разочаровался в женщинах, решил, что все они продажные глупые твари. И только встретив вас, я вновь поверил, что бывают тонкие, умные и нежные.
От удивления я онемела. А он продолжал:
— Ах, если бы мы могли очутиться в России вместе — в Питере, в Москве... Лишь бы рядом с вами. Пусть не рядом, пусть на шаг сзади, но все же... Если б я знал, что встречу вас именно сегодня, я бы давно начал копить деньги на поездку в Россию. Эти полчаса прогулки с вами по Курфюрстендаму перевернули мою жизнь!
И, представьте, несмотря на явную лживость его слов, они мне были приятны... Однако я стала прощаться: я никак не могла помочь несчастному с билетом в Россию, ибо сама была ограничена в средствах. К тому же это был всего мой первый вечер в Берлине — и предстояло еще четыре дня шопинга. Когда мы подошли к моему отелю, Алексей обнял меня за плечи и поцеловал в ушко:
— А можно я у вас сегодня переночую? Ведь мне совсем некуда пойти! Я могу спать в ванной. А вообще я ласковый, нежный и без ума от вас. Но если вы не хотите интима, не надо! Я умею делать тайский массаж, могу расчесывать вам волосы...
— Удачи! — решительно прервала я поток его красноречия и скрылась в отеле, удивленная безмерно.
Дух второй: ну вы ведь тоже были молодой!
Вторым диккенсовского Скруджа навестил Дух Нынешних Святок, попрекая скупердяя тем, что он никогда не интересовался проблемами молодых. Молодежный дух подловил меня аккурат на второй вечер — возле торгового гиганта «Galeries Lafayette» на Фридрихштрассе.
В отличие от Алексея Гарик выглядел мальчиком с обложки — смазливое лицо, голливудский смайл, дискотечная фигура и модный молодежный прикид. Разговор завязался с того же вопроса: не говорю ли я по-русски? А поскольку по-русски я говорю хорошо, юноша, обворожительно улыбаясь, представился и спросил:
— У вас не найдется подработки какой-нибудь? Можно с почасовой оплатой. Ну что-нибудь типа подай-принеси-пойди вон?
Подработки у меня не было, в чем я тут же честно призналась.
— Вот, блин, невезуха! — сокрушенно хлопнул себя Гарик по упругой попке, красиво обтянутой узкими джинсами. — А то у нас проблема...
Выясняется, что их — «красивых спортивных мальчиков из одной секции по карате» — в Берлине целых 5 штук. Вообще-то они приехали в Берлин только для того, чтобы поклониться могиле деда одного из парней: «дедушка Антона воевал и дошел до Берлина, как не почтить его память?» А дальше планировали отправиться в Амстердам, «чтобы оттянуться со вкусом». Но вот беда: вчера какой-то хач в турецком районе вырвал у Андрюхи рюкзак и убежал.
— А в рюкзаке у Андрюхи были все наши общаковые деньги! — сетовал плейбой. — Хорошо еще паспорта оставили в отеле, а то бы вообще трындец! Из отеля, конечно, чек-аут сделать пришлось, платить-то теперь нечем. Предков дергать, чтобы высылали деньги, тоже не хочется, они ж волноваться будут. Ведь руки-ноги есть, работы не боимся, заработаем на дорогу домой! А может, и на Амстердам хватит... Ну вы ведь тоже молодая совсем, вон какая прикинутая, понимаете... Танцевать любите? У вас фигура отменная! Представляю, как клево вы двигаетесь на танцполе!
Мне снова стало приятно. «Какой трогательный юноша, — подумалось мне, — так заботится о родителях, не хочет волновать. Попал в неприятную ситуацию, а ведь не отчаивается — готов на любую работу и не стесняется ее искать». С минуту я искренне размышляла, не дать ли и этому бедолаге 30 евро, но жадность победила.
— Сочувствую, но ничем помочь не могу, — твердо заявила я.
— Слушайте, — заглянул мне в глаза Гарик, улыбаясь так, что Брэд Питт отдыхает, — а может, махнем в Амстер вместе? У нас в компании все равно девчонок нет. Мои парни будут в отпаде, когда вас увидят! Нам весь Амстер обзавидуется, если мы туда приедем с вами! Бросайте на фиг этот шопинг, пусть им тетки занимаются, у которых уже все позади. А вам еще тусить и тусить... Сегодня есть ночной поезд. Махнем, а?
В какие-то секунды в моем пылком воображении пронеслись соблазнительные картинки: вот я в компании «красивых спортивных мальчиков-каратистов» «клево двигаюсь» на лучшем танцполе Амстердама. И к «теткам» не имею ни малейшего отношения. Но тут я вспомнила, что, поскольку красивых мальчиков недавно обокрали, вся «движуха», очевидно, за мой счет, — и взяла себя в руки:
— Спасибо, Гарик, но не в этот раз.
— Жаль, — обреченно констатировал плейбой. — Но тогда уж не откажите соотечественникам в последней просьбе. Купите нам — плиз-плиз-плиз! — 5 баночек пива вон в том уличном лотке. Вообще-то мы спортсмены, не пьем, не курим... Но в такой ситуации совсем уж тоскливо! Раз уж денег на билеты и еду нет, то хоть пивка — чтоб веселее было работу искать...
И что вы думаете? Я купила. Ведь я тоже когда-то была молодой.
Дух третий: что ждет вас впереди?
Жадину Скруджа добил Дух Будущих Святок, живописуя ему пустоту и забвение, которые ждут его впереди, если он не перестанет скупердяйничать. Мой берлинский Дух Будущих Невзгод витал в районе Чекпойнт Чарли — бывшей двери с Востока на Запад и средоточии мощной сувенирной торговли, в которую я и окунулась на третий день.
— Девушка, вы же русская? — слышу я за своей спиной, роясь в магнитиках на холодильник. — У вас подработки не найдется? Просто трудная ситуация...
Поворачиваюсь и вижу его — очередного русского «воспитанного юношу с грустными глазами». Все то же самое: лет 25, чистенькая и глаженая одежда, аккуратная прическа, здоровый цвет лица — и «дайте попить, а то так хочется есть, что аж переночевать негде». На сей раз «идеала преуспевающих дам» зовут Толик. Он тоже не пьет, не курит, просто попал в затруднительное положение.
— Знаете, это странно — за три дня я слышу этот заход уже в третий раз! И все от наших русских парней! У вас тут что, профсоюз попавших в трудную ситуацию? — спрашиваю я Толика строго.
— Да? — быстро реагирует Толик нахмурившись. — От русских? А где? Здесь? Как их зовут? Безобразие!
Ба, да они все тут друг друга знают!
Толик же, быстро справившись со смущением, начинает печальную песнь о своих проблемах. С ужасом чувствую, как под влиянием его речей я — словно змея, выманенная из кувшина магической дудочкой укротителя, — невольно вылезаю из своей скептической брони и начинаю сочувствовать. А как не посочувствовать: беднягу подставил партнер по бизнесу, друг московского детства, которому Толик доверял как себе. Как только он остался без копейки, его невеста сбежала. А ведь Толик так хотел семью, детей!
— Завтра утром я сяду в поезд Берлин—Москва, — торжественно-печально заверяет меня Толик. — Попробую договориться с проводниками за полцены. Но и на полцены мне еще надо заработать... Я не хочу оставаться в городе, где все это произошло. У нас здесь был торговый дом, мы завозили в Германию товары из Белоруссии. Правда, московскую квартиру мне пришлось продать за долги, там меня никто не ждет, но я все равно хочу домой, в Москву!
Я скорбно киваю.
— А хотите, я женюсь на вас? — вдруг выпаливает Толик, будто его осенило. — Я так мечтаю о семье! А вы такая красивая, такая добрая...
Меня одолевает любопытство: ради чего такие сложные заходы, неужто ради банки пива или 30 евро?
— Толик, а ты что, готов жениться на любой встречной-поперечной?
— Я чувствую людей, — отзывается Толик, принимая таинственный вид, — и верю в счастливый случай, призванный перевернуть всю мою жизнь! Ведь я встретил вас...
Однако, узнав, что я замужем, Толик грустит недолго и вскоре просит познакомить его с незамужней подругой моих лет. Обеспеченной, разумеется.
— Я говорю «обеспеченной» не из корыстных побуждений! Просто я смотрю правде в глаза и отдаю себе отчет: на сегодняшний день мне нечего предложить женщине. Ну, разумеется, кроме любви, преданности, помощи по хозяйству и вообще по жизни. Ну и качественный интим, разумеется! Я здоровый, симпатичный... Ведь у вас есть одинокая подруга?
Такая подруга у меня есть. Конечно, она едва ли согласится...
— А вы объясните ей, — Толик кладет руку на сердце, — что существует фатум, судьба, планида — называйте как хотите. Наши с вами жизненные траектории пересеклись. А вдруг на этом пересечении — счастье вашей подруги? Так соедините наши судьбы! Поговорите с подругой, что ей мешает просто попытать счастья? Просто дайте нам познакомиться. А если мы не понравимся друг другу, разойдемся в разные стороны. Мы же взрослые свободные люди...
Извини, Толик. Подруга — это святое.
«Мюллер!» — догадался Штирлиц
Четвертая встреча больше напоминала не рождественскую песнь, а детектив.
В кафе под названием «Элефант» — прямо как в кино про Штирлица! — куда я зашла посидеть и отдохнуть после шопинга, ко мне подсел молодой человек приятной наружности:
— Вы по-русски говорите? У вас работы не найдется?
Опять!!!
— Вас, конечно, выгнал отец, подставил партнер по бизнесу, невеста сбежала, возлюбленная оказалась проституткой, и теперь вы ищете денег на билеты в Россию? — саркастически осведомляюсь я.
— Нет, но моя бабушка...
Я терпеливо выслушиваю историю, как у круглого саратовского сироты Ивана в Берлине умерла единственная родственница — двоюродная бабушка. Но, пока он добирался до немецкой столицы, злые и жадные люди подстроили так, что он не может получить наследство.
— Чтобы получить наследство, надо нанимать юристов, на что-то жить в Берлине, — объясняет Иван. — На это я и хочу заработать. Я ведь совсем один в этом городе...
Я понимающе киваю.
— А можно сфотографироваться с тобой на память? — спрашиваю я. Иван с удовольствием позирует.
Сделав снимок, я начинаю рьяно поддерживать Ивана в его сетованиях на жизнь, уверяя, что меня тоже не далее как сегодня обокрали и теперь я тоже ищу денег на дорогу домой. Этот факт Ивану явно не нравится, и через короткое время он под каким-то предлогом испаряется.
Ко мне подходит немецкая официантка. Я решаюсь обратиться к этой сдержанной берлинской кельнерше по имени Герда, если верить бейджику на ее груди:
— Извините, Герда, а этот юноша часто бывает в вашем заведении? — интересуюсь я по-английски.
— О да, — неожиданно охотно соглашается фройляйн Герда. — Ваших русских мальчиков вообще в городе полно! Они охотятся на богатых фрау на распродажах.
От кельнерши я узнаю, что у русских «мальчиков с печальными глазами» город поделен на участки: у каждого своя «лужайка» возле крупных торговых центров. Как правило, они легко объясняются на нескольких европейских языках. На жалостливые истории русских альфонсов ведутся в основном итальянки и испанки в возрасте, а также пожилые американки, если их заносит на шопинг в Берлин. Но чаще свои, русские.
— А потом плачут и жалуются. Чаще всего первую неделю-две мальчик бывает действительно очень ласков и предупредителен. А потом одалживает у добродетельницы крупную сумму и скрываются с нею. Уж сколько таких историй было! Мне и сестра рассказывала, и русские подруги — здесь, в Берлине...
Чаще же, по словам сведущей берлинской кельнерши, все-таки срабатывает чисто женское любопытство. Взрослая тетя прекрасно понимает суть игры мальчика, просто ей становится любопытно: как будет вести себя альфонс дальше? И, наивно считая себя умнее его, дамочка пускается в авантюру сознательно, в расчете за бесценок приобрести себе верного пажа. И попадается-таки на удочку альфонса, мальчик все равно ее раскручивает — хоть на что-нибудь.
...В самолете Берлин—Москва в соседнем кресле со мной оказывается немецкий ученый и бизнесмен Готфрид Майнц, прекрасно говорящий по-русски. В ходе непринужденной беседы делюсь с ним своими берлинскими приключениями.
— О да, — кивает Готфрид, — русские юноши, якобы собирающие деньги на билет, буквально захватили наш город. Но чем масштабнее становится это явление, тем меньше от них вреда. Жительницы Берлина, например, уже в курсе, что с ними не надо вступать в разговор. Надеюсь, скоро и гостьи нашего города это поймут.
