Юлия Алексеевна — худенькая кудрявая шатенка с открытой улыбкой и усталыми глазами. По профессии — училка-англичанка. Ставит на стол коробку дорогих шоколадных конфет:
— Вот, ученики по старой памяти подарили на День учителя, хотя я в школе уже давно не работаю. Репетиторствую только.
Юля сидит дома с сынишкой двух лет, подрабатывает частными уроками английского. Сейчас ей 30, а когда случилась та самая “лав-стори с душком”, ей было 27.
Она без конца отвлекается на маленького Антона, который резвится вокруг нас, — активный мальчик, за таким глаз да глаз. Кухонька у Юли крохотная, тесная.
— Тяжело вам приходится с таким активистом! — сочувствую я.
— Да нет, я привыкла, — улыбается Юля. — Мои родители рано умерли, младшая сестра осталась на мне. Сейчас она уже вышла замуж, живет отдельно... Так что я возиться с мелкими люблю. А Антошка мой вообще чудо! Материально только тяжело. Помощи-то ждать неоткуда.
Как не похожа она на тот образ педофилки, насильницы малолетних, который обрисован в районной газете! Неужели это все — про нее?
— Про меня, про меня, — улыбается Юля. — Ничего, сейчас мне уже не больно об этом вспоминать. А тогда, конечно, чуть с ума не сошла...
Школьной учительницей Юлией Алексеевной она стала в 26 лет. Пришлось уволиться из одной фирмы, где до этого работала секретарем.
— Роман у меня там был, с одним из замов главного. Он женат был, но обещал от жены уйти. А потом дошло до его жены, он меня и выгнал.
Чтобы отвлечься от сердечных страданий, Юля решила сменить обстановку. Стряхнув пыль с диплома пединститута, она пошла устраиваться “англичанкой” в среднюю школу, прямо напротив собственного дома.
— И понравилась новая работа мне тоже сразу, — говорит она. — Интересная, живая. Кроме того, от дома два шага, после обеда уже свободна, отпуск два месяца. Помимо часов английского взяла классное руководство, это хорошая надбавка.
Стас учился в том самом 10-м “Б”, которым руководила Юлия Алексеевна. Он разительно отличался от своих сверстников.
— У него был очень взрослый, внимательный взгляд. И выражение лица совсем не такое дурное, какое бывает у мальчишек его возраста. Так смотрят взрослые мужчины, но не мальчики. И по манере разговаривать, и по суждениям, и даже по внешнему виду трудно было поверить, что передо мной десятиклассник. Помню первые слова Стаса, обращенные ко мне. Яобъявила своим детям, сколько классных часов проведу в первом полугодии: “В вашем обществе эти часы станут не просто классными, а суперклассными!”
Мама Стаса, Тамара Георгиевна, после первого же родительского собрания подошла к новой классной руководительнице и попросила относиться к ее сыну построже. Мол, он у нее “очень ранний, под влиянием старшего брата”. Тамара Георгиевна была женщина уже немолодая, но ухоженная, хорошо, дорого одетая.
— В учительской мне сразу насплетничали, что Стасик — ее поздний ребенок, — рассказывает Юля, — а старший сын — мой ровесник. Обоих сыновей Тамара воспитала одна, муж ее бросил много лет назад. Наши училки очень хвалили ее старшего сына Артема — он раньше учился в нашей школе. Мол, он помогал воспитывать младшего, а теперь раскрутил собственный бизнес. Маму с младшим братом содержит.
Она достает из ящика школьную фотку:
— Вот, прячу. А то нагрянет кто ненароком, увидит, скажет — извращенка! Никак не оставит в покое бедного несмышленыша.
На групповом фото Стас, высокий, статный блондин, определенно выделяется из толпы школьников. И впрямь хорош, мерзавец!
— Он с самого начала вел себя как взрослый мужик, — продолжает Юля. — Он командовал, понимаешь? Возможно, это потому, что он проводил много времени в компании старшего брата, а с одноклассниками мало общался. Говорил, что ему с ними скучно. “А вот друзья Артема — мои друзья, — говорил он мне. — С ними по-настоящему прикольно”. Я, как ни старалась, никак не могла воспринимать его как школьника. Особенно когда мы оставались вдвоем.
Три счастливых дня были у меня...
Их роман начался в походе после окончания 10-го класса.
— До этого были взгляды, какие-то невзначай брошенные слова… Ну, такие вещи, которые понятны только двоим. Я чувствовала, что Стас все время на меня смотрит, даже когда я не в классе — в столовой, на переменах, везде. А уж во время уроков он глаз с меня не сводил. И я сходила с ума от этих взглядов. Каждое утро собиралась на работу как на праздник. Мне хотелось принарядиться, хорошо выглядеть...
А после окончания учебного года, в последних числах мая, 10-й “Б” во главе со своей классной руководительницей отправился в поход на два дня. Поздно вечером, когда вся походная стряпня уже была съедена, а песни под гитару спеты, Юлия Алексеевна и Стас остались у костра вдвоем. По ее словам, классная руководительница обязана была находиться “на посту” до последнего школьника и проследить, чтобы все разошлись по палаткам в целости и сохранности.
— Стасик, иди спать, уже второй час ночи, — велела училка своему ученику. Но голос ее предательски дрожал.
— Юлия Алексеевна, — отозвался юноша тихо. — Вы же знаете, догадываетесь, как я к вам отношусь…
— Да… Нет… — растерялась учительница.
А он, воспользовавшись ее замешательством, властным движением привлек к себе и поцеловал.
— Это был настоящий страстный поцелуй взрослого мужика, — вспоминает Юля. — Я чуть сознание не потеряла! Но все-таки взяла себя в руки и прогнала его спать. Уходя, он сказал: “Я вас люблю, Юлия Алексеевна!” У меня даже голова закружилась. Но в том походе между нами больше ничего не произошло.
Ощущение безумного счастья не покидало ее весь следующий день на берегу водохранилища. И юноша стал непривычно молчалив, только мимоходом бросал на училку пламенные взгляды.
— А “любовь во плоти” у нас случились уже потом, в городе, — признается Юля. — Хотя я была уверена, что до этого не дойдет. Три встречи в июне. Мы вообще переспали всего три раза!
Одним теплым июньским вечером в дверь Юлии Алексеевны раздался звонок. Стас возник на пороге, в руках у него были белые розы. Он сунул их учительнице и стал что-то говорить про учебник английского. У нее душа ушла в пятки, чтобы хоть что-то делать, она пригласила его на кухню, налила чай. А он подошел к ней сзади, обнял за талию…
— Я его не совращала! Я сама с ним рядом чувствовала себя маленькой девочкой. Чувствовалось, что он имеет основательный сексуальный опыт. Может быть, даже больший, чем я.
По признанию Юлии, с того рокового свидания Стас ночевал у нее еще два раза. Было это на выходных — видимо, когда его брат и мама уезжали на дачу. Но тогда Юля об этом не думала, она вообще ни о чем не думала — ни о будущем, ни о прошлом. Наслаждалась волшебным, нереальным настоящим.
Любви все возрасты покорны
А в условиях акселерации — и подавно.
— Июнь пролетел незаметно, — продолжает Юля. — В июле Стас с семьей уехал на море, сказал, что будет скучать, обещал позвонить, как вернется. Но увидела я его только на праздничной линейке 1 сентября. Он шел в 11-й класс.
Но на тот момент ей было уже не очень важно, продолжатся ли ее отношения со Стасом. В июле она поняла, что беременна. И твердо решила эту беременность сохранить.
— Понимаете, у меня были некоторые проблемы по женской части, и врачи говорили, что забеременеть будет сложно. Я страшно боялась долгого, неприятного лечения. А тут — все на блюдечке плюс хорошая наследственность.
Главной ошибкой она считает то, что рассказала молодому человеку о своей беременности.
— Надо было молчать. Я взрослая женщина, мало ли от кого надумала родить. Но в сентябре 11-го класса я поняла, что Стас намерен продолжить свои ночные визиты ко мне. И просто объяснила ему, что жду ребенка, избавляться от него не стану. И мы должны прекратить наши отношения. А то будет скандал: классная руководительница залетела от ученика!
Но Стас повел себя неожиданно: он заявил, что намерен признать будущего ребенка и жениться на Юлии — как только закончит школу.
— Я говорила ему, что это безумие, отговаривала, а у самой внутри все прыгало от счастья...
Умоляла его хотя бы пока никому ничего не рассказывать. На это он загадочно молчал. Теперь мне кажется, что Стас по малолетству наивно полагал, что семья поддержит его в “благородном” намерении на мне жениться. Но его родные рассудили, как любые нормальные взрослые...
Как выяснилось позже, мама Тамара Георгиевна, услышав признание сына, первым делом отправилась в школу, к директору. А директор собрала по моему делу педсовет.
— Об этом мне позже рассказала математичка, моя подруга. А сначала я никак не могла понять: чего это весь педсостав на меня разом взъелся? Коллеги сочиняли про меня всякие гнусные сплетни. Пошел слух, что меня застали в подсобке с трудовиком. Я думаю, что педагоги-злопыхатели старались не столько ради того, чтобы довести меня, сколько ради Стаса. Хотели показать ему, какая я грязная и развратная, испорченная женщина, — по просьбе Тамары Георгиевны. А сам Стас... В школе я с ним принципиально не вступала в разговор и домой к себе не пускала. Он несколько раз пытался зайти, я просто не открыла дверь. За весь тот период мы всего лишь пару раз поговорили по телефону. И каждый раз было одно и то же. Я его просила, чтобы он оставил меня в покое — ради нас обоих и будущего ребенка.
— Юля, а почему ты тогда не ушла из школы? — спрашиваю я. — Понятно, что этого и добивалась мать Стаса.
— Да причины самые земные. Мне нужно было накопить денег к рождению малыша, помощников-то у меня нет. А другую работу я едва ли бы нашла, будучи на сносях. Хотя... не только. Где-то в глубине души мне очень хотелось каждый день видеть Стаса. Впрочем, я понимала и другое: хочу я или нет, но вскоре моей работе в этой школе придет конец.
Так оно и вышло. Как-то к Юле пришла сама Тамара Георгиевна.
— Ну что вы делаете вид, будто ничего не происходит? Все же знают уже. Позорище-то какое! Совратили мальчика, так хоть теперь постыдитесь, задним числом! А вы продолжаете детей учить как ни в чем не бывало! И мой совет — лучше сделайте аборт…
На следующий день ее вызвала директриса и сухо попросила: “Не доводи до скандала. Пиши заявление по собственному. И радуйся, что мальчику уже исполнилось 16, а то Тамара Георгиевна непременно возбудила бы уголовное дело”.
— Я уволилась, — вздыхает Юля, — набрала по объявлению учеников, подрабатывала уроками инглиша до самых родов. Как я ушла из школы, так Стас и впрямь успокоился. Звонить перестал, встретиться больше не пытался. Мама правильно рассудила: с глаз долой — из сердца вон. Ребенок же еще, хоть и акселерат...
Юля считает, что, возможно, на ее любимого повлияла еще и статья в местной газете. В заметке о похабных похождениях немолодой (!) учительницы-растлительницы не было ни имени Стаса, ни номера школы. Зачем порочить достойное учебное заведение? Зато Юлина фамилия указана. По ней я ее и нашла.
А был ли мальчик?
В положенный срок родился Антон — хорошенький, здоровенький. Но радости материнства для Юлии были омрачены косыми взглядами и ухмылками окружающих. Школа-то, где она работала, рядом с ее домом! Гуляя с коляской во дворе, ей приходилось и выслушивать “душевные” соболезнования бывших коллег (“вот ведь каких глупостей наделала, теперь, бедная, расплачиваешься!”), и терпеть хихиканье и непристойные реплики школьников — слухи дошли и до них. Она старалась уходить подальше от дома, однако знакомые лица встречались повсюду.
— Не все, конечно, надо мной смеялись. Многие мои бывшие ученики повели себя деликатно — пришли поздравить меня с рождением сына, ничего не спрашивая и не говоря о его отце.
Но хуже всего было, когда она случайно сталкивалась со Стасом. Увидев бывшую подругу с ребенком, тот вздрагивал, отводил глаза и скорее проходил мимо.
— Никогда не забуду июньский день прошлого года, — дрогнувшим голосом говорит Юля. — Я жутко замоталась с домашними хлопотами и забыла, что сегодня в школе выпускной. Вечером выползла с Антохой погулять и плюхнулась на лавочку возле дома — не было сил уйти куда-нибудь подальше, как обычно. Отключилась от всего, отдыхаю. Вдруг шум, смех — вижу, в двух метрах от меня компания нарядных выпускников, все в лентах, с шарами. В ресторан спешили, наверное. И мой Стас среди них. С девочкой в красивом платье в обнимку. Один парень обратил на меня внимание, толкнул Стасика — тот смутился, а ребята заржали. А потом и он захохотал — громче всех...
По словам Юли, сейчас она о Стасе уже не вспоминает. К счастью, он поступил в институт и уехал в другой город. Соседи-знакомые тоже больше не вспоминают пикантную историю Антошкиного происхождения. Так что все нормально: у нее обычная жизнь обычной матери-одиночки. Юля строит планы на будущее, в которые входит все то же, что и сейчас: работать, растить сына. Только в школу она больше ни за что не пойдет трудиться. Ни в эту, ни в какую другую. И о замужестве тоже даже думать не хочет. А зачем? Ей с Антоном и так хорошо. Правда-правда.
