— После нашего развода Маша полностью ушла в новую семью, а уж когда с Лидой произошло несчастье, видимо, вовсе решила отказаться от своей родной дочери, — говорит бывший муж и продюсер Распутиной.
Мы сидим на кухне его четырехкомнатной квартиры. Ни здесь, ни в особняке поп-дивы их общая дочь Лида не может чувствовать себя как дома. У Владимира Ермакова тоже новая пассия — начинающая певица, которая надеется блистать в концертных залах столицы не хуже своей предшественницы.
Однако дух Маши Распутиной до сих пор витает в помещении — желтые обои совкового образца хозяин не переклеил, потому как на них красуется автограф артистки. Ее портрет — в закутке коридора, загроможденного коробками и всяким хламом.
О тяжелой судьбе дочери Владимир говорит с трудом. Гораздо с большим удовольствием посреди домашнего бардака мысли пенсионера обращаются к прошлой богемной жизни с Распутиной, в которой, по сути, никогда не было места для Лиды.
“Маша сразу от меня залетела”
— Мы с будущей женой познакомились на фабрике “Красная заря”, куда Маша Распутина, а точнее, тогда еще Алла Агеева, приехала из своей сибирской деревеньки Уроп работать мотальщицей. А я как раз репетировал и выступал в их помещениях со своей группой по договоренности. 17-летняя Алла сама прибежала знакомиться с моими ребятами. Ну а я с первого взгляда отметил ее формы — грудь, округлые бедра, красивые ноги… Оглядел я эти прелести и разозлился, что Алла не ко мне подошла. “Не мешайте, — говорю, — девушка, музыкантам работать. А лучше пойдемте на свидание”. Моя квартира и ее общежитие находились рядом. Помню, пригласил Аллу первый раз в гости, а мама нажарила целую сковородку котлет, штук десять. Поставила ее на стол. Я посадил рядом Аллу, отвлекся по домашним делам, а когда вернулся — осталась всего одна котлета. “Вот это аппетит!” — обалдел я.
В принципе Алла сразу выразила желание петь в нашем коллективе, но не успела: забеременела от меня почти сразу после знакомства…
— И как потом у нее со свекровью отношения складывались?
— Если честно, мама ее не сразу приняла, решила, что Алла забеременела в расчете зацепиться в Москве. Они уживались непросто, хотя Алла была женой хозяйственной — и готовила, и убиралась. И казалось, будет хорошей матерью, так заботливо она поглаживала свой живот, рассуждала о будущем малыше…
— А свадьба у вас была?
— Мы расписались только через 8 лет: Алла была в коротком красном платье… А рожать поехала к матери в Каменку… Кстати, теща у меня оказалась нервная: ей быстро надоедало жить в одном месте, поэтому она кочевала то на Украину, то в Краснодарский край... А накануне рождения дочери у меня как раз были запланированы выступления в Сочи. Когда я приехал в Каменку, из роддома Аллу уже выписали. “Знакомься — это наша Лидочка!” — встретила она меня. Имя малышке они тоже вместе с мамой уже придумали.
— Тяжело было молодой матери поначалу?
— Сначала Лидочка жила с нами в “двушке”: ее кроватка стояла рядом с нашей. Малышка с детства была беспокойная, много кричала. Но мы сносили эти трудности стойко где-то год. А потом Алла перестала кормить грудью, и дочка постоянно кочевала от одной бабушки к другой, потому что нам стало некогда с ней заниматься — я решил сделать из Аллы звезду.
“Распутина носила каблуки вместо домашних тапочек”
— Начинала Алла петь под своим именем. И как-то на одном фестивале, который транслировали по телевизору, ее представили так: “А пока Пугачева спит, у нас тут поет Алла!” У них с Примадонной была похожая прическа, фигура… И люди не рассмотрели — решили, что это и есть Пугачева. Я сказал супруге: “Больше никакой Аллы, будешь зваться народным именем Машка”. А неподалеку от ее родной сибирской деревни было село Распутино, от него мы взяли псевдоним — чтобы еще и ассоциации с легендарным Григорием Распутиным возникали.
— От поедания котлет, наверное, Машу пришлось отлучать диетами…
— Я был спортсменом и разработал для Маши комплекс упражнений, чтобы фигура была в виде рюмки: с резким переходом от талии к груди и бедрам. Ноги у Маши красивые и не короткие — так она у меня по дому даже в туалет приучилась на каблуках ходить. Сама она как-то покрасилась и вышла из ванной с желтыми волосами. Я говорю: “Какой кошмар!”. Так она тут же выдавила на себя тюбик новой краски — уже для брюнеток. Волосы после этого у нее выпадали клочьями — пришлось парик носить, пока новые не отросли.
— Популярность Распутиной началась с выступления в программе “Утренняя почта”, как ее восприняли другие звезды шоу-бизнеса?
— До этого мы поступили в Тверской институт культуры: меня на хоровое взяли сразу, а Машу долго прослушивали, сомневались… Потом я навязал ей коронную технику расщепления голоса, чтоб она пела с хрипотцой, как западные звезды. Мы записали песню “Играй, музыкант” и отнесли ее на телевидение. В эфир она не пошла, но попала в руки каким-то пиратам и вдруг зазвучала по стране. Как я и думал, западная манера сыграла нам на руку. Тогда мне позвонили с телевидения и сказали: “Приводи своего парня — мы на него посмотрим”, — по тембру даже пол исполнителя было определить сложно. А после эфира нам позвонил Крис Кельми и сказал, что Примадонна приглашает нас в гости на чай.
— Наверное, Пугачева хотела держать под контролем новую персону на эстраде…
— Так и было: она ревностно относилась к чужим успехам, боялась упасть с пьедестала. Впрочем, как и Маша. Когда уже известная Распутина включала телевизор и вдруг видела новый клип Аллы, прямо-таки срывалась в экран: “Вот зараза!”
Но тогда мы готовились к аудиенции, как будто идем на прием к королеве. Маша расфуфырилась, я надел костюм… И вот открывается дверь, и мы еле узнаем Аллу — она вышла без косметики, в каком-то растянутом свитере… Немая сцена, во время которой они друг друга разглядывали, длилась несколько минут. Потом нам предложили чай с пирожными, а Алла отлучилась и вернулась уже накрашенная. В тот день она изображала из себя саму щедрость: принесла стопку песен, которыми ее заваливали поэты, и подарила некоторые из них Маше. А еще пригласила ее выступать в своем театре. Мы обрадовались, сразу отдали паспорта… А на следующий день нам вдруг выдали расписание гастролей чуть ли не на год: мы должны были укатить в турне по России, видимо, чтобы в Москве о нас все позабыли. Тогда мы отказались работать с театром Аллы… С тех пор они с Машей не общались. Однажды нос к носу встретились на одном концерте за кулисами, так Пугачева замотала головой и завесила лицо волосами, даже не подняв на Распутину глаз.
— А Филиппа Киркорова им делить не пришлось? Он же вроде бы за Машей приударял…
— Мы большой компанией гастролировали по Средиземному морю, и тогда Филипп действительно постоянно гулял с Машей по палубам. А потом подошел ко мне и говорит: “Отдай мне Машу, я бы женился!” Я только засмеялся: “А ты у нее самой спрашивал?”. Так потом за обедом Филя говорит: “Машка, научи меня петь, как ты”. А она ему в лоб: “У тебя так не выйдет”. Киркоров обиженно встал: “Зато я красивый!” “Ты? — захохотала Распутина. — У тебя глаза навыкате и ноги иксом!” Так он еще потом стал приставать к Маше в моей каюте, а я как раз в ванной был — выскочил, пришлось их растаскивать… Филипп на меня сразу с кулаками набросился! И я ему фингал под глазом поставил. Странно, что его горячность вообще кого-то удивила на недавнем “Золотом граммофоне”.
“Из дочери надо было тоже делать певицу”
— А для Лиды у вас была нянечка при таком расписании?
— Лет до шести ее в основном воспитывали бабушки. А потом наняли гувернантку, которая учила ее английскому. Но Лида с детства была трудным ребенком: врачи отметили ее крайнюю возбудимость. Лида не могла сидеть на одном месте больше пяти минут. Поэтому с ней так мучились учителя… К середине урока начинала вертеться как егоза, болтать. Нас пытались вызывать в школу, когда она шалила на уроках, но разве у нас было на это время?
— Как Лида относилась к маминой популярности?
— С одной стороны, гордилась, но в школе ей это положение только мешало: “Вон дочка этой Распутиной пошла!” — ей не нравилось быть в центре внимания. В результате Лида перессорилась со всем классом, мы перевели ее в другую школу… Потом история повторялась — Лида сменила около шести учебных заведений. И старалась не афишировать свое родство с известной певицей — фамилия-то у дочери моя.
— Сама Лида хотела стать звездой, глядя на Распутину?
— Она преклонялась перед материнским талантом и красотой — подражала ей, надевала короткие платьица и каблуки, так ходила по дому. Все время что-нибудь пела хором с телевизором… И я вдруг заметил, что у дочки очень хороший голос, даже без техники расщепления! Показал ее преподавателю из Гнесинки, тот стал заниматься с 14-летней Лидой. Школу она оставила после 9-го класса… На год мы ее отправили в Лондон учиться, но Лида там одна не смогла, запросилась обратно…
— Дочка была близка с Машей когда-нибудь?
— Когда Маша находила время пообщаться с Лидой, для дочки это всегда был настоящий праздник! Они и играли, и пели, и танцевали… Когда Маша возвращалась с концерта с полной машиной цветов, Лида выбегала на дорогу ее встречать. Мы тогда уже построили особняк в Крекшине, по утрам я собирал команду девчонок — Лида, Маша, Наташа Королева, — и все мы совершали утреннюю пробежку. Дочка все время просилась с мамой на эстраду: “Возьми меня на сцену, давай споем вместе!” И Маша сдалась: однажды взяла ее на подтанцовки, Лиде тогда было 14. У нее было море впечатлений: “А как нам хлопали! Мама, как же тебя любят!” — ревности к публике у нее не было. Двигалась Лида тоже прекрасно, сама Алла Духова взяла ее в свой “Тодес”. Из Лиды надо было тоже делать певицу, жаль, болезнь ей помешала.
“Мать обещала взять Лиду к себе, если та откажется от квартиры”
— В какой момент вы поняли, что дочь больна?
— Да она развитая, умная девочка… Только с концентрацией внимания проблемы,— врачи говорили, что с возрастом это пройдет, но их прогнозы не сбылись. Подлили масла и жизненные обстоятельства: сначала у Лиды скончался любимый преподаватель — она с трудом переживала это горе, впрочем, как понять смерть в 16 лет? А потом мы с Машей развелись.
— Кто был инициатором развода?
— Я влюбился в Лидину преподавательницу по английскому. А с Машей мы 20 лет были вместе, круглосуточно — и в гастролях, и на концертах, и дома… Она мое детище, которое я слепил из того, что было. Но страсть улеглась. В общем, однажды Маша нашла у себя на подушке длинный черный волос и поняла, что я ей изменяю. Я обещал им с Лидой все оставить, съехал в эту квартиру… А потом Маше и нового мужа помог найти. Она какое-то время пыталась сама наладить личную жизнь, но большинство мужиков покупалось на образ Распутиной, это им мешало разглядеть подлинную Машу. Так что я познакомил ее с Виктором, который тоже после первого свидания сказал мне: “Она себя так вела, что я ей чуть по морде не дал!”. Потом ничего, спелись. Только раскручивать ее дальше он не смог, тут ведь тоже талант нужен.
— С кем осталась Лида?
— Сначала с матерью — я ведь им особняк оставил с условием, что дальше останусь Машиным продюсером. Даже денег ей занял на новые клипы — 250 тысяч долларов.
— Может, все-таки рублей?
— Нет, долларов. У меня и Машина расписка об этом осталась. А потом мне пришлось квартиру отца продавать, чтобы с этим долгом расплатиться. Она мне его так и не отдала. Особняк они с новым мужем продали через неделю после нашего развода, а в доме отчима Лиде места не нашлось. Дочь с ними недолго прожила: они купили ей квартиру на Мосфильмовской улице. Одна Лида жить не могла, с подружками поссорилась, работать не умела. Перебивалась на крохи, которые я мог ей дать. И уже тогда стала странно себя вести: когда я приходил, на нее жаловались соседи. Мол, Лида мешает спать всему дому — ночи напролет поет своим оперным голосом. Я ее просил распеваться хотя бы днем, но она вдруг потянулась к моему уху и прошептала: “Откуда ты знаешь, что я тут делаю? Наверное, тебе донесли те, кто за мной следит, ведь мне в руку вшили чип!”. Тогда я повел ее на обследование.
— Как Маша отнеслась к известию о болезни дочери?
— Да сложно сказать. Однажды забрала дочь домой, заставила ее подписать документы об отказе от квартиры и отправила ко мне. Когда я спросил Лиду, зачем она их подписала, та ответила: “Мама обещала, что мы будем жить вместе”. Но Распутина дала ей только сто рублей и клочок бумажки с новым адресом — в деревянной развалюхе в Сергиевом Посаде. Другой раз ко мне вдруг пришли милиционеры: Лида написала на меня заявление, будто я ее избил и ограбил, — это ее тоже мама научила. Потом мы вместе ходили в отделение, отказ от дела оформляли. Лида неприспособленная, живет на две тысячи, пенсию по болезни. Постоянно приезжала ко мне, но я тоже пенсионер. Устроил ее в хозяйственный лампочками торговать, но она долго не выдержала. К тому же у нас она тоже принималась петь по ночам — и никакими уговорами ее было не унять. Последние три года Лида все чаще сама звонила в психиатрическую, чтобы ее забрали. На данный момент она там уже десять месяцев находится. Но ведь в больнице и лечат, и калечат — все эти препараты действуют на печень. Ее, кстати, много раз звали на телевидение, но дочка не хотела публично позорить Машу: “Я люблю маму и не могу на нее публично наговаривать. Может, она еще возьмет меня к себе”, — надеется Лида.
— И как же Лиде можно помочь, по-вашему?
— Одно время Лида думала уйти в монастырь, даже пожила немного в келье. Но смирение к ней не пришло. Маша, кстати, тоже верующая. Однажды на гастролях ее один священник после концерта на улице схватил за руку, пригласил в храм и принялся славить Машу в церковных песнопениях при всем честном народе…
И теперь я хочу обратиться к Маше Распутиной через “МК”, потому что по телефону со мной она разговаривать не хочет — кладет трубку. Мы, как родители, должны вместе решить судьбу дочери. Лиде нужно постоянно наблюдаться у специалистов. Неужели так трудно найти ей хороший пансионат, где она была бы на содержании и в комфортных условиях?
Московская областная психиатрическая больница находится на отшибе под Сергиевым Посадом. Лида приняла только новую подругу отца Светлану, от репортера она тут же скрылась в своей палате. Когда начинающая певица вышла в коридор, на глазах ее были слезы:
— Лида сказала мне, что готова работать, только бы мы снова взяли ее к себе. Конечно, у Маши Распутиной больше возможностей помочь дочери. Разве так можно поступать с родной кровиночкой? Я сама готова больше для Лиды сделать, когда раскручусь.
Однако нечто человеческое некоторым звездам уже становится чуждо.
