Склиф: сложно быть неотложным

Миллиард рублей на модернизацию получил институт в этом году

Много это или мало — миллиард рублей, выделенных государством только на один год и только для одной клиники? Вопрос возникает сразу, как только слышишь такую цифру. “Модернизация нынешним годом не заканчивается. Она надолго”, — сказал в редакции, отвечая на вопросы “МК”, директор НИИ скорой помощи им. Н.В.Склифосовского, д.м.н., профессор Анзор Хубутия. Действительно, планов на будущее у Склифа громадье. Чего только стоит идея воссоздания исследовательской лаборатории, где работал легендарный основоположник трансплантологии жизненно важных органов Владимир Демихов (он первый в мире пересадил искусственное сердце, легкие, печень и... вторую голову собаке).

Миллиард рублей на модернизацию получил институт в этом году
фото: Александра Зиновьева

«Если нет денег, клинику на современные рельсы не поставишь»

Что такое Склиф, объяснять никому не надо. Этот институт известен далеко за пределами не только Москвы, но и России. Здесь спасают даже самых безнадежных больных, кому не удалось помочь в других местах. На лечении одновременно находится почти тысяча больных — медучреждение рассчитано на 918 коек, работает 32 клинических и 44 научных отделения — свыше трех тысяч врачей и медсестер.

— Анзор Шалвович, достаточно ли лекарств для лечения такого количества больных? И как вы оцениваете уровень оборудования в клинике? Поступающим к вам по «скорой» помощь нужна сразу и квалифицированная.

— Согласен. Оборудование в нашей клинике до недавнего времени оставляло желать лучшего. Но после того как была объявлена Программа модернизации здравоохранения в России, нашему институту выделено около миллиарда рублей. На них были закуплены новые компьютерный и ядерно-магнитный томографы. Сейчас реконструируем здания, куда они будут помещены. Медицинскую практику невозможно поставить на современные рельсы, если нет денег. Раньше считалось, что в России медицина отсталая и лечиться лучше за границей. Но куда ни приедешь, везде русские хирурги. К сожалению, долгое время медицинская техника отставала от медицинской науки. Сегодня многое изменилось. Практически все передовые технологии, которые разработаны за рубежом, мы имеем у себя.

— Какую самую главную проблему вы как руководитель Склифа выделяете в скоропомощной службе нашего города?

— Совсем недавно институт посетил мэр Москвы Сергей Собянин. Я ему сказал, что Склифу крайне необходима новая экспериментальная лаборатория. В ней работал известный хирург-экспериментатор Владимир Демихов. Сегодня эта лаборатория практически разрушена. Ей около 100 лет. Также нам неотложно нужен новый патолого-анатомический корпус. Мэр города, когда увидел, в каком состоянии находятся эти помещения, пообещал помочь. Уже оплачен проект нового патолого-анатомического корпуса, прошла экспертиза. Мэр пообещал: за год-полтора он будет построен.

— Достаточно ли вам одного миллиарда, чтобы решить основные проблемы?

— Модернизация не заканчивается нынешним годом, она надолго. Относительно проблем хотелось бы упомянуть о Федеральном законе № 94, регулирующем госзакупки, который пагубно отражается на работе всех медицинских учреждений. Связано это с тем, что в основе закона лежит ценовая политика, которая не предусматривает учета показателей качества закупаемой продукции. Пример: на днях мы оперировали больного, у которого порок аортального клапана, дегенерационные изменения аорты. Но новый шовный материал, полученный нами по итогам тендеров, просто разваливался в руках хирурга. Только чудом удалось спасти пациента. Огромная просьба к законодателям внести изменения в данный закон, поскольку требуется пересмотр многих пунктов. Ведь вопрос качества закупаемой продукции не менее важен, чем ее цены. Всем известно: скупой платит дважды.

— Есть ли у вас ПЭТы (позитронно-эмиссионные томографы), которые сегодня считаются самыми точными в области диагностики? И насколько эта аппаратура лучше, чем обычные томографы?

— Действительно, ПЭТы — последнее слово техники в области диагностики. Это радионуклидный томографический метод исследования внутренних органов человека, развивающийся диагностический и исследовательский метод ядерной медицины. С его помощью можно провести более глубокое исследование заболевания. Пока такого томографа у нас нет, но, надеюсь, со временем мы его тоже приобретем. Хотя стоит он несколько миллионов евро.

— Выполняются ли у вас какие-то уникальные операции?

— Сделали уникальную операцию трансплантации легких, выполняем операции на пищеводе, которые в Москве больше никто не делает. Операции при переломах тазовых костей. Наши ученые сами разработали аппарат наружной фиксации, это очень сложная процедура. С его помощью значительно улучшился результат лечения тяжелых больных. В течение последних достижений (10–15 лет) смертность при политравмах снизилась с 35% до 13%.

— Какие заболевания сейчас превалируют у пациентов, которые поступают к вам?

— По-прежнему очень много больных с сердечно-сосудистыми заболеваниями и с травмами. Травмы — бич большого города. Это беда.

— Какова смертность в вашей клинике, если есть такие данные? Ведь мы говорим об институте, который, как вы уже сказали, обеспечен высокотехнологичной аппаратурой. Значит, потери больных, по идее, сейчас должны быть ниже?

— Они и есть ниже: составляют всего 3,2% в год. Судите сами: за год в Склифе выполняется 28 тысяч оперативных вмешательств. А единовременно лежит более 900 человек, из них 120 — в реанимации. Наша работа круглосуточная, беспрерывная. Круглые сутки работают и все диагностические службы.

«Донорских органов по-прежнему не хватает»

— В Склифе не так давно открыты отделения трансплантологии. Какие проблемы, на ваш взгляд, сохраняются в этой области? Легче ли стало «добывать» донорские органы?

— Увы, в донорстве многие проблемы остались. Их надо решать вместе с государством и с вашим братом журналистом. Все помнят, когда в СМИ прошла серия статей об «убийцах в белых халатах», которые якобы продавали человеческие органы. Но потом выяснилось, что все это выдумка. Средства массовой информации тогда сильно навредили трансплантологии. Журналисты, правда, не задумались над тем, сколько людей умерло за те 4–5 лет, пока не пересаживались органы.

— Какие поправки, на ваш взгляд, нужно внести в закон о трансплантологии, чтобы такие ситуации были невозможны? Обязательно ли согласие родственников для забора внутренних органов у погибшего? Или все делается по усмотрению врачей, а родственники даже не знают об этом?

— Считаю, в России закон на этот счет самый строгий из существующих в мире, так как исключает любого рода ошибки. Схема и алгоритм работы в области трансплантологии четко выполняются в соответствии с международными стандартами и законами нашей страны. У так называемых доноров с бьющимся сердцем (когда головной мозг погиб, однако сердце продолжает сокращаться) проводится искусственная вентиляция легких. Диагностика смерти мозга проводится в течение 6 часов при первичных поражениях головного мозга (травмы, инсульты, опухоли), при вторичном поражении головного мозга — в течение 24 часов. Сначала комиссия в составе лечащего врача, врача-реаниматолога и нейрофизиолога проводит все клинические тесты, а также дополнительные исследования (энцефалография, ангиография сосудов головного мозга), которые подтверждают либо опровергают диагноз «смерть головного мозга». Через 6 часов или через 24 часа (в зависимости от основного диагноза) комиссия в том же составе собирается вторично. Осматривает больного и окончательно диагностирует смерть головного мозга, на основании чего констатирует смерть больного. Только после этого независимый судмедэксперт дает заключение о возможности изъятия органов. Выездная бригада группы забора органов, а также врачи-трансплантологи в диагностике смерти мозга не участвуют, это запрещено законом. Поэтому любые вольные трактовки тут исключены.

— Сколько пересадок вы делаете теперь за год и какие органы можно пересаживать?

— Мы трансплантируем почки вместе с поджелудочной железой, печень, донорское сердце, легкие. Кстати, что касается сердца, в Склифе с моим приходом данная проблема только-только начала решаться. Я сам — сердечно-сосудистый хирург, ученик Валерия Ивановича Шумакова. Работал с ним 31 год, из них 20 лет был его заместителем. Научился у него очень многому. Это была уникальная личность, специалист от Бога.

Был такой случай

— Запомнился мне один пациент — молодой человек, которому было лет 18, — рассказал Анзор Хубутия. — По профессии он фельдшер. На ногах перенес воспаление легких. Заболевание осложнилось миокардитом. Специалистам известно, что кардиомиопатия ни терапевтически, ни медикаментозно не лечится. Единственное, что остается такому больному, — пересадка сердца. В последнее время больной был прикован к кровати, не мог ходить, ему тяжело было вставать. По сути пациент был обречен. Но ему повезло: нашелся донор с такой же группой крови, и я ему сделал пересадку сердца. С того времени прошло уже три года, наш больной практически здоров, ходит на работу и собирается жениться.

фото: Александра Зиновьева

«Я никому не желаю к нам попадать»

— Анзор Шалвович, Склиф был первым в России учреждением, который оказывал помощь неимущим. А сегодня можно к вам попасть с улицы и получить помощь бесплатно? В чем специфика работы, каковы принципы оказания неотложной помощи населению в вашем НИИ?

— Я никому не желаю к нам попадать. В основном больных к нам привозят на «скорой». Это больные, которые нуждаются в экстренной и неотложной помощи. Но и человек с улицы может обратиться в нашу клинику. Если у него неотложная ситуация, его госпитализируют. В институте работает более 3,5 тыс. человек, из них 85 докторов медицинских наук, 250 кандидатов наук, 37 профессоров, есть членкоры и академики. Так что специфика наша в том, что помощь оказывают высококвалифицированные люди.

— Как, на ваш взгляд, в Москве работает служба «скорой помощи»? Часто ли к вам поступают больные, которых спасти уже невозможно? Естественно, с учетом «фактора пробок»...

— От службы «скорой» не все зависит, есть много других факторов. Один из них — наплевательское отношение самих людей к своему здоровью. Наш человек, пока на ногах, к врачу не пойдет. Случается, что и «скорая» привозит больного слишком поздно. Хотя сегодня в карете «скорой» есть все необходимое для оказания первичной помощи. Она обеспечена хорошим оборудованием, расходными материалами. Есть возможность принять все меры при нарушении дыхания, прямо в машине поставить капельницу с эффективным лекарством. И специалисты в ней работают квалифицированные. Надо признать, что «скорая» сильно изменилась в лучшую сторону. Но бывает и внезапная остановка сердца, особенно при инфарктах, при нарушении ритма сердца. Желательно также, чтобы врачи глубже вникали в диагноз таких больных. Бывает, что к нам привозят пациентов не по назначению. Теряется время и врачебное, и оказания помощи больному.

— Многие клиники «стонут» из-за наплыва пациентов из стран СНГ. Что на них тратятся огромные бюджетные средства. Вы оказываете помощь всем без исключения или только россиянам?

— Склиф — учреждение скорой медицинской помощи. Поэтому и оказываем ее всем, если есть на то показания, независимо от того, гражданин какого государства к нам поступает. А показанием служит болезнь, угрожающая жизни человека, или травма.

— Иногда врачи «скорой» отказываются везти в Склиф. Имеют ли они на это право?

— Врачи не везут в Склиф, когда здесь перегрузка. В столице есть много других больниц, которые выполняют скоропомощные функции.

— Как строится работа вашего учреждения при массовых ЧП?

— Наш институт пребывает в постоянной готовности. Если случается какое-то ЧП, то руководители отделений и хирурги настолько привыкли быть на месте, что мы даже не обзваниваем их. Узнав о ЧП по телевизору или радио, все как один оказываются на рабочих местах. И никогда в жизни вопрос не стоит, что за лишние отработанные часы им нужно платить.

— Анзор Шалвович, а вы сами ведете здоровый образ жизни?

— Это очень широкое понятие. Лично я каждое утро встаю в 4.40, а в 6 утра уже на работе. Никогда не знаю, когда закончится мой рабочий день. Я в основном трансплантолог, операции мои, как правило, бывают ночью. Я не курю. Редко выпиваю в хорошей компании. Немного занимаюсь на тренажерах, но каждый день.

«Александр Сизов в сознании и адекватен»

...Пользуясь случаем, мы, конечно, не могли не задать вопрос о состоянии здоровья пациента Склифа — единственного выжившего при авиакатастрофе самолета с командой хоккеистов.

— Мы надеемся на выздоровление Александра Сизова, — сказал Хубутия. — У него перелом бедренной кости, но он уже ходит по палате на костылях. Правда, после пережитого у него пока еще тяжелое психологическое состояние, но он в сознании и адекватен. И на голове глубокие ожоги, придется делать пластику кожи. А это займет еще какое-то время. Плюс двустороннее воспаление легких — ингаляционная травма. В принципе, Александр получил травмы, совместимые с жизнью. Травма черепа, к счастью, без нарушения целостности головного мозга. Ожоги I, II степеней предплечья и обеих кистей рук, ожоги на голове, перелом шести ребер и перелом бедренной кости. Наложились острые язвы, возникшие в результате психологического стресса. И к тому же Александр физически очень здоровый мужчина, крепкий, это ему тоже помогло выжить.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру