Известное всему свету здание журфака МГУ на Моховой Николай I купил у Пашковых и подарил университету в 1832 году. Кто за это время здесь только не обитал: и математики, и экономисты. Журналисты объявились в здании последними — в
На первом этаже, у центральной лестницы, открылось кафе с густой медийной аурой. Над столиками — три экрана с постоянной трансляцией каналов CNN, ВВС и «Вести-24». Тут же — часы со временем главных медийных столиц мира: Нью-Йорк, Лондон, Париж, Мумбаи и до кучи — Пекин (на факультете много китайских студентов). Рядом — отличная столовая «Горячая точка» (название, конечно, придумали студенты). Но главная гордость факультета — собственный цифровой мультимедийный центр, не уступающей по мощности современному телеканалу.
Создавали это чудо фактически из ничего — на основе факультетского телецентра, оснащенного еще в 70–80-е годы прошлого века и до недавнего времени обновлявшегося лишь фрагментарно. Замену исторических раритетов на современнейшее оборудование провели в основном на заработанные факультетом деньги. Учить же на нем будут не только телевизионных, но и всех прочих журналистов — пишущих, снимающих и т.д. Таким образом, с 1 сентября, когда центр заработает на полную мощь, журфак в духе дня начнет готовить мультимедийных, конвергентных журналистов.
Той же цели служат новенькие мультимедийные ньюсрумз — компьютерные классы с программами, позволяющими производить разные виды работ — к примеру, в области тележурналистики, радио, фотошопа, видео. А впоследствии — верстку и много чего еще...
— Запад не знает специальности «журналистика» и не понимает, зачем она нам. Елена Леонидовна, а в самом деле — зачем создавали журфак МГУ?
— В Советском Союзе учили журналистике сначала в высших партийных школах, затем — по специальным программам филфака МГУ. Факультет журналистики МГУ был создан лишь в 1952 году — указом Сталина. Видимо, даже в тех условиях стало ясно: журналист не может быть только рупором. Нужно выводить журналистику в более интеллектуальное поле, делать ее более человечной и менее пропагандистской. И это, как ни странно, удалось. После войны требовались образованные, культурно подкованные, интеллигентные журналисты. Конечно, это была идеологическая, очень инструментальная профессия. Но ее будущим представителям давали фундаментальные знания и прививали вкус к российской культуре. И это, с одной стороны, легло на подготовленную почву, поскольку культурно-просветительская миссия в российской журналистике сформировалась задолго до того, как журналистов превратили в солдат партии. А с другой — надолго определило особенности нашего журналистского образования.
В отличие от западных, наших журналистов всегда готовили как людей с широким культурным и идеологическим кругозором. Даже в советское время студенты изучали не только историю партии, но экономику, политэкономию, философию, филологию, социологию. Ту же литературоцентричную, гуманистическую линию нашего журналистского образования мы продолжаем и сейчас. Однако сегодняшняя журналистика стала синонимом системы массовых коммуникаций, что сближает нас с западным подходом подготовки специалистов для школ масс-медиа. Наша профессия меняется очень быстро, и сегодняшний журналист мало похож на тех, кого готовили на факультете 60 лет назад. И хотя по-прежнему мы называемся факультетом журналистики, на деле мы давно расширили свои рамки. В новых условиях корректнее было бы нас назвать факультетом журналистики и массовых коммуникаций. Но мы не рискуем менять название.
— То есть журфак МГУ — это бренд?
— И очень мощный!
— Тем не менее за «широту кругозора» отечественное высшее образование сегодня принято ругать. Мол, кругозор-то студенты получают, а практические навыки будущей профессии — нет. И поэтому проигрывают специалистам, подготовленным за рубежом.
— Для многих специальностей так и есть. Но журналистское образование в МГУ всегда было ориентированным на практику. По нашему учебному плану студенты должны выпустить газету, подготовить телевизионную программу, радиопрограмму и получить за это зачеты или оценки. Возможно, в некоторых западных школах на это отводится больше часов. Но смею уверить: упреки, что университеты дают студентам мало практики, звучат во все мире — достаточно вспомнить компанию Мэрдока с ее постоянными жалобами: не тех готовите, ребята не могут писать для наших газет и т.д. А корень многих проблем журналистики как профессии и масс-медиа как области в том, что для частных медиакорпораций это сфера генерации доходов, а для общества и университетов — миссия. И примирить медиа как коммерческий институт и медиа как общественное благо нелегко.
— Вы сказали, что 60 лет назад сверхзадачей журфака МГУ было формирование элиты «с человеческим лицом». Какова эта задача сегодня?
— «Человеческое лицо», просветительство и интеллигентность — по-прежнему три кита нашего образования. Но сегодня к ним добавилось формирование самостоятельности мышления наших студентов. Да и новые — рыночные — условия накладывают на нас новые обязательства. С одной стороны, востребованность наших специалистов на рынке означала бы высокий уровень профессионализма. А отсюда — необходимость привить журналистам умение адаптироваться к медиареальности. Но с другой — рынку не очень нужны миссионеры. Или, скажем, расследователи. Расследование для рынка — вещь очень неприятная...
— Особенно в эпоху первоначального накопления капитала...
— Да, и даже не столько для политиков, сколько для бизнес-жизни. А ведь это вдобавок и очень дорогая вещь. Хорошее расследование не сделать за пять минут: оно требует много времени и ресурсов. Но мы живем в эпоху быстрых и серьезных трансформаций. Поэтому наши выпускники должны быть гибкими, переобучаемыми, уметь находить свою нишу и менять ее. И наша задача — подготовить выпускника к тому, что у него в жизни не будет одной, с первого дня определенной дороги, что она может меняться. А он должен быть востребован при любом раскладе, сохраняя при этом этичность, интеллигентность и то самое «человеческое лицо».
— А как вы воспитываете эту способность?
— Сочетаем академические курсы с очень прикладными. И все время их обновляем: появилось модное направление — и мы открываем курс. Помню, лет 10 назад приходят студенты и говорят: «Хотим Троицкого, он интересно рассказывает про музыку». С тех пор семинар Троицкого «Музыкальная журналистика» ежегодно набирает по сто человек. И это — лишь один пример. Другая возможность — большое число творческих и профессиональных студий, мастер-классов. Три года назад, например, мы придумали открыть творческую студию не на факультете, а в настоящей редакции. И сделали это — сначала в «Комсомолке», а потом в «Известиях». Третье — серьезная практика наших студентов, итоги которой мы потом тщательно разбираем и определяем лидеров. Наконец, свое слово должен сказать переход на бакалавриат и магистратуру — своего рода неизбежное зло или неизбежное добро, это как посмотреть.
— Каковы проблемы образования сегодня?
— Первая — поколенческий разрыв преподавательских кадров. В 1990–2000-е годы многие молодые преподаватели ушли в практику — были тогда такие шальные медийные деньги, что люди и думать забыли о научной и педагогической работе. Сегодня, правда, взрослое поколение журналистов изъявляет готовность вернуться к занятиям с молодежью. Но практики признают: работать преподавателем непросто, да и не всем — пусть даже самым «золотым перьям» — дано. Второе — баланс фундаментальных знаний с практическими. Чрезмерный академизм и профессорская неприспособленность к жизни не устраивают нынешних студентов. Помимо литературы их надо учить умению формулировать вопросы и искать нужную информацию. Да и просто умению добиться встречи с людьми, которые этого не хотят! Сегодняшний мир — медийный. А мы — на острие. Наконец, проблема вузовской науки. Вести ее надо. А средств выделяется мало, и приходится зарабатывать самим — открывать популярные программы повышения квалификации или второго высшего образования. Но чем больше коммерческих студентов, тем больше нужно преподавать. А времени на научные исследования остается все меньше. И вырваться из этой ловушки нелегко.
— А что скажете о сегодняшних студентах?
— Это — люди с другой планеты. Не то чтобы плохие — просто другие. К примеру, они очень мотивированные. Но мотивированные не на всё. А потому они приходят и смотрят: ага, это мне нужно, и сюда я буду ходить. А это не нужно, и сюда я ходить не буду. Тем более что профессор для меня не авторитет: будь он семи пядей во лбу, а на компьютере двух слов связать не может. Научить их быть людьми нашей планеты непросто. Тем более что они меньше знают и готовы что-то изучать, только если им объяснить, зачем это надо. Приходится их доучивать...
— Помню я ужасные грамматические ошибки в тестовых диктантах для первокурсников пару лет назад...
— Да, тут неграмотность и неначитанность в одном флаконе: ошибки не только из-за того, что дети мало писали, но и из-за того, что мало читали. Даже когда они читают, от них теперь требуют знания фактуры, а не понимания идей, владевших умами писателей, или общественного, социального и культурного контекста. Вот и выходит: на детали они натасканы, а сути не знают. Но ругать их за это, конечно, нельзя — они лишь продукты системы.
— Вот она, обратная сторона ЕГЭ!
— Оно в принципе, может, и неплохо, если ребята выучат все эти даты, фамилии или цвет перчаток Анны Карениной. Но этого мало! И нам весь первый год приходится дотягивать студентов до требований университетской программы. Пока справляемся. Но с переходом на бакалавриат обучение и так сократится на год. Минус год на доучивание. И на обучение профессии останется лишь 3 года. Очевидно, что европейская практика для нас не подходит: там-то трех-четырехлетний бакалавриат сочетается с 12-, а то и с
— И такие предметы, как иностранные языки или философия, проходят в школе, не тратя время в вузе.
— Естественно.
— Назовете кого-нибудь из самых известных ваших выпускников?
— За 60 лет журфак МГУ подготовил около 20 тыс. специалистов (сейчас учатся 3,5 тыс.). Вот лишь некоторые почетные выпускники факультета: директор ИТАР-ТАСС Виталий Игнатенко, министр иностранных дел Борис Панкин, Людмила Петрушевская, Алексей Аджубей, Анна Политковская, Ия Саввина, Марк Розовский, Ирена Лесневская, Андрей Росляков... В этом году мы хотим присвоить это звание ушедшему от нас профессору Прохорову, по учебникам которого «Введение в теорию журналистики» выучилось несколько поколений журналистов. И вот что важно: среди наших бывших студентов много «рабочих лошадок» журналистики, на которых держатся районные газеты, маленькие радиостанции, независимое телевидение в регионах. Куда ни приедешь, обязательно подойдут люди и скажут: «Мы — ваши выпускники». В этом сила нашего факультета!
