— Григорий, за плечами — полвека. Чувствуете какой-то рубеж?
— Честно? Ни хрена я не чувствую. Во всяком случае пока. Пока у меня есть только два вопроса к самому себе: мне уже пятьдесят лет или еще пятьдесят лет? Все зависит от того, с кем ты общаешься. Если ты общаешься с человеком, которому 20 лет, то, конечно, уже, а если со стариком, то тебе еще. Часть жизни прожита. Наверное, большая, если судить по статистике.
— Вы не боитесь стареть?
— Да я уже постарел, мне давно не 20 лет. В старости есть свои плюсы. Пенсия, например. Не в том смысле, что я жду, когда государство мне будет выплачивать какие-то деньги. А в том смысле, что я смогу отдохнуть, быть предоставлен самому себе и попытаюсь сохранить остатки здоровья.
— Мне казалось, что Григорий Лепс не тот человек, который грезит о пенсионном покое...
— Ошибаетесь, я именно тот человек, который хочет отдохнуть.
— График у вас и правда бешеный, сотни концертов в год.
— Да. Еще и журналисты как с цепи сорвались, всем нужно обязательно написать о моем «полтиннике». И зачем им это нужно?
— Народ вас больно любит, Григорий, а мы в каком-то смысле слуги народа.
— (Смеется.) Теперь я понял, я то раньше этого не знал. Вопрос снимается.
— И все же возвращаясь к вашему ритму жизни. Количество концертов на грани человеческих возможностей. Это ж как надо любить деньги?
— Я их очень люблю!
— Отлично вас понимаю. И я их очень люблю. Но вам себя не жалко?
— Жалко. Но здоровых кормить никто не обещал. Тем более у меня семья большая. Мне-то одному ничего не нужно, кроме стакана воды и куска хлеба. Как любому нормальному человеку. Порой меня посещают мысли: когда человек оказывается в безвыходной ситуации, в тюрьме или в плену, например, вот тогда он задумывается о смысле бытия, что, в общем-то, ему неплохо жилось и в той однокомнатной квартире, чего ему, идиоту, еще нужно было, зачем понадобились эти хоромы в пять тысяч метров? Это извечный вопрос, и на него есть ответ. Все познается в сравнении. Человек — это животное, и ему всегда мало. Я согласен, что всех денег в мире не заработать. Но работа есть работа. Я сам выбрал этот путь. Рано или поздно это закончится.
— А вы хотите рано или поздно?
— Мне без разницы, как Бог решит. Уйду на покой — займусь рыбалкой или просто пойду по земле.
«Я очень не люблю слушать, что я пою»
— В отличие от многих наших артистов, которые говорят о высоком призвании, вы все время подчеркиваете, что музыка для вас — способ заработать. Выходит, творческих амбиций у вас давно нет?
— У меня есть амбиции и планы другого уровня. Я о музыке не говорю практически, я не люблю о ней говорить. Я ее делаю. Что получается, то получается. Для некоторых это довольно интересные вещи. Многие меня критикуют. Ярлыки тоже любить вешать: мол, Лепс — это шансон. Ради Бога, пусть говорят, пусть определяют музыкальные жанры, если это надо кому-то.
— А вы, значит, не шансон поете?
— Я считаю, что мои песни — эстрадные песни с элементами рока. Впрочем, как и у всех остальных. Везде присутствует бит. Имеется в виду не стиль музыки, а сама структура произведения. Сетка-то роковая: тум-там, ту-ту-там, тум-там, ту-ту-там. Музыка она и есть музыка, есть хорошая, есть плохая. Какого уровня и стиля человек? Черт его знает. Возвращаясь к нашим баранам: я объясню такую простую штуку. Я знаю очень много музыкантов, которые говорят о себе как о некой творческой единице. Безусловно, это так. Все они занимаются в определенной степени творчеством. Есть слабый, низкий уровень, есть высокий, есть очень высокий уровень. Есть мировой уровень в нашей стране — оперные певцы с известными, как глыба, именами. А есть такой человек, как Кобзон. Вся его беда в том, что он не поет на английском языке. Если бы пел, то был бы вторым Фрэнком Синатрой. Или первым. Я музыку всю люблю — от шансона до Скрябина, хотя мало понимаю, о чем он поет. Какие-то психоделические шедевры.
— Как песни попадают в ваш репертуар?
— Они попадают в компьютер. Люди присылают, а я выбираю.
— Есть такие, которые вам не нравятся, но пришлось спеть?
— Есть, но я их никогда не включаю в программу. Это в основном песни, которые звучат на тематических вечерах.
— А песни непосредственно из вашего репертуара?
— В общем-то, такого не бывает, чтобы я взял себе песню, которая мне изначально не нравится. Я не беру песню, только если ее написал вот этот композитор и ему нельзя отказать. Хотя обстоятельства бывают сильнее тебя. И если уж пришлось, то я спою ее один раз, и все — всем спасибо, до свидания.
— Слышала, что проникновенный «Лабиринт» вам посоветовала включить в репертуар сама Пугачева?
— Это песня Андрюши Мисина. Они с Аллой достаточно плотно общались. Честно говоря, не припомню, что она мне посоветовала «Лабиринт», но весьма возможно. Сейчас боюсь кого-то обидеть, было это или не было. Я эту песню услышал в совершенно другом исполнении, авторском. Мы вместе с Андреем довели ее до такого звучания, как сейчас. Я, правда, крайне недоволен, как она звучит. Песня великолепная, но спеть можно было лучше.
— А перепеть?
— Время ушло. Надо было раньше думать. Может, когда-нибудь потом переделаю. А может, и нет. У меня есть такие песни, которым я даю новое звучание и новую жизнь.
— Вместе с этим, наверное, есть работы, которыми гордитесь и сами слушаете?
— Я очень не люблю слушать, что я пою, хотя приходится, конечно. Но есть песни с отличным вокалом и звучанием. «Водопад», к примеру. Отлично получились «Вся жизнь моя — дорога», «Нет, нет, нет».
— Что выделите из песен собственного сочинения?
— У меня их не так много. «Что может человек» — очень интересное, на мой взгляд, произведение. Хотя я не принимал участия в написании слов. «Крыса-ревность» — тоже яркая история.
«Если начну пить в день рождения, это уже будет не очень весело»
— Кстати, как будете отмечать юбилей?
— Скромно.
— Неужели только рюмка водки на столе?
— А что, вполне хватит. (Смеется.) Соберутся друзья мои, посидим.
— Человек двести?
— Думаю, что больше будет. Выпьем, поговорим, услышу о себе много интересного. Артисты петь будут.
— Вы тоже?
— Вряд ли это нужно, да и не очень хотелось бы. Но если друзья попросят, что-нибудь споем. Хотя там много будет артистов, пускай они выступают, а я посижу, посмотрю концерт.
— Давненько, наверное, не бывали на чужих концертах?
— Почему? Иногда хожу. Надо будет Стаса Михайлова послушать.
— Профессиональный интерес? Хотите увидеть в деле самого богатого в стране исполнителя по версии русского Forbes?
— Я не думаю, что это интересный вопрос, кто самый богатый. Разве что для журнала Forbes. Мне вот всегда любопытно было, как они считают чужие деньги, по какой структуре заработка? Могу с уверенностью сказать, что самых богатых людей в списках этого журнала нет. Это люди, которые платят Forbes, чтобы информацию о них никогда не публиковали. Я лично их знаю. Правильная позиция. Зачем это нужно? Я вот, кстати, до сих пор не могу понять, куда я дел столько денег, которые Forbes мне приписал? Наверное, пропил.
— Это вы хорошо сказали. Вопрос напросился сам собой: рюмку-то в день рождения поднимете? Вы же вроде не пьете?
— Да, уже два года вообще не пью. И в сам день рождения вряд ли буду выпивать. Нужно гостей встретить, проводить, внимание каждому уделить. А если начну пить, это уже будет не очень весело. Разве что пару бокалов хорошего вина. Праздник закончится — тогда посмотрим.
— Григорий, у вас много странностей? Читала где-то, что вы частенько выбрасываете из окна телефоны от злости...
— Из окна? Пока не пробовал. А вот разбить об пол или стену могу. Я много чего разбивал в жизни. Бильярдный кий, когда не шла игра, телефоны, когда их глючит. Бывает, что переполняют эмоции, а ты не можешь с ними справиться. Но все реже я вспыхиваю. Видно, старость подкрадывается.
— Как ни крути, вы человек с горячим кавказским темпераментом. Как выясняете отношения? Можете морду набить?
— Бить морду — это было давным-давно. Жизнь показала, что дипломатия гораздо дешевле. Самый дешевый вид разрешения всех конфликтов. Какой из меня боец? По молодости мы всеми руками махали, а в «полтинник» куда уже? Выяснять отношения совсем по-другому надо. Нужно уметь поставить человека на место словесными оборотами. Удар словом бывает больнее, чем удар по голове. Хотя есть категория людей, которая разговоров не понимает, тогда приходится брать палку и лупить их. Иногда это очень полезно.
— Сейчас модно говорить о нашей оппозиции. Вы что думаете по этому поводу?
— Работали бы лучше. Кому на хрен сейчас нужны эти митинги, я ничего не могу понять. Как не могу понять и то, за что они борются. Легче всего стоять с транспарантом и орать, какое плохое правительство и президент. А что вы можете предложить лучше? Люди, которые в России называют себя оппозиционерами, они не оппозиция. Оппозиционеры — те, кто баллотировались и не прошли, а эти даже не баллотировались. Если хотят сделать страну чище, пусть начнут с себя и отчистят себя. Они же там кого-то клеймят. Кто они такие? Если они такие сознательные граждане, пусть сначала наведут порядок в своем доме, а если они такие знаменитые, то на своей улице. Тогда все будет в порядке, и разруха исчезнет сама собой. А полгода стоять с лозунгом «Долой!» — бред. Что долой? А потом что? Хотят устроить революцию? Видимо, история их ничему не научила.
«Я из дома не выйду, пока не прочитаю молитву»
— Мы вот с вами сидим сейчас в окружении десятков старинных икон. Это ведь целое состояние, стоит больше, чем эта огромная квартира в центре Москвы?
— Наверное, да. Я из дома не выйду, пока не прочитаю молитву, спать не лягу, в самолет не сяду. Я не то чтобы очень набожный человек, но верующий. Конечно, когда вокруг иконы в доме, как-то спокойнее.
— Оппозиция наша вам не нравится. А что скажете о молодых исполнителях?
— В России сейчас есть масса талантливых певцов, очень интересную музыку они пишут. Вряд ли получится выделить кого-то одного. Молодежь рвется в бой, молодцы. Я их только приветствую, за ними все останется. Нас не будет, придут они. Их надо поддерживать и помогать в меру сил и возможностей. Можно критиковать и ругать, но только в том случае, если они по-настоящему заблуждаются.
— То бишь спокойны вы за будущее нашей эстрады?
— Почему нет? У нее вроде бы все хорошо. Есть потуги некоторых деятелей: вот все безобразно, уровень низкий. Я бы так не сказал. Уровень просто другой. Естественно, мы пока не можем сравнивать себя с мировыми звездами. Но не потому, что у них выше уровень или они умнее нас, а потому, что у нас не было такой возможности заниматься тем, чем они уже сто лет занимаются. Это очень модная история — ругать свое. Но свое нужно, наоборот, хвалить. Молодые исполнители найдут свою дорожку и своего зрителя. Сразу никто не выходил и не собирал стадионы. Я, по крайней мере, таких не знаю.
— А вы сейчас соберете? Или по-прежнему считаете себя «тысячником»?
— Не соберу. «Лужники» точно не соберу. «Олимпийский» можно собрать раз в три-пять лет, «Крокус» — раз в год. Тысяча — это очень хорошее количество людей. Фактически все наши залы, начиная от филармоний и заканчивая дворцами культуры, все примерно вмещают от 900 до 1500 человек. И если в течение ближайших пяти лет буду в состоянии собирать эти залы, я буду очень рад. Спасибо людям, которые ходят на мои концерты. Без зрителей я бы не состоялся.
— Скажите откровенно, вы охочий человек до званий и наград?
— Для меня это правда не очень важно. Звание заслуженного артиста России мне дали только в прошлом году. Так решило правительство. Мне приятно, я искренне рад. А привезли бы мне сейчас «народного» — я бы отказался. Я еще недостоин такого звания. Заслуженный — наверное, да, народный — точно нет. Рано. Я еще не сделал ничего такого, за что можно давать такое звание. Хотя у нас слишком много народных артистов, которые даже рядом не стоят с этим званием. А в других постсоветских странах так это просто смешно. Приходишь на правительственный концерт, а там человек пятьдесят народных. И я вообще не знаю, кто это такие, откуда они вылезли. Они сто человек в зале не собирают, сто билетов продать не могут! В лучшем случае. А в худшем даже афиши не вывесят, потому что у них их нет.
— Григорий, много пожеланий вы услышите в день рождения...
— Наконец-то узнаю о себе правду.
— А что вы сами себе пожелаете? Какую правду скажете?
— Здоровья пожелаю, как бы банально это ни звучало. Чем больше, тем лучше. Это самая что ни на есть правда: если человек здоров физически, морально, тогда он готов к чему-то, он может что-то создать, может еще работать, радовать людей и себя. Тогда еще можно, даже если не собирать аншлаги, оставаться действующим артистом, быть на плаву. Вообще я бы хотел дожить до такого момента и достичь такого уровня, когда буду выступать только когда захочу, а не когда надо. Буду петь два раза в месяц, что ж, было бы совсем неплохо.
