Предпринимали ли раньше заложницы маньяков попытки к бегству, пока не известно. Но все это время соседи не подозревали о происходящем. Аманде Берри сейчас 26 лет, когда её похитили, ей было 16. Джине Дехесус 23 года, похищена в 14. Мишель Найт, самой старшей, 32. Она была похищена в 20 лет. У Аманды шестилетняя дочь, рожденная от насильника...
Ситуацию «МК» прокомментировал Михаил Виноградов, доктор медицинских наук, психиатр – криминалист, создатель и руководитель Центра правовой и психологической помощи в экстремальных ситуациях.
- Как могла измениться психика этих девушек за годы заточения? Смогут ли они вернуться к нормальной жизни?
- Психика, безусловно, изменилась. Здесь работает такой механизм. Первый этап – острые переживания, тоска, тревога, суицидальные мысли. А потом наступает психологическая адаптация к своему состоянию. И, конечно, постоянный поиск, как вырваться из этого заточения. Все три девушки сейчас нуждаются в неотложной помощи психологов, может быть, психиатров. И, безусловно, поддержке родных, которые остались живы. Период их возврата к общечеловеческой жизни займет примерно около года. Есть два варианта развития: либо они потихоньку начнут строить свою жизнь, либо замкнуться, начнут вести малообщительный образ жизни.
- У одной девушки есть шестилетняя дочь от насильника. У них могут сложиться нормальные отношения «мать-ребенок»?
- Нет, нормальных отношений «мать-ребенок» у них не будет. Первое время дети должны быть под опекой бабушек. Или под опекой государства. Возврат из заточения для матери – очень личная и многосторонняя проблема. Может быть, они воспринимают детей как жертву насильника. Но, как показывает практика, дети, рожденные в случае изнасилования, не бывают желанными. Даже при хорошем и порядочном поведении матерей, оттенок нежеланности сохраняется.
- Смогут ли они впустить в свою жизнь мужчину, построить семью?
- Адаптация к нормальной жизни может пройти без переноса ненависти на всех мужчин. Но это зависит от того, как правильно и грамотно с ними будут работать психологи. И как их встретят родные, насколько они будут помогать им.
- Мог ли у девушек развиться Стокгольмский синдром (взаимная или односторонняя симпатия, возникающая между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения или применения насилия)?
- Стокгольмский синдром не мог развиться в этой ситуации. Не тот случай. Хотя в более острых ситуациях (захват заложников, например) женщины могут привязаться к своему захватчику, проникнуться его проблемами, иногда даже просят полицию быть снисходительными к преступнику. Но здесь слишком долгая и трагическая ситуация, из которой они искали выход. И нашли – сбежали...
Напомним, что один из самых громких случаев «домашнего пленения» и насилия произошел в Австрии. Десятилетнюю жительницу Вены Наташу Кампуш в 1998 году похитил Вольфганг Приклопиль. Наташа провела у него в заключении, в подвале, 3069 дней – именно так назвала она впоследствии свою книгу воспоминаний.
“Мне со всех сторон советовали изменить свое имя и исчезнуть, — написала Наташа в эпилоге. — Мне говорят, что только так я могу получить шанс нормальной жизни. Но что это за жизнь, где нельзя показывать свое лицо, видеться с родными и отзываться на свое имя? Что это была бы за жизнь для такой, как я, которая все это время в заточении боролась, чтобы не потерять себя? Вопреки насилию, изоляции, темноте и всем пыткам я осталась Наташей Кампуш”...
Изложила нам свое мнение о дальнейшей судьбе трех освобожденных в США девушек и Елена Логинова, практикующий психолог, член Общественной Профессиональной Психотерапевтической Лиги.
- По теории, в психике жертв преступлений остается такой след, что они начинают оправдывать всеми возможными способами своего насильника. Поскольку смириться с тем, что происходит, тяжело. Они выбирают такую защитную реакцию – оправдание. Психотерапевтическая работа с ними будет заключаться в том, чтобы они смогли почувствовать себя личностями, выразили накопленную за столько лет агрессию.
Почему это случилось именно с этими девушками? Есть такой подход: некоторые люди словно создают условия, чтобы их обидели. Одна из девушек села в машину (Аманда Берри поймала машину, возвращаясь после работы – авт.), она не уловила опасности. В этот момент у человека срабатывает защитная реакция. По каким-то признакам он определяет – это опасно. У «жертв» срабатывает противоположная реакция – они свою волю отдают другому, не берут ответственности за свою жизнь в этой ситуации. Её защитный механизм сработал в другую сторону.
«Не жертва» предпринимает попытки освободиться. Мы не знаем всех подробностей их заточения. Но, судя по всему, за эти годы не было серьезных попыток сбежать – соседи ничего не подозревали. Понятно, что человек, попавший в рабство, действует в зависимости от обстоятельств. «Не жертва» будет выискивать любые способы спастись. «Жертвы» ждут, что их кто-то спасет.
Видимо, в этот раз произошло что-то особенное. Логично предположить, что насильник тщательно следил за порядком. Но и у преступников срабатывает интересный механизм: у них нарастает потребность рассказать о своем преступлении – они подсознательно хотят, чтобы люди узнали о том, что происходит.
Что касается отношений с дочерью, рожденной от насильника, - о норме здесь сложно говорить. Ребенок воспитывался в особых условиях. Не было примера нормальных гендерных отношений. Судя по всему, она даже из дома никогда не выходила. С ней тоже предстоит длительная работа. У ребенка тоже огромная психологическая травма...
В России в 2001 году произошел аналогичный американскому случай: выяснилось, что простой работяга Виктор Мохов из Скопина Рязанской области почти четыре года держал в подземном бункере двух девушек-заложниц. Специальный репортаж «МК» об этом читайте здесь.
