Когда заместительную терапию только начали прикрывать, в Крым вылетели агитаторы от каких-то общественных организаций (не из Минздрава) и начали уговаривать людей ехать в Россию. «Нам сказали, что в Крыму — 19-й век, а в России другие методы лечения, нам быстро сделают детокс и оправят домой», — цитирует пациентов газета «Доктор Питер».
В итоге только в Санкт-Петербург приехали человек 50. И практически все они потом вернулись в Крым. Кто-то сначала пожил на улице или у барыг, как одна беременная на 7-м месяце. Как минимум, одного из них нашли мертвым на Финском заливе — передозировка. А слухи курсируют о трех.
Врачи говорили, что пациенты приезжали в ужасающем состоянии — с низким иммунитетом, язвами. Наркологи к этому были не готовы, и им пришлось решать огромное количество задач с каждым из них. Питерские социальные работники, которые вытаскивали с улицы беременную, совершенно не удивлены:
— Кто-то — мы даже не знаем, кто именно, — наобещал крымчанам того, чего наша наркология не может дать. Кроме того, не был продуман отъезд домой. Им не сделали паспорта. Вот эта беременная: родила бы она в Питере, в наркологии — и куда ей тут без денег, без жилья, с новорожденным, без российских документов? У нас же нет ни кризисных квартир для наркозависимых с детьми, ни женских ребцентров...
Надо быть крайним идеалистом, чтобы предположить, будто мы могли предложить крымчанам какую-то реальную помощь. Вся наша медицинская система выстроена так, что получить наркологическую помощь могут только единицы. Одной рукой у нас тычут в диагноз: «Лечись давай, тряпка! Родина ждет тебя здоровым!» А другой — закрывают все двери: «Куда ты прешь?! Ты же наркоман!»
■ ■ ■
Уже месяц я наблюдаю за тем, как 30-летний Дмитрий пытается вылечиться от наркомании. Даже нет — просто лечь в наркологию. Нет, даже так — он месяц пытается привлечь внимание хоть какого-нибудь врача.
Дмитрий — уроженец Волгоградской области. В Москве он уже 6 лет и живет то у друзей (пока работает и держится), то на улице (когда в «торче»). Как-то поздним вечером около аптеки он и познакомился с Анастасией Сосниной, Асей.
Ася работает уличным социальным работником в Фонде им. Андрея Рылькова. Этот фонд да еще государственный профилактический кабинет «Высокая, 12» — два единственных места в Москве, где наркозависимый человек может получить любую помощь. Наркодиспансеры для этого, как ни странно, не подходят: пациенты не доверяют врачам и боятся высокомерного отношения к себе и грубости.
А социальные работники сами выходят на улицу: на «точки», к аптекам. Там они знакомятся с наркопотребителями, дают свои визитки и проводят какие-то консультации.
— Когда знакомишься с человеком, он, как правило, в первый раз ничего не рассказывает, — говорит Ася. — Но мы даем ему свой телефон и рассказываем о том, чем можем помочь: сопроводить в больницу, помочь юридически. И вот на этот номер и позвонил Дима. Он спросил, что надо для того, чтобы лечь в наркологическую больницу...
Когда-то в прекрасные древние времена, года аж три назад, любой иногородний мог получить наркологическую помощь в Москве по квоте. Для этого надо было получить в Департаменте здравоохранения направление — «розовый талон». Теперь халява кончилась. И для наркозависимых без столичной прописки есть лишь один бесплатный вариант — лечь в клинику ННЦ наркологии, так как она является федеральной, и ей положено брать всех, если есть паспорт, полис и куча анализов. Так что направить волгоградца Дмитрия можно было только туда.
7 ИЮЛЯ. Но у Дмитрия панкреатит и кандидоз желудка. Не позавидуешь. И незадолго до звонка Асе он пролежал с этим букетом в больнице №36. Поэтому у него были свежие анализы на ВИЧ и гепатит, а также снимок легких. Со всем этим добром он собирался 7 июля лечь в ННЦ наркологии. Но получилось так, что панкреатит скрутил его по новой именно в этот день, и его на «скорой» увезли во 2-ю инфекционную больницу. Но уже 10 июля утром выписали.
— Помимо прочего у Димы еще и гепатит С, — говорит Ася. — Почему он и попал в инфекционку. А там у него началась ломка. Через день он не выдержал, сказал врачу, что является наркозависимым, и попросил помощи. Врач сказал, что их нарколог в отпуске, и в тот же день Диму выписал. А в выписке поставил «отказ от лечения»...
Надо сказать, что ломка — это не смешно. Предложить перетерпеть ее равнозначно предложению «перетерпеть зубную боль». Это невозможно. Наркозависимые говорят, что зубная боль даже легче, чем ломка. Это гриппозное состояние, при котором не бывает даже краткого облегчения. Жар, понос, ломота, депрессия. И так безостановочно, без передышки, часами и днями. В свое время мне довелось пожить в одной квартире с девушкой, которую ломало на моих глазах дня три. Она засыпала на несколько часов и снова металась по кровати, как маятник, потом у нее начались галлюцинации, она вставала и врезалась в косяки.
Именно в таком состоянии люди сбегают из больниц — туберкулезных в том числе, — чтобы приобрести наркотики, выправить свое состояние и потом вернуться в больницу и лечиться дальше. Но врачи упорно не желают принимать во внимание само существование такого явления, как ломка, и выписывают наркозависимых в никуда.
— Я предложила написать жалобу главврачу 36-й больницы, — говорит Ася, — и вместе с ним съездить ее отдать. Но Дмитрий отказался, так как к тому времени ему уже больше была нужна наркологическая помощь. И дальше началась оперетта с ННЦ наркологии...
10 ИЮЛЯ. Они поехали в тот же день, после выписки. Это был четверг. Дмитрий приехал в ННЦ наркологии со всеми необходимыми документами, свежими анализами и снимком.
— В приемном отделении его брать отказались, — рассказывает Ася. — Но дали направление на понедельник. Представляешь — человеку в ломке сказать: «А приезжай через два дня!»... Он эти два дня просто вынужден колоться, чтобы быть в состоянии прийти к нему снова. И хорошо, если он второй раз до врача доедет!..
14 ИЮЛЯ. Но Дима приехал в понедельник. На этот раз ему отказали со словами: «У вас в выписке из больницы стоит эзофагит (кандидоз в желудке) недолеченный. Надо пролечить, а потом уже к нам...»
— Меня не взяли в наркологию и послали долечиваться в гастроэнтерологию, — растерянно сказал потом мне Дима. — Но оттуда меня уже выставили, потому что не вылечена наркология. Замкнутый круг...
Хорошо, что рядом была трезвомыслящая Ася, которая поставила перед собой задачу положить Диму на лечение. Сложность была в том, что у него, как у нормального наркомана, нет сотового телефона, и связаться с ним сложно. Когда они созвонились с Асей в очередной раз, то договорились, что он попробует еще раз лечь в гастроэнтерологию, долечится и потом снова обратится в ННЦ наркологии. И 17 июля Дмитрий поехал в больницу №53.
17 ИЮЛЯ. — В 53-й Дима сразу сказал врачу, что наркозависим, — рассказывает Ася. — Врач подробно расспросил его, что и как долго он принимает. Потом спросил: «Пойдешь в реанимацию?» В результате Диму привязали там к кровати и ставили капельницы с физраствором и глюкозой. Мол, чем можем. Он промучился так 4 дня и 21 июля сам ушел из больницы. Потому что ломка на глюкозе переносится еще хуже...
22 ИЮЛЯ. Когда Ася сказала, что 22 июля она приедет ко мне с Димой в редакцию, я подумала: а он будет в состоянии со мной разговаривать? В состоянии: Дмитрий приехал ко мне, уколовшись. Это при том, что человек три недели назад принял решение лечь в наркологию. Да он все три недели был вынужден подкалываться, чтобы быть в состоянии ездить от врача до врача. Я знаю случаи, когда люди в ожидании госпитализации в наркологию спивались или пачками ели нурофен...
И вот мы стоим на крыльце и думаем. Варианты кончились. Да их и не было. Нигде нашего Диму не ждали...
— В принципе, в 17-ю наркологическую берут иногородних в остром состоянии, но только на 5 дней. Это даже ломку не снять, — Ася посмотрела на парня. Тот к вечеру уже еле стоял на ногах. А предстояло проехать всю Москву и желательно бы еще где-то поесть. — Да, поедем в «семнашку»...
При мне она позвонила в 17-ю. По телефону ей сказали, что по приказам они иногородних не берут, но — пусть приезжает. Но когда они приехали вечером в приемное отделение, врач сказал, что у Димы состояние средней тяжести, и иногородним для плановой госпитализации надо брать направление в Департаменте здравоохранения.
— Я попросила письменный отказ, — говорит Ася. — Врач не дал. Тогда я стала говорить, что раз вы его не берете, ему остается только одно — идти и употреблять дальше. А что еще ему делать?! Вы же его сами толкаете на то, что считается преступлением! Не знаю, что подействовало, то ли требование отказа, то ли этические аргументы, но врач подписал разрешение на госпитализацию. А за нами стояли мама с сыном из Липецка. Сын обкурился в очередной раз спайсами и вот уже 3 дня не спал. Но тот же самый врач, который дал Диме добро, им отказал. Жалко было их очень...
29 ИЮЛЯ. В 17-й Дима отлежал максимальные 6 дней и снова направился в ННЦ наркологии. Вы будете смеяться, но ему сказали, что надо все-таки сначала долечить эзофагит. Правда, сами дали направление в инфекционную больницу. Назавтра Дима пропал.
— Все, я не могу его найти, — говорит Ася. — И не знаю, что с ним. Я помню другого парня, Женю. Он лег в инфекционку лечить гепатит, и во время ломки ему не дали ничего. Он выпрыгнул из окна, сломал ногу, долго где-то был, а потом мы узнали, что он умер...
■ ■ ■
— Случай с Дмитрием не единичный, а наоборот — самый типичный, — говорит Максим Малышев, координатор уличной социальной работы Фонда им. Андрея Рылькова. — Мы постоянно сталкиваемся с такими ситуациями. И надо признать, что человеку без московской прописки практически невозможно получить наркологическую помощь в Москве. А не секрет, что множество проживающих в Москве наркозависимых — не москвичи.
С другой стороны, ситуация с Дмитрием нетипична тем, что человек, несмотря на все барьеры к жизненно необходимым ему медицинским услугам, продолжает их добиваться.
И трудности, с которыми мы сталкиваемся в работе, по сути, одни и те же. Во-первых, высокий порог получения медицинских услуг. То есть наркозависимому нужно иметь обязательный и широкий набор документов и справок. А он не всегда может их предоставить по жизненным обстоятельствам. А если и может, то для их сбора нужно приложить много усилий, а это не всегда возможно в состоянии абстиненции.
Во-вторых, наличие сопутствующих заболеваний. Например, больной с гнойной трофической язвой не может лечь в наркологическую больницу: ему говорят, чтобы он сначала пролечил рану, а только потом приходил. Но в хирургии, узнав про наркозависимость, ему обязательно скажут, что сначала ему нужно разобраться с ней. Непонятным остается одно: как человек с зависимостью от наркотиков в состоянии абстиненции сможет лежать без наркологической помощи в хирургии и лечить рану? Получается замкнутый круг из-за отсутствия комплексной медицинской помощи наркозависимым. А в идеале в него нужно включать не только врачебную помощь, но и социальную, а также советы равного консультанта, имеющего собственный опыт лечения.
А самая главная трудность — недоверие и неверие пациентов в возможность получить действенную наркологическую помощь. И она имеет под собой реальное основание — это опыт самих пациентов, их неудачные попытки ее получить. Так что изначально люди, которые нуждаются в наркологической помощи, не стремятся к ней обращаться и проходить круги ада, подобные тем, что проходит Дима.
Поэтому нам удается пристроить на лечение единицы из тех, кто к нам обращается... И это печально, так как эти люди как никто другой нуждаются в помощи.
Комментарий главного нарколога РФ Евгения Брюна:
— Врачи ненаркологических специальностей относятся к нашим больным как обычные обыватели: боятся и ненавидят. И зачастую относятся к ним немилосердно. Это первое. Второе — сейчас всюду вводят стандарты оказания медицинской помощи. И все, что не касается, к примеру, наркологии — кардиология, хирургия, — выводится на аутсорсинг. И в той же кардиологии нет лицензии на оказание наркологической помощи, а у нас — на кардиологическую. Это проблема общая и очень большая. Мне приходится каждый раз индивидуально решать эти вопросы по телефону с главврачами соматических больниц.
Поскольку все наши больные страдают как неврологическими, так и соматическими заболеваниями, я вижу два пути решения этой проблемы: или в больницах прочих направлений организовывать возможность оказания наркологической помощи. Либо организовывать в наркологии соматические отделения. Это хуже, потому что мы не наберем столько врачей. Так что лучше начать вводить наркологическую психосоматику хотя бы в крупные городские больницы.
КСТАТИ
В клинике ННЦ наркологии нам пояснили, что у них действительно нет хирургов и гастроэнтерологов. Поэтому, когда к ним на прием приходит пациент с соматическим заболеванием — к примеру, с язвами на ноге, — его осматривает врач приемного отделения и выписывает направление к хирургу по месту жительства. И уже хирург должен решить, может ли он в таком состоянии лечиться в наркологии. То есть что для пациента серьезнее на данный момент.
И если заболевание не представляет угрозы, то он возвращается в ННЦ с рекомендациями хирурга, и его госпитализируют. Но если нет, то он сначала долечивает свое заболевание и уже потом — в наркологию. Так что, подчеркнули в ННЦ, все по ситуации.
