— Нас хотят исключить из ФИФА и УЕФА, — сказала я соседу. Мы стояли под навесом, смотрели на лес и ждали, когда закончится дождь.
— Почему? — удивился сосед, любитель футбола.
— Потому что санкции.
— Не может быть. Санкции — это политика, а не спорт.
— Ну, посмотрим, — сказала я.
Мы постояли молча. Посмотрели на качающиеся от ветра сосны.
— С тобой поговоришь, настроение портится, — сказал сосед и стал рассказывать свои, местные, новости, от которых настроение не портится.
Главная его новость была такая: на прошлой неделе в поселке обворовали два дома. Унесли все более-менее дорогое — телевизоры, инструменты, посуду — и две старые тачки. Не зная еще про такую беду, сосед нашел тачки в лесу, когда ходил за грибами. Привез домой, в хозяйстве пригодятся. Но, когда узнал про кражи, проявил гражданскую ответственность и позвонил в полицию: мол, тачки-то я нашел. По ходу воры на них везли телевизоры к машине в лесу. Там и следы от протекторов остались, если вам интересно.
И вот вчера к нему приехал участковый. В двенадцать ночи, раньше не мог. И сосед с ним в ночи ходил в лес, чтобы участковый сфотографировал место, где стояли тачки.
Никаких следов искать он, конечно, не стал — все равно в темноте ничего не увидишь. «Так просто пощелкал, — пожал плечами сосед. — Я говорю, пустым делом занимаешься, зачем такие снимки, они ж все равно ничего не дают. Да, говорит, начальник приказал. А вообще он нормальный парень, хоть и участковый. Я его чаем угостить хотел, но он отказался. В поселок поехал, массовую драку с поножовщиной фиксировать».
Массовая драка с поножовщиной по местным меркам не новость. Она случается раз в неделю. Дерутся обычно жители бывшего фабричного общежития.
Фабрика в поселке была текстильная, при совке работала в три смены и кормила всех. Сейчас от нее осталась развалина с выбитыми стеклами, как после бомбардировок.
Лет пять назад глава администрации и по совместительству бизнесмен завез туда нерусских людей, чтоб они ему делали бизнес — плели корзины, что ли. Но не платил, конечно. Спустя пару месяцев нерусские люди стали просить в магазине продукты в долг. Из фабрики, впрочем, они выползали редко, потом и вовсе куда-то исчезли, а главу администрации в конце концов посадили за то, что распродал земли поселения.
Сейчас фабрика уже никак не участвует в рыночной экономике, а общежитие приватизировалось и дерется ночами, а днем отдыхает, потому что работы все равно нет. К счастью, наши с соседом дома от него далеко, за километр почти, поэтому нам до их поножовщины — как до лампочки.
Честно сказать, нам вообще все до лампочки, что напрямую нас не касается.
Обворовали дома — главное, что не наши.
Полиция не ищет преступников — а нам-то что.
Работы в поселке нет — ну мы-то, слава богу, в Москве работаем.
Вот если нас выгонят с работы, тогда мы сильно возмутимся. И если нас обворуют, тоже возмутимся. А если глава администрации продаст наши сотки земли, мы будем прямо негодовать. Но пока он продает общественные сотки, а не наши личные, нам в общем-то по большому счету плевать.
Если коротко, нам главное, чтоб стреляли не в нас и не в наших детей.
Если стреляют рядом, но не в нас, тогда это в нашем понимании не война. Пусть даже снаряды ложатся совсем близко. Пусть даже слышен свист пуль.
— Вчера улетели аисты, — вспомнила я. — Отправились в Африку.
— Это молодняк, — сказал сосед. — Взрослые тронутся только через пару недель.
Дождь кончился. Пахло грибами и прелой травой. Хотелось в лес, наслаждаться последними подарками лета, но надо было идти хлопотать по хозяйству. За городом всегда много дел, особенно осенью.
