Нас всё меньше и меньше,
А ведь было нас много.
А ведь было нас столько,
Аж ломилась дорога…
Нас всё меньше и меньше,
Надвигаются годы.
Мы из той, из двужильной,
Из солдатской породы.
Сергей ОСТРОВОЙ
Семен БОРЗУНОВ
Фронтовик-писатель.
В годы войны — корреспондент. Автор более 20 документально-художественных книг, посвященных Великой Отечественной войне.
— Рос я в глухой степи и плавать не научился. А тут сам Днепр встал на пути. Было это 22 сентября 43-го года.
…Пока гвардейцы занимались подготовкой к переправе, я подошел к командиру батальона и попросил разрешения отправиться вместе с передовой группой. Старший лейтенант улыбнулся и сказал: «Там еще не о чем писать...»
Но я настоял на своем. Рано утром мы, четверо разведчиков и я, на утлой рыбацкой лодчонке отчалили от левого берега. Как только добрались до середины реки, враг открыл огонь. Вода вокруг закипела. Вот тут-то я вспомнил, что не умею плавать. Обидно было погибать без толку, без боя, не причинив врагу никакого ущерба. Стиснув зубы, еще злее стал нажимать на весла.
К счастью, спереди показался островок, заросший кустарником, который прикрыл нас. Завязался бой. Тем временем подходили другие лодки и плоты, а мы постепенно, шаг за шагом, углублялись в расположение противника.
В первое время мне, как и всем, пришлось действовать, конечно, не карандашом, а автоматом. Днепр решал судьбу нашего дальнейшего наступления. Почти трое суток не выходил я из боя. Только потом получил возможность найти удобное местечко, занести в блокнот фамилии тех четверых разведчиков.
Резанула мысль: а как же мне доставить материалы в газету? Ведь все двигалось на западный берег, а мне нужно на восточный... Значит, снова переправляться через реку самому, под непрерывной бомбежкой «Юнкерсов» и огнем вражеских пулеметов. Первую попытку перебраться на левый берег Днепра мы предприняли с Сергеем Орловым, связным командира батальона. Вначале все шло хорошо. Чувствовалось, что противник вел огонь просто по реке, или, как говорят артиллеристы, бил по площадям. Однако стоило нам только выплыть на середину реки, как сзади гулко заработал вражеский пулемет.
Издав слабый стон, Орлов выронил из рук весла. Голова его как-то неестественно склонилась на плечо, и он тихо повалился на правый борт лодки. К счастью, в этот момент с нами поравнялась другая лодка. Товарищи помогли перетащить Орлова в свою лодку, а нашу, пробитую пулями, взяли на буксир.
Пришлось вернуться обратно. С наступлением темноты мы снова отправились в путь. На этот раз он проходил несколько севернее. Фланговый пулемет врага нам уже не угрожал. Теперь донимали минометчики. Мы продолжали плыть: другого выхода не было. Сидевшие на веслах бойцы старались изо всех сил. Они знали, что переправляют корреспондента, которому во что бы то ни стало нужно добраться до левого берега и доставить материал в газету…
Тут мне удобнее предоставить слово генерал-полковнику К.Крайнюкову, который о тех боях так написал в своей книге воспоминаний «От Днепра до Вислы»: «На нашем фронте первыми форсировали Днепр разведчики мотострелкового батальона 51-й гвардейской танковой бригады... С первым десантом, под огнем врага, переправился и корреспондент фронтовой газеты капитан С.М.Борзунов. В своем репортаже он ярко и правдиво рассказал о подвиге гвардейцев-комсомольцев В.Н.Иванова, И.А.Семенова, Н.Е.Петухова и В.А.Сысолятина, ворвавшихся в районе Григоровки на правый берег Днепра и положивших начало основанию Букринского плацдарма».
Все четверо разведчиков были удостоены звания Героя Советского Союза. А я получил благодарность от главного редактора. О представлении же меня к званию Героя Советского Союза я узнал много позже, после войны.
Яков ЛОМКО
В годы войны — зам. редактора дивизионной газеты «За боевую тревогу», после войны — политический обозреватель Совинформбюро, главный редактор газеты «Московские новости» (в 60–70-е годы), преподаватель.
— Я был призван в армию в 1940 году. Военком, узнав о моем дипломе физика, предложил два варианта — флот и авиацию. Я выбрал последнее, и уже в сентябре нас отправили в 35-ю авиабазу Ленинградского военного округа.
На войне у Якова Алексеевича была редкая специальность синоптика. Незаметную работу «предсказателей погоды» высоко ценили многие военачальники. К началу войны общая штатная численность этих подразделений составляла менее тысячи человек, и это вместе с управленцами, связистами, водителями и т.д. И это на многомиллионную армию! А синоптик на войне был штучным, единичным специалистом, подготовка которого занимала многие месяцы.
— Мы стояли под Вильнюсом. Взлетное поле и штаб дивизии находились неподалеку от вокзала, который сплошь был забит эшелонами с авиационными бомбами. Немцам удалось поджечь один из вагонов. В это время я находился в кабинете у командира дивизии. «Товарищ генерал, — говорю, — смотрите, в районе вокзала поднимается какой-то гриб». Командир среагировал мгновенно: выскочил из-за стола, схватил меня за шиворот, уронил на пол. А через секунду нас засыпало осколками стекла и штукатуркой».
Яков Алексеевич участвовал во многих боевых операциях. Это и первая ночная бомбардировка Берлина, и начало окружения гитлеровских войск под Сталинградом, и переброска партизанских отрядов в глубокий тыл противника. Ни одна из таких операций не обходилась без дальней авиации, успех которой, в свою очередь, зависел от точности прогнозов синоптиков и метеорологов.
Однако военная судьба полна неожиданных поворотов. В марте 1942 года по приказу комиссара дивизии Яков Ломко был назначен заместителем редактора дивизионной газеты «За боевую тревогу». Напутствие комиссара было предельно коротким: газета должна стать интересной для летчиков… «Именно тогда началась для меня дорога в мир журналистики».
Илья ВЕРБА
Участник знаменитых парадов на Красной площади — 7 ноября 1941 года и победного — 24 июня 1945-го, профессор.
На то воскресенье, 22 июня 1941-го, первокурсник юридического института Прокуратуры СССР Илья Верба планировал встретиться с друзьями в Лужниках…
— И встретились. Но было уже не до развлечений, — вспоминает Илья Азарьевич. — Сразу побежали в институт, а там полным ходом идет запись в добровольцы…
А на следующий день добровольцы были уже в Коломне, где формировался 188-й пушечно-артиллерийский полк резерва главного командования. Почему именно его, первокурсника, назначили командиром взвода топо-вычислительной разведки? Ведь он тогда мало что понимал топографических картах, их содержании и математической основе.
Тогда многое решалось по принципу: не знаешь — узнаешь. Но войне обучались всему быстро.
И учился командир у своих подчиненных азам артиллерийской науки и топографическим расчетам, стрельбе из пушек и строительству землянок.
Москва перешла на осадное положение. Спешно шла эвакуация предприятий и людей. Те, кто оставался, работали на сооружении заградительных укреплений, рытье окопов…
И вдруг парад 7 ноября на Красной площади!
— Были сборы недолги, как звучало в знаменитой песне. Новое обмундирование надето, вещмешок за плечами. И вот мы уже идем по брусчатке, печатаем парадный шаг.
С того парада доброволец Илья Верба вернулся в свой полк, с которым и прошел победные дороги войны. Первыми стали самые памятные — на Крюково и Клин.
— Дороги наши и сегодня желают лучшего, а тогда их и дорогами-то было трудно назвать, как пушки-гаубицы — самоходами. Пушки надо было перетаскивать с места на место буксиром. А где его взять? К нам «пришвартовали» тракторы. Но они оказались пригодными лишь на ровной местности… Но артиллеристы и тут нашли выход. Прикрепив цепи к тракторным гусеницам, они значительно повысили КПД натиска на врага, поливая его шквальным огнем. Словом, оттачивали артиллерийское мастерство прямо в боевых действиях.
— До сих пор вспоминаю о сразившем нас при освобождении Смоленска случае. Заняли мы блиндаж, который оборудовали для себя немцы. По-видимому, надолго они планировали там размещаться. Удобные лежанки с постельным бельем, настоящая сервировка стола… Это тоже правда войны. Немцы готовились к ней основательно даже на бытовом уровне.
А потом был еще один парад — 24 июня 1945-го. Помню, как бросали к Мавзолею Ленина штандарты и знамена поверженного Третьего рейха. Молчит оркестр. Бьют барабаны. Каждый шаг, каждый звук буквально западал в сердце… Это был самый радостный день из всех, прожитых на войне.
Гарник МКРТЧЯН
Профессор, завкафедрой иностранных языков МАИ.
Когда началась война, Гарнику Арутюновичу было 16 лет. Он, студент юрфака Ереванского университета, приглашен на работу в Севанский районный отдел народного образования — заменить старших коллег, ушедших на фронт. А в 1942 году уже сам призван в армию и зачислен в Краснодарское стрелково-минометное училище. После его окончания в звании младшего лейтенанта направлен в действующую армию и назначен командиром взвода 914-го стрелкового полка 246-й стрелковой дивизии 1-го Украинского фронта. Принял командование минометным взводом. Сразу же проявил себя, успешно проведя разведку боем. Об этом написала фронтовая газета.
Однажды после неожиданного отхода нашего оборонявшегося подразделения командный пункт, на котором находилось командование полка, остался без прикрытия и с очень близкого расстояния был атакован противником. Когда противник приблизился на расстояние менее ста метров и надежды на спасение было мало, лейтенант Мкртчян принял на себя командование минометной батареей вместо контуженного старшего командира. Батарея находилась в тылу, в трех километрах от места событий, и в создавшейся ситуации была практически единственным средством, способным повлиять на исход боя. Рискованное решение вызвать огонь на себя было принято мгновенно. Команды и расчеты по стрельбе передавались на огневую позицию батареи по телефону и были настолько выверены и точны, что мощные взрывы снарядов уже первого залпа батареи пришлись точно по атакующей цепи врага, заставили его дрогнуть и повернуть назад. Последующие залпы наших орудий преследовали отступающего противника до тех пор, пока он, неся на открытом поле большие потери, не отошел на свои исходные позиции.
Это был редко применяемый огневой маневр. После боя командир полка, прославленный герой войны полковник Николай Николаевич Шабельный, будущий Герой Советского Союза и заместитель командующего Московским военным округом, обнял незнакомого лейтенанта и поблагодарил «за службу, за находчивость, за собранность в экстремальной ситуации».
— Тогда на войне каждый из нас, кому было суждено остаться в живых хотя бы еще один день, думал лишь об одном — как бы поскорее разгромить врага и покончить с войной, которая принесла столько горя.
Марк РАФАЛОВ
Известный футбольный арбитр. Играл за студенческие и армейские команды. В чемпионатах СССР в качестве судьи провел более 200 матчей. Автор нескольких книг о футболе.
— Часто вспоминаю о событиях, связанных с небольшим городком ныне Псковской области (в годы войны это была Великолуцкая область) — Пустошкой. Город расположен на перекрестии двух магистралей: одна от Москвы до Риги, а вторая от Ленинграда до Киева. По этим направлениям проходили и железнодорожные, и шоссейные дороги. Во второй половине 1943 года наш 2-й Прибалтийский фронт вел активные наступательные бои в районе городов Невеля, Великих Лук, Новосокольников и Пустошки.
В то время я пребывал в 15-й гвардейской отдельной морской бригаде. Нам выпала доля освобождать Пустошку. Немецкие части и военная техника — танки, самоходы, грузовой транспорт с патронами, снарядами, продовольствием — могли двигаться лишь по железной дороге или шоссе. И слева и справа лежали непроходимые болота. Это вынуждало фашистов с особым ожесточением оборонять Пустошку. Продвигались к Пустошке мы очень медленно и при этом несли большие потери.
6 и 7 ноября 1943 года наша часть освободила два крупных села — Большое и Малое Таланкино. Там, кстати, располагались важные немецкие склады с оружием, продовольствием, горюче-смазочными материалами. До Пустошки оставалось, казалось бы, совсем ничего: километров 20. Шли очень серьезные бои. Фашисты сопротивлялись отчаянно. Подойти к окраинам Пустошки мы смогли только через четыре месяца. 27 февраля 1944 года после жестоких ночных сражений нам удалось днем войти в лежавший в руинах город, в котором «выжил» только один полуразрушенный дом.
Взвод, командиром которого был я, как позже выяснилось, вошел в город едва ли не первым, причем уже без сопротивления: немцы после ночного боя поняли, что не удержатся, и, опасаясь окружения, срочно покинули позиции.
В моем взводе оставалось всего 12 человек. А всего в этих боях погибло около 20 тысяч наших ребят.
За успешные боевые действия меня наградили орденом Отечественной войны 2-й степени. Спустя много лет меня удостоили звания почетного гражданин Пустошкинского района.
Тимофей УЖЕГОВ
Работал корреспондентом-организатором газеты «Советская Армия» Группы советских войск в Германии, преподавал на кафедрах журналистики.
О его войне пишут не часто, как правило, один раз в году — 2 сентября, в день победы над милитаристской Японией. И в этом какая-то особая несправедливость. Ведь для советских людей война закончилась не 9 мая 1945 года, а 2 сентября 1945 года. Десятки тысяч советских воинов сложили головы на Дальнем Востоке.
9 августа в 00 часов 10 минут начались боевые действия против войск милитаристской Японии, а уже буквально через десять дней, 19 августа, над зданием штаба миллионной Квантунской армии был спущен японский флаг и поднят советский. Мужество советских воинов сыграло решающую роль в завершении Второй мировой войны. Среди них был и 20-летний комсорг батальона сержант Тимофей Ужегов.
В ряды Красной Армии он был призван в 1943 году из рабочего поселка Ульба-строй, который находился в Восточном Казахстане. Служить Ужегову довелось в Забайкальском военном округе командиром стрелкового отделения.
В день начала войны с Японией Тимофей Иванович был назначен на должность комсорга батальона.
Стрелковый полк, в котором служил молодой комсорг, выдвигался к границе в пешем порядке от станции Оловянная Читинской области. Стояла 30-градусная жара. Комсорг батальона Ужегов проводил беседы с солдатами, объяснял, как соблюдать водно-питьевой режим на марше, как правильно организовывать привалы.
У границы полк остановили на несколько дней. Командиры организовали занятия по боевой подготовке. Одной из главных задач было побороть у бойцов боязнь танков. Так как приходилось действовать на сильно пересеченной местности, командиры придумали особенный способ тренировки: на сопку вкатывали огромные пустые металлические бочки, доверху наполняли их камнями, плотно закрывали и сталкивали вниз, на окопы и траншеи. Бочки с грохотом и воем стремительно неслись на бойцов. Даже опытным фронтовикам становилось не по себе. А необстрелянным бойцам — и того больше. После нескольких тренировок страх у бойцов как рукой сняло. Даже стали соревноваться между собой — кто попадет гранатой в самую бочку, хотя сделать это было далеко не просто.
А потом перешли границу. Начались боевые действия. Противник поначалу оказывал яростное сопротивление.
Война с Японией была скоротечной. Но от этого она не стала менее ожесточенной. Квантунская армия была разбита, но много солдат противника укрылось в лесах.
Игорь ОСИПОВ
В послевоенные годы — главный редактор журнала «Советская милиция», заместитель начальника Управления политико-воспитательной работы МВД СССР, помощник министра внутренних дел СССР.
— Многое в моей армейской жизни определил не военный, а милицейский работник, — вспоминает Игорь. — Это был капитан милиции Горелов — наш комбат. В июльские дни 1941 года он учил нас уму-разуму в рядах истребительного батальона НКВД по борьбе с десантами и диверсантами.
Нам, вчерашним школьникам (в ночь на 22 июня еще веселились на выпускном балу), комбат разъяснил, что школьное сюсюканье и ученический анархизм надо оставить в мирном прошлом. Начинаем формировать партийно-комсомольский батальон, учиться всерьез военному делу и нести службу.
Милицейский капитан умел всё. Прежде всего — учить примером. Меткий стрелок и отличный методист. Самбист. Знающий оперативник. Деятельный и требовательный организатор. Его занятия, инструктажи, разъяснения и постановка задач по ориентировкам были образцом оперативно-боевой педагогики. И все это так пригодилось на фронте.
Фронт приближался к Харькову. Начались бомбежки. Шла эвакуация. Все больше возникало оперативно-служебных задач, поисковых операций, ночных дежурств и засад. Обезвреживались вражеские ракетчики, сигнальщики.
Комбат Горелов хорошо подготовил свою часть, умело расставил кадры. А ему было из кого выбирать. Командиром моего взвода был назначен профессор Вальтер, один из ведущих ученых Украинского физико-технического института (УФТИ). Здесь шла активная работа по исследованию атомного ядра и был создан первый в СССР электростатический ускоритель электронов до 2 МэВ. Пожалуй, это был самый интеллектуальный командир взвода, которого можно было себе представить. Профессор с уважением относился к комбату и сам был образцом четкости, организованности. Чувствовалось, что они с большим доверием относятся друг к другу. Под стать взводному были и подчиненные. Впору было во взводе создавать ученый совет!
Но потом пришлось попрощаться с профессором. Нашего командира взвода и его сотрудников успела отозвать Академия наук СССР.
После окончания войны я узнал, что Антон Карлович Вальтер, академик АН УССР, участвовал в создании атомно-ядерной мощи страны вместе с Курчатовым, Вельдовичем, Ландау, Александровым, Алихановым и другими учеными-физиками, гордостью нашей науки.
Внучке я рассказывал, как робко пришлось обучать профессора и физиков-атомщиков разборке и сборке пулемета «Браунинг». Она не верит. Но это действительно было.
Лев ГИЛЬБЕРГ
Главный редактор издательства «Машиностроение» по авиации и космонавтике, главный редактор журнала «Полет», академик Академии космонавтики имени Циолковского.
— Война для меня особая тема, глубоко личная. Уже на второй день после начала войны я со всеми мальчишками нашего 10-го класса отправился в военкомат. Попросили записать добровольцами на фронт. Нас разбросали по разным местам: так, одного моего друга отправили в Ленинградское артиллерийское училище, а меня — в Ленинградское высшее военно-морское инженерное училище.
Уже в начале сентября 1941 года Ленинград оказался в блокаде. Первый курс училища был сведен в 6-ю отдельную роту морской обороны Ленинграда. С тяжелыми канадскими винтовками мы ходили по городу, чтобы воспрепятствовать возможной высадке вражеского десанта.
Когда в первую блокадную зиму в декабре стало совсем туго, было решено первые курсы училища сократить, и нас решили вывезти из города через ленинградскую «дорогу жизни»…
И вот мы все во флотской форме с шевронами, в хромовых ботиночках, в легких шинелях расселись на полуторках — маленьких грузовиках «ГАЗ-АА» — и в 28-градусный мороз ночью отправились в путь. Ледовая дорога постоянно бомбилась немцами, так что образовывались полыньи, затянутые тонкой кромкой льда. На наших глазах идущая впереди в 70–80 метрах полуторка буквально исчезла, провалившись вместе со всеми ребятами на борту в такую полынью. Увы, никаких надежд на то, что кого-то можно спасти, не было — все ушли под лед.
Потом новоиспеченную 92-ю отдельную морскую стрелковую бригаду — тогда так называли морскую пехоту — погрузили в эшелоны и повезли в Сталинград. Только мы подъехали и начали разгружаться, а дело было днем, как тут же появились два «Мессершмитта» и стали поливать нас из пулеметов. Так состоялось мое боевое крещение в Сталинградской битве. Нас ждало неприятное открытие: мы были убеждены, что город еще наш, но оказалось, что наши войска контролировали только узкую прибрежную полосу. Мы окопались в городе, в районе знаменитого элеватора, занятого немцами. Это огромное сооружение из шести башен, высотой с многоэтажный дом. Утром к нам приехал комиссар и вдохновил нас на штурм: «Морячки, на вас вся надежда. Немцы заняли элеватор. У них наверху крупнокалиберные пулеметы, минометы, они владеют очень важной, господствующей высотой — надо взять элеватор!»
Два дня мы штурмовали элеватор. Но ничего не могли сделать, если даже 200-килограммовые авиационные бомбы не давали никакого результата. И, потеряв больше половины бригады, вынуждены были переправляться обратно через Волгу. Потом, когда битва за Сталинград закончилась, мы бродили по тому берегу и находили останки наших погибших товарищей в тельняшках.
А через много лет на встрече ветеранов в Сталинграде мы сфотографировались у памятника нашим воинам около элеватора. И я со смешанным чувством гордости и горечи прочел на плите у основания памятника слова (вслед за перечислением нескольких воинских частей, здесь воевавших) «…особое упорство, стойкость и массовый героизм проявили здесь моряки-североморцы 92-й отдельной стрелковой бригады».
После этого мне довелось участвовать во многих крупных, тяжелых операциях Отечественной войны, но Сталинград — самая страшная, и жестокая, и героическая страница в моей боевой биографии.
Степан ТЮШКЕВИЧ
Ведущий научный сотрудник Института военной истории Министерства обороны России, академик, доктор философских наук, профессор военной истории, генерал-майор.
— Я окончил с отличием электротехнический институт и как инженер-электрик-конструктор был направлен на работу на Ленинградский металлический завод. И только приступил к работе, как случилась война. После речи Сталина 3 июля, с 4 июля, я был в народном ополчении. Пошел добровольно. Наша дивизия народного ополчения Петроградского района была вооружена и экипирована вполне достаточно, чтобы вести боевые действия. И к тому же была и подготовлена неплохо.
В ходе боев многие из них влились в кадровые воинские формирования. Всего было 36 дивизий народного ополчения. Из них 26 прошли всю войну, а 8 стали гвардейскими.
Наиболее ярко запомнился мне бой под Красным Селом, когда наши артиллеристы поддались небольшой панике и отошли с огневых позиций. Я занимал тогда должность ответственного секретаря комсомольского бюро полка, пришлось принимать меры, чтобы вернуть орудийные расчеты на позиции. Как это удалось сделать? Трудно объяснить. В такие моменты появляются какие-то дополнительные силы, мощная энергия, сильный эмоциональный подъем, вспышка. Плюс внутренняя огромная мобилизация, чувство долга. Я сумел остановить бегущих и вернуть на огневые позиции. В критические минуты достаточно иногда какого-то жеста, уверенного движения, чтобы переломить настроения.
Закончил войну в 1945-м под Веной.
— Победу я встретил в госпитале, ранение было тяжелым — в ногу, осколочное. Маленький осколок до сих пор там. Не надо его вынимать, сказали врачи. Так до сих пор и хожу.
Материалы подготовлены пресс-службой Союза журналистов Москвы.
