Боролись ли вы когда-нибудь за равенство полов? Если да, то обязательно натыкались на непреодолимое препятствие. Если не боролись, то всё равно натыкались. Все натыкаются.
Как называется это препятствие, вы, вероятно, уже догадались. Или скоро догадаетесь. Вот подсказка: не только равенства полов, но даже равенства голов трудно добиться, поскольку не у всех растёт борода, а бритьё создаёт лишь краткую иллюзию равенства, которую (иллюзию) уже через несколько часов разрушает щетина.
Теперь скажем прямо: совет неопытным родителям (который прочтёте ниже) гораздо больше пригодится тем, у кого есть маленькие мальчики, чем тем, у кого маленькие девочки. И ничего с этим не поделаешь. Равенство недостижимо.
Палочка-выручалочка
Зимой маленькие дети очень толстые. В сильный мороз они просто шары. Неуклюжие, как космонавты.
Маленький человек (нет и двух) засунут внутрь тугого одёжного шара, и двигаться ему трудно. Ноги растопырены толстыми штанами мехового комбинезона и валенками, обзор ограничен шапками, капюшонами, шарфами. Да ещё и скользко. Лёд...
А тут ещё памперс! Толстый мешок между ног. Одно дело спать с ним. Другое — ходить. Пытаться бегать. Трудно. Мало того что вокруг тебя сплошная одежда, только глаза не укутаны. А с памперсом...
— Нет, — говорю, — не буду мучить. Будем без памперса гулять.
— А штаны намочит — что будешь делать? Ведь мороз!
— Нет, — говорю, — мы штаны не намочим. Мы на улице пописаем.
— Господи! Ты что, его раздевать там будешь?! Пятнадцать же градусов!
— Ничего. За минуту не замёрзнет. Нам же не надо сильно заголяться, нам бы только одну деталь на улицу вытащить.
— Нет! Нельзя! Нальёт! Промокнет! Замёрзнет!!!
— Ничего. Не нальёт. Будешь проситься?
— Да.
Если с ним обсуждаешь что-то важное или он не уверен, что правильно понял, он на всякий случай говорит «да», но тихо-тихо.
— Смотри! Если захочешь, сразу скажи: «Папа, писать!» Понял!
В ответ еле слышно выдыхается: «Да...»
Идём. Красота! Снег скрипит. Солнце светит.
— Сама! Сама!
Гляжу — точно: самолёт летит. Непонятно, как эта закутанная мелочь успевает раньше меня всё увидеть в узкую прорезь между шарфом и шапкой.
— Большой сама!
Сашка ещё неопытный. Для него самый «большой сама» — это низко летящий вертолёт. А здоровенный аэробус — серебряный крестик высоко в небе — это «маленький сама».
— Друг, не пора ли нам пописать?
— Нэт.
Откуда у него именно в этом слове гордый кавказский акцент — не знаю.
— Подумай.
— Нэт!
— У тебя вечно «нэт», а потом «а-я-яй».
Развязываю тесёмки, расстегиваю молнии. От комбинезона отваливается широкая передняя часть и ложится на снег, если писать — точно на неё и получится. Запихиваю этот «перед» вбок, в валенок, задираю свитер, спускаю штаны, задираю кофту, спускаю колготки, задираю майку, спускаю трусы — вот она, деталь, нашлась наконец.
— Писай!
— Не хочу!
— Пись-пись-пись-пись...
— Нэт!
И уже слышно, как идёт рыданье. Сейчас заорет. Тут я вдруг понимаю: писать-то он, возможно, и хочет, но ситуация для него совершенно новая. Писать надо в горшок, унитаз, ванну (когда под душем). А вокруг снег, и ничего этого нету: ни горшка, ни ванны. А он — ритуалист. Он не любит новшеств.
И тут меня осенило!
— Сашка, давай на палочку пописаем!
Рядом валяется прутик. Втыкаю его в снег.
— Давай, писай на палочку!
Это уже не новшество, а игра. Не нужду справить в непривычной обстановке, а попасть струйкой на прутик. Новшеств не любит, а игры любит очень и сразу понимает все условия.
Струйка бьёт чуть вбок, поправляю прицел — и так удачно! В снегу — точно там, где воткнут прутик — моментально протаивает дырка, прутик шатается и заваливается.
Нет проблем!
Через полчаса:
— Сашонок, пописаем?
— На пачку! (На палочку, значит.)
А дня через два — казус. Гуляем. Чувствую — пора.
— Давай?
— На пачку!
А кругом ни былинки. Ну как назло.
— Сашка, давай без палочки.
Рёв... Господи, что мне с тобой делать?!
И опять осенило. Мигом рисую пальцем крест на снегу, спохватываюсь (в сознании мелькает: кощунство!), добавляю еще косой крест — получается восьмиконечная звезда.
— Сашка, на звездочку будешь?
— Да.
С тех пор горя не знаем. Можем на палочку, на звёздочку, на сухой листик, в мишень (круг на снегу с точкой посередине).
И что интересно. Те места, где мы втыкали палочки, стали очень популярны у собак. Порой к вчерашней палочке уже не подойдёшь — так её уделали.
И ещё интересно: не только собаки за Сашкой замечают, но и он за ними. Всё чаще, пописав «на палочку» или «на звёздочку», он дожидается, чтобы его вернули в шаровидное состояние (трусы, майка, колготки, кофта, штаны, свитер, одна молния, другая, тесёмки), а потом, освободившись от моих рук, начинает энергично и сосредоточенно закапывать снегом жёлтое пятно. И что характерно, всегда ногой.
— Ты зачем закапываешь?
Нет ответа. То ли вопрос не ясен, то ли слов не хватает.
— Ты что — кот?
— Да.
— А это какое дерево?
— Сона! Больша! Огромна!
Действительно, сосна очень большая. А почему прилагательные у него звучат по-вологодски (без последней буквы «я») — не знаю.
— Сашка, погода хорошая?
— Да.
— А ворона?
— Хооша.
«Р» он произносит прекрасно, но только там, где сочтёт нужным.
— А акула? (Из «Бармалея», та самая, которую образцовые дети — кирпичом, кулаком, каблуком — забили насмерть.)
— Хооша.
— Все хорошие?
— Да.
