Крайний полет
Тысячи спящих немцев, над крышами домов которых пронесся потерявший управление самолет майора Иванушкина, так никогда и не узнали, что тот июньский рассвет мог стать для них последним.
Йена — город в Германии на реке Зале, второй по величине после Эрфурта в земле Тюрингия. Знаменит своим университетом, созданным в 1558 году. Крупный, красивый, развитый промышленный центр. В 1945 году Йена пережил страшную бомбардировку американских и британских воздушных сил.
Во время налета погибли 153 гражданских жителя и практически полностью были стерты с лица земли средневековые дома старого города. С 1949 года находился в зоне советского влияния.
...23 июня майор Иванушкин с семьей должен был ехать на море. Билеты были уже на руках. Старшему сыну, 15-летнему Витальке, через две недели сдавать вступительные в техникум. Младшая, дочка Валя, перешла в 7-й класс. Так что это был его «крайний» полет. Который и стал последним.
Причиной трагедии, по словам командования, стал разворот в полете правого подвесного бака на 90 градусов, настолько сильный, что МиГ потерял ориентиры в пространстве, перешел в беспорядочное падение, начались страшные перегрузки, но пилот все равно не выпустил штурвала из рук…
Посадка на ощупь
Высокий, широкоплечий. Открытое русское лицо. Улыбка, как у Гагарина. Фамилия — будто из былины. Именно такими и изображали настоящих героев на старых советских плакатах. 38-летний майор Александр Иванушкин.
Дочь Валентина до сих пор не может вспоминать об отце без слез. «Папа был страстно влюблен в жизнь. Нет, у него, обычного рязанского паренька, не было торной дороги, зато была мечта. Друзья с детства называли его «маленьким Чкаловым». И потом уже я помню, как он, любитель коротких и точных выражений, часто повторял одну и ту же фразу: «Небо — это сказка!»
Облака над головой. Море — под крылом. А по земле при посадке — ветер, валящий с ног. «В альбоме отца есть рисунок самолета и подпись: «Все бери от жизни, ничего не откладывай ни на минуту». И еще одна: «Ничего нет дороже Родины и семьи».
На Дальнем Востоке он был лейтенантом. Командиром эскадрильи стал на Украине — откуда отбыл с семьей в Германию.
....С такой богатой боевой подготовкой майор Александр Иванушкин и прибыл на передний край фронтовой истребительной авиации в составе соединения первого эшелона ВВС группы советских войск в ГДР. В ограниченном контингенте советских войск в Германии служили в то время только самые лучшие и самые бесстрашные офицеры.
Летчики встретили комэска настороженно: в отряде служили одни «зубры», а Иванушкин ни разу еще не летал на новых машинах. «Но совсем скоро о папе начали говорить как о сильнейшем перехватчике. Он рисковал, задавал тон в полетах. В небе был исключительно точен. Штурманы наведения восхищались: у Иванушкина перехват всегда на отлично».
...Стрелка высотомера отсчитывает метры. Надо идти на посадку — но земли не видать. Самолет на облетке, следует подняться на самый потолок, посмотреть, как поведет себя машина после регламентных работ.
Но обстановка осложняется. Погода портится. «В набор! Немедленно! — оценив ситуацию, командует Иванушкину по рации его командир, полковник. — Выводи машину из крена!»
Когда комэск посадил истребитель, уже на земле, командир его похвалил: «Хорошо выполнял команды!» — «Да я не слышал ничего. Просто поверил самолету, как самому себе».
В полку выпустили стенгазету-молнию: «Коммунист майор Иванушкин Александр Александрович в исключительно сложной обстановке, проявив выдержку и самообладание, успешно завершил сложный полет» — листовку повесили на самом видном месте в красном уголке.
«И был другой случай, — продолжает дочь Валентина. — Папин самолет оторвался от земли, лег на курс. Неожиданно на командном пункте прозвучал совершенно спокойный его голос: «В кабине дым. Задание выполнять прекращаю. Иду на посадку», — и тишина. Стало ясно, что связь нарушена и что спокойствие пилота — только от его стального самообладания, лишь чудо может спасти его и машину».
Едкий густой туман заполнил кабину. Это горит электропроводка. Снизив до пределов возможного скорость, комэск осторожно приоткрыл фонарь кабины, ураганный ветер ворвался внутрь, и на мгновение дым отступил, видимость улучшилась.
Это была посадка на ощупь. Когда майор Иванушкин спрыгнул на землю, к нему подбежали его товарищи, следившие за рискованным полетом. Полковник обнял летчика и крепко его расцеловал. Машина была спасена. Жизнь пилота... Что ж, жизнь пилота тоже штука важная.
И снова был трудный полет. Перехватить скоростную цель. Ночь. Низкие тяжелые тучи. Самолет «врага» практически неуязвим, маневрирует, применяет помехи. Один перехват в кромешной тьме подчас равен десятку. Еще немного — и уйдет. «Папа настиг условного противника, потратив практически все топливо, вышел из самолета, лицо горит, резко обозначились на лбу первые морщины… Командир начал его ругать: «Почему ты довел горючее до аварийного остатка?! Ведь так можно и до дома не дотянуть!» Отец молча выслушал, вытер пот со лба: «Так бы я поступил и в настоящем бою». Да, конечно, он рисковал. Но этот риск был оправдан, потому что в своей службе папа исходил из условий совершенно другой, современной войны, к которой тогда мы готовились, он изучал новые тактические приемы, буквально жил в небе и поэтому всегда выходил победителем из самых сложных ситуаций», — уверена дочь Валентина.
Мог ли командир эскадрильи с огромным опытом и большим налетом часов погибнуть от нелепой технической случайности? Мог ли советский истребитель сам по себе упасть на головы немецких граждан аккурат в годовщину начала войны?..
Приказано забыть
«...Вскоре возле нашего дома остановился черный «уазик», старшие офицеры вылезли из него и побрели к нашей двери, чтобы сообщить о случившемся. Мама почернела от горя. Когда провожали папу, весь наш военный городок шел за гробом. Похоронить его должны были на далекой родине, в СССР, — продолжает Валентина Иванушкина. — Мне всего 13 лет, девчонка совсем, я многого тогда не понимала. Что наша прежняя жизнь навсегда закончилась, что мы с мамой и братом возвращаемся в Союз, в город Пушкин под Ленинградом…»
Много лет Валентина Александровна Иванушкина жила в полной уверенности в том, что знает, как погиб ее отец. Что в этой истории для нее нет черных пятен. Что во время учебного полета при поломке машины пришедший в сознание комэск начал выводить самолет из крена, уводить подальше — на нежилой район… Что МиГ взорвался в воздухе. Что майору хватило времени и сил спасти чужие жизни, но не хватило буквально нескольких секунд катапультироваться самому…
Валентина Александровна достает из шкафа фото отца, еще одно и еще. В парадном кителе и в гражданском, с детьми и женой… «Отец любил и умел фотографировать».
А эта, последняя, — уже не его авторства: он в закрытом цинковом гробу.
«У меня сохранилась бобина с записью его разговора в тот день с землей. «Вижу цель!» — всего несколько слов, а дальше сильный треск и ничего больше не слышно», — вздыхает дочь.
...Через несколько минут после падения и взрыва на место авиакатастрофы прибыли наши спецслужбы, военные наглухо оцепили место падения истребителя. Туда никого не пускали. Сразу прозвучало: пилот принял единственно возможное в той ситуации решение.
«И лишь года три назад, перед майскими праздниками, я убирала на кладбище, где лежат папа, мама и брат. Ко мне подошел незнакомый человек, он представился и сказал, что у него есть доказательства того, что отец погиб совсем иначе, нежели нас убеждали все эти годы. Есть бумаги и документы. Но тогда велась «холодная война», и настоящий подвиг моего отца замолчали — не хотели обострять международную ситуацию или что-то в этом роде; о нем просто приказали забыть, он стал разменной монетой в большой политической игре».
60-е годы. Идет непрекращающаяся и с переменным успехом борьба за закрепление послевоенных границ. Двуполярный мир. На одной стороне — силы НАТО. На другой — Советский Союз.
«Мы, конечно, слышали о том, что границы ГДР, где располагались наши войска, часто нарушались американскими самолетами, — продолжает Валентина Александровна. — В те годы территориальная неприкосновенность восточной части Германии Западом не признавалась. Наших постоянно провоцировали на границе, близость которой по прямой составляла всего 70 километров. Над немецким городом Цербстом проходил Южный коридор, куда, нагло и никого не боясь, нередко залетали вражеские истребители».
Накануне до личного состава 16-й воздушной армии донесли важное правительственное задание: поймать и обезвредить нарушителей. Также стало известно, что очередную провокацию следует ждать в самый длинный день в году — 22 июня. Как и 23 года назад…
«В ту памятную ночь папа заступил на боевое дежурство. Мы с мамой уже собрали чемоданы для отъезда в Союз. С нетерпением ждали его возвращения... Но судьба распорядилась иначе...»
О том, что границу ГДР пересекли нарушители, доложили на командный пункт. Комэск Иванушкин поднялся в воздух. Его перехват будет точным и быстрым. Но противник — уже не условный, а настоящий — спрятался в облаках.
Дали новый курс. Уточнили дальность. Слишком высоко. Не достать. Но вдруг раздался ответ Иванушкина: «Цель вижу!»
МиГ атаковал. Противник встал в разворот. Наш летчик снова запросил землю. Курс откорректировали. Метка самолета Иванушкина дернулась вверх — и вдруг резко пропала с экрана. «Двадцать пятый! Как слышите?..» — напрасно взывал штурман наведения.
Больше комэск на связь не выходил. Только треск и шум в эфире…
…А в небе продолжался смертельный поединок.
«Оказалось, что цель была не одна. Отец вышел против… восьми американских истребителей. Слишком неравные силы… Отец дал предупредительную очередь из пулемета. Противники не отреагировали. Тогда он выпустил ракету по первой цели. И еще три ракеты… Четвертой воспользоваться не успел. Страшная сила опрокинула его самолет. Начались немыслимые перегрузки. Высота в такой ситуации — это все. Он боролся за высоту. Любой ценой пытался вернуть управление машиной. Дотянуть до незаселенной местности и успеть катапультироваться.
Говорят, что перед смертью перед глазами человека проходит вся минувшая жизнь. Но мне кажется, что папа видел будущее, то, каким оно могло бы быть, если бы в то утро он вернулся домой после полета, как обнял бы маму, поцеловал меня с братом, как потом мы все вместе поехали бы в отпуск, навестили бабушку, родных… Как было бы отослано командованием представление на присвоение ему очередного звания…»
…Только бы не на жилые здания! Только не на живых людей! Огни домов остались под левым крылом. Еще немного, еще… Удар — и… «город подумал — ученья идут…»
«А что было дальше? Ну, со всеми вами?» — тороплю я Валентину Александровну.
«Дальше?.. — смотрит она на меня и, чувствую, не видит. — А дальше началась совсем другая жизнь — уже без папы».
Вдову майора Иванушкина определили в военный санаторий, она долго приходила в себя. А ведь ей было чуть за тридцать… Пенсии в 109 рублей едва хватало на детей.
«Мамы не стало в 67 лет, замуж она так больше и не вышла и так никогда и не узнала настоящей правды о гибели мужа», — продолжает дочь летчика.
— Брат Виталий погиб в 45 лет, несчастный случай, — вздыхает Валентина. — Он с родителями и лежит теперь на кладбище под Пушкином. Почти вся семья в сборе… Так и получилось, что память об отце теперь храню я одна, передаю ее детям и внукам.
Валентина говорит, что не надо о ней ничего писать. Как сложилась ее жизнь? «Речь не обо мне, я-то героического ничего не совершила» — была техником, полжизни проработала инженером снабжения на авиационном заводе, затем, после развала Союза, переквалифицировалась в товароведа.
«До сих пор я не могу спокойно слушать песню «Огромное небо», — снова и снова повторяет дочь героя. — Первые годы об отце писали в газетах. В Ленинграде в 1971 году был даже одноименный клуб, где также чтили память о смелом комэске. Сейчас в гимназии в Пушкине, где в четвертый класс перешла моя внучка, есть музей памяти летчиков, а в Москве, в школе, где учился когда-то папа, раньше был музей его памяти. Ведь Александр Иванушкин не просто первым из советских летчиков увел падающий самолет от большого города — он погиб в неравном бою, практически предотвратив возможную войну… И самое несправедливое, что об этом почти забыли».
…Чай остыл, и просмотрены фотографии. Старая мелодия крутится в голове. Валентина Александровна так похожа на своего отца — и уже почти в два раза старше него.
Через два года капитан Капустин и лейтенант Янов увели неисправный падающий самолет от берлинского неба. И, погибнув вместе с ним, вошли в историю. Мурашки бежали по коже у тех, кто слышал последние слова знаменитой песни: «Светло и торжественно смотрит на них огромное небо — одно на двоих».
По сравнению с Капустиным и Яновым майор Александр Иванушкин навечно остался не известным стране героем. Хотя «За беспредельный героизм и мужество, проявленные в обстановке, максимально приближенной к боевой», ему вручили орден, которым награждали в Великую Отечественную. Так написано в наградном листе председателем Президиума Верховного Совета СССР Анастасом Микояном от 18 декабря того тяжелого, високосного 1964 года.
На месте гибели комэска поставили скромный обелиск. Местные жители возлагали подле него цветы. Но что произошло с этим памятником после объединения Германии, распада СССР и вывода наших войск, неизвестно. Родные Александра Иванушкина сюда так больше никогда и не приезжали.
