В переулке возле Кремля тихо и торжественно — золоченые вывески с гербами у людей вызывают благоговейный трепет. «Москва, ул. Ильинка, дом 23/16, подъезд 11» — бумажку с этим адресом крепко зажимают в руке идущие со своей проблемой в приемную президента — те, кто уже обошел все прочие инстанции, но ни нашел ни правды, ни справедливости.
Внутри прохладно и тихо. В кабинеты к уполномоченным лицам — работникам Управления президента — заходят исключительно по одному.
— Я думаю, что все эти люди лично с Путиным советуются по нашим вопросам, — дедушка, ветеран ВОВ, настолько уверен в своих словах, что спорить с ним по этому поводу даже как-то стыдно.
Павлу Ивановичу Филиппову — 94 года. И он далеко не впервые в этой приемной.
— Ой, я уже раз пять, наверное, был. Понимаете, мне по закону как ветерану положена квартира не меньше чем в 36 кв. метров, так как я полковник. Имею фронтовые ранения, за что присвоена инвалидность. Но я никак не могу ее получить. Дело в том, что я женился второй раз на москвичке, хотя сам родом из Черкасс. И в 1993 году переехал жить к ней в Москву. Жена моя была прописана в коммунальной квартире, туда же вписали и меня. В коммуналке кроме нас и других соседей проживал и сын моей второй жены. Так вот, когда шла приватизация, нас всех почему-то посчитали одной семьей. Почему — непонятно. Мы ведь с супругой — отдельная семья.
Дедушка долго и громко, на всю приемную, рассказывает мне обо всех хитросплетениях закона. Об очереди на наследство, о приватизации, от которой он отказался, об умершем пасынке, который что-то там нахимичил с документами, и прочих бюрократических нюансах.
— Жена моя скончалась в прошлом году. Ее комната осталась невестке. А я просто имею право проживать в этой квартире, но она мне не принадлежит. То есть своего жилья мне так и не дали. Хотя говорят, что ветеранам войны оно положено по закону… Так и живу в коммуналке на старости лет. Я столько раз писал в Департамент имущества, даже судился, но все без толку. Я плохо слышу, адвоката никакого нет — это слишком дорого, что говорит судья и прочие, я вообще не разбираю… Уже старый стал, вот во времена службы я моментально понимал ситуацию, принимал решения!
— А невестка с вами не дружит?
— Да что ей со мной дружить… Мы не общаемся: я плохо слышу, родственник я им никакой — седьмая вода на киселе. Моя дочка когда приезжает, то ей не всегда разрешают у меня оставаться. Хорошо, что я с соседом дружу, он ее к себе пускает. Я хожу по инстанциям и очень надеюсь получить уже отдельную квартиру. Хочется пожить одному, да и внукам наследство оставить после себя. А сейчас я существую буквально на птичьих правах — квартиру могут любому человеку продать и меня вместе с ней, как будто я диван или шкаф…
У дедули с собой — целый портфель документов. К встрече с уполномоченным он подготовился — исписал четыре листа мелким почерком. В этих бумажках черт ногу сломит, и теперь, когда половина действующих лиц умерли, крайне сложно разобраться, кто прав, а кто виноват. Но факт остается фактом: 94-летний ветеран войны, человек, получивший серьезное ранение и ослепший на один глаз, живет в коммуналке, вдобавок на птичьих правах.
Общались мы с Павлом Ивановичем довольно громко: дедушка глуховат. И всем посетителям стало ясно, что я из газеты. Тут же вокруг образовалась очередь из желающих рассказать свою историю. Первой оказалась бойкая женщина из Воронежской области.
— Меня зовут Ольга Леонидовна Пронина, и я из города Россошь. Я второй раз уже приехала к президенту, хочу попросить, чтобы он распорядился о пересмотре дела моего 20-летнего сына. Понимаете, ему дали 18 лет строгого режима — это, считай, все равно что пожизненное. Была драка в кафе, и один из ее участников погиб. Мой сын тут же сам пришел в полицию, написал явку с повинной, сотрудничал со следствием. Но у погибшего оказались влиятельные родственники в Воронеже. В итоге ничего не учли, никакие явки, — показали моего мальчика по всем нашим местным телеканалам и дали максимальный срок. А как нас унижали, пока шло дело, что творилось в судах! Наших свидетелей не опрашивали, меня не пускали. Да еще и моральный вред в 2 000 000 рублей присудили. Где нам с нашими зарплатами такие деньжищи-то взять?!
— И какой справедливости вы ищете?
— Пусть пересмотрят дело и учтут все смягчающие обстоятельства. Ну хоть 10 лет, это хоть какой-то шанс. Он выйдет в 30, еще успеет пожить. Я вот знаю, что если к Бастрыкину попасть на прием, то точно дело сдвинется с мертвой точки. Но, говорят, к нему пробиться просто нереально.
Женщина уже вся в слезах, а ее подталкивают следующие.
Дмитрий Павлович Гринчий — в приемной президента он был не раз и не два.
— Получаю ответ на одно письмо, тут же несу другое, — смеется неутомимый пенсионер. А куда ему деваться? Ведь его единственным жильем, «однушкой» в престижном центре, обманным путем завладел некто Сергей Натаров.
— Он пришел к моей матери, которой на тот момент было почти 100, и предложил ей жениться. Однако вместо работника загса привел нотариуса, и подмахнула моя старенькая и уже находящаяся не в своем уме мама не свидетельство о регистрации брака, а грабительский договор ренты. Оказывается, все завещания этот договор отменяет. Так я остался без жилья.
Практически сразу после «свадьбы» мать Дмитрия Павловича скончалась, и доказать что-либо стало еще сложнее. Однако после того как в «МК» опубликовали эту дикую историю, к нам в редакцию пришло несколько писем. Оказывается, этот предприимчивый гражданин — Сергей Натаров — разными способами завладел десятками квартир одиноких пенсионеров. Однако ни публикации, ни многочисленные обращения родственников, ни переданные нами данные всех пострадавших ни к чему не привели. Насколько нам известно, Натарова даже на допрос в следственные органы ни разу не вызвали.
— У полиции были все документы и доказательства, но дело почему-то завели на «неустановленное лицо». А потом и вовсе закрыли. Ни прокуратура, ни Следственный комитет не хотят заниматься этим так называемым риелтором, пишут мне одни отписки. Из приемной президента буквально на днях получил очередной и уже стандартный для меня ответ: «Ваше дело находится в компетенции следственных органов. Обращайтесь туда», и все тут! Ну хорошо, обращусь уже в 25-й раз. У меня дома уже несколько томов этой переписки. Пока все без толку.
Жизнь 52-летней Татьяны Бушлаковой и ее семьи буквально разорвал на две половины кризис.
— Я валютная ипотечница, — рассказывает. — Пришла сюда, потому что не знаю, куда еще идти. Говорят, Верховный суд постановил пересчитать всем бравшим валютную ипотеку курс. Но в банке моем ничего про это не знают, в Интернете я тоже ничего не нашла. Мы когда покупали квартиру в 2011 году, то никак нам не согласовывали рублевый кредит. В какие только банки мы ни обращались — берите в валюте, и все! Ничего не оставалось, так как на тот момент я, две дочери и внук — все были без жилья и без прописки. На первый взнос собирали вместе, и моя мама даже продала двухкомнатную квартиру в Новочеркасске Ростовской области. Отец умер, и она собиралась жить с нами в новой квартире. Короче, собрали, оформили и взяли трехкомнатную в ближайшем Подмосковье. Я работящая, никакой работы не чураюсь, и мы платили всегда даже больше, чем положено. Так за 5 лет почти половину долга закрыли: брали 143 тысячи долларов, на сегодня осталось 85. Но тут этот кризис. Я в компании по производству чебуреков работаю, спрос с кризисом сильно упал. А вот ежемесячный платеж в рублях очень вырос. Дочка моя младшая ушла в декрет — одним словом, платить стало очень тяжело. Банк, как это у них называется, идет нам навстречу: предлагает отдать им квартиру, за это они спишут наш оставшийся долг и разрешат жить в ней, но за арендную плату. То есть мы по-прежнему будем им платить, как и платили. Я-то человек боевой, могу и в сарае пока пожить. Но как мне маме моей старенькой объяснить, а? — тут же у Татьяны наворачиваются слезы. — Как мне ей сказать, что она зря лишилась своего единственного жилья, продав ради нас квартиру в Новочеркасске?..
— О чем вы будете просить сейчас там, в кабинете?
— Спрошу, почему наша страна Кубе помогает и Венесуэле, а нам, своим гражданам, — нет. А вообще надеюсь, они объяснят, какие есть у нас способы спасения для таких, как я. Должны же быть какие-то выходы, правда?!
— Вы знаете, есть целое сообщество валютных ипотечников. Они и бастуют, и постоянно мониторят ситуацию с изменениями законов...
— Ой, да? Скажите мне, как их найти. Я Интернетом не особо пользуюсь, некогда. Работы много…
В приемной президента оборудована детская комната. Когда я туда заглянула, детей там было, как в небольшой ясельной группе детского сада.
Четверо малышей, старшему из которых 5 лет, — родные братья. Папа у них узбек, а мама русская.
— Мы от отчаяния сюда уже пришли, — разводит руками мама, Анастасия Зяблицева. — Никак не можем мужу оформить вид на жительство. В центре УФМС на Новослободской какой-то дурдом, ей-богу. Туда даже на прием не записаться никак. Мы уже девять месяцев подряд пробуем — на их сайте все время пишут, что мест нет. А когда приезжаешь туда, тоже не записывают, говорят, вся запись через Интернет. Мы даже к начальнице на прием попали, она нас выслушала, паспортные данные и фамилии переписала и отправила. Куда? Опять в Интернет.
— То есть вы пришли к президенту, чтобы записаться на прием в паспортный стол?
— Получается так, да. Вид на жительство оформляют посредники за деньги очень быстро, но у нас нету денег им платить. Мы хотели законным путем. Но не получается. В итоге муж не может устроиться официально на работу, перебивается халтурой. Жить негде, квартиру не купить в ипотеку, потому что нет работы. Короче, замкнутый круг. Мы вышли вот от начальницы УФМС и сразу сюда…
Мальчишкам здесь, в гостях у дяди президента, явно нравилось: куча игрушек, мультики.
— Второй сын у нас самый крутой, — смеется отец. — На него материнский капитал есть. Но потратить на жилье мы его не можем — ипотеку не дают. Живем как? Родственники из Узбекистана помогают деньгами.
Пока мы болтали, шумное семейство вызвали в кабинет. А я обратила внимание на мужчину, скромно сидевшего в углу с младенцем на руках.
— Вы, что же, прямо с ребенком в кабинет пойдете?
— Я не пойду, жена там сейчас. Я вот с дочкой, она у нас самая младшая, третья…
Оказалось, этот скромный мужчина, Хасянов Рустам, 16 лет уже работает пожарным. Много раз рисковал жизнью, участвовал в устранении крупных ЧП. А здесь — из-за проблем с квартирой.
— Понимаете, мы с отцом с 1987 года на очереди на жилье. Я москвич, отец тоже. И сейчас я, жена, трое детей и папа — все прописаны в одной 12-метровой комнате в коммуналке. Конечно, мы там не живем, много лет уже снимаем с супругой квартиру. Раньше МЧСникам давали льготное жилье, своя очередь была. Сейчас все это убрали. Зимой нас наконец-то вызвали в департамент и сообщили, что дают квартиру за МКАДом, в Некрасовке. Мы обрадовались, но, как оказалось, рано. Квартиру, как выяснилось, нам дают только при условии, что мы и отца к себе заберем из этой коммуналки — он живет все в той самой комнате. То есть опять коммуналка. Но дело в том, что детей-то у нас уже трое, и по закону нам положено жилье большей площади. В Департаменте жилищной политики сказали, что ничего поделать не могут: или берите, какую дают, или до свидания. Вот мы и написали президенту. И представляете, нас вызвали сюда. Очень волнуюсь, что там жене скажут?..
А сказали им ждать — целый месяц. Через столько времени им придет ответ из приемной президента. Примерно такой же ответ получили и все остальные, кроме ветерана Филиппова.
— Мне, как всегда, посоветовали идти в Департамент имущества Москвы. А они им, сказали, позвонят. Вниз все спустили, опять до Путина ничего не дошло…
