— Вас как-то очень быстро сделали подозреваемым. Как вы считаете, почему?
— Все происходило очень стремительно: пожар случился 30 января 2015 года, в пятницу, его тушили два дня — и уже с понедельника началась травля (по-другому и не назовешь) на телевидении и в газетах. «Либерал, западник, пятая колонна... Не иначе сам и сжег...». Меня поливали грязью почти три месяца. Я, научный работник, который просто высказывал свои взгляды, может, в чем-то расходящиеся с линией «партии и правительства», неожиданно стал… политической фигурой. Меня это поразило.
Несмотря на эту травлю, мы работали не покладая рук. К 20 апреля вывезли все несгоревшие книги, спасли все, что можно было спасти. Но как только мы это сделали, меня тут же и «ушли», сняли с должности директора. И ровно 20 апреля возбудили уголовное дело по статье «Халатность», которая в самом тяжком варианте предусматривает наказание до полутора лет заключения. Кстати, для справки: размер потерь от пожара в те горячие дни был явно преувеличен, в том числе и нами. По нынешним оценкам, безвозвратные потери составляют не 15% фондов, а примерно 7–8. И это в основном советские научные книги 1970–1980-х годов, которые имеются в других библиотеках страны. То есть мы можем получить их копии. И этот процесс уже идет....
— Что именно вам инкриминировали?
— Что пожар якобы произошел по моему недосмотру: были выполнены не все противопожарные требования. При этом МЧС три раза проводило дознание и экспертизы о причинах и обстоятельствах пожара и все три раза говорило: «Причина пожара не ясна». «Может быть, было короткое замыкание, — предполагали эксперты. — Но оснований для возбуждения уголовного дела нет». У меня все эти заключения есть на руках!
Тогда же замаячила еще одна надежда: перед Днем Победы Дума приняла постановление и президент страны подписал Акт об амнистии в связи с празднованием 70-летия Победы в Великой Отечественной войне, согласно которому дело по «моей» статье подлежало прекращению. Адвокат тут же обратился с ходатайством о применении амнистии и прекращении дела. Но следователи и прокуратура ему дружно ответили: «Нет, мы дело закрывать не будем, назначим дополнительное расследование. Возможно, академик Пивоваров причастен к другим правонарушениям». Их долго «искали», эти «другие нарушения» — полгода, и 15 октября 2015 года, накануне истечения полугодового срока следствия, когда Следственному комитету надо было принимать принципиальное решение, «моя» статья из 293 ч. 3 «превращается» в статью 285, часть 3 — «Использование должностным лицом своих служебных полномочий вопреки интересам службы, если это деяние совершено из корыстной или иной личной заинтересованности...» Корысть или иная личная заинтересованность, приведшая к тяжким последствиям в виде пожара и особо крупного ущерба от него. Максимальный срок по ней — уже до 10 (!) лет заключения. Причем никаких новых фактов к делу не добавилось. Все, что фигурировало в обвинении в халатности, то есть в неосторожности, неосмотрительности, благополучно перекочевало в обвинение в умышленном и «корыстном злоупотреблении».
— То есть речь по-прежнему идет о невыполнении противопожарных требований?
— Могу только догадываться по отдельным вопросам и намекам следователя, что они пытаются усмотреть преступное злоупотребление в том, что были небольшие внебюджетные доходы и они расходовались в том числе на доплаты сотрудникам к их мизерным зарплатам, а их следовало бы тратить только на обеспечение противопожарной безопасности. «Если бы вы аккумулировали эти деньги на противопожарные цели, то, наверное, могли бы избежать пожара» — что-то такое утверждает следствие.
Ну что ж, давайте попробуем разобраться в этой странной логике. Во-первых, не установив причину и все обстоятельства пожара, рассуждать о правильных и необходимых мерах по его недопущению — значит заниматься гаданием и демагогией. Во-вторых, а если бы случился не пожар, а, например, затопление, тогда я был бы «виноват» в том, что не все внебюджетные доходы потратил на ремонт крыши? Она, кстати, действительно требовала больших затрат, поскольку регулярно протекала из-за своей ветхости. Таким же ветхим было и все сорокалетнее здание — постоянно что-то ломалось и приходило в негодность, а денег на ремонт нам не давали.
— Значит, можно и нужно было аккумулировать внебюджетные деньги...
— Нет, конечно. Прежде всего ИНИОН — федеральное государственное бюджетное учреждение. Это значит, что финансировать потребности института, включая все виды ремонтов и обеспечение безопасности (в том числе пожарной), обязан собственник — государство. Но бюджетных денег хронически и катастрофически не хватало. Поэтому львиная доля внебюджетных средств уходила на латание финансовых дыр: оплата коммунальных услуг, транспортные и полиграфические расходы, постоянный ремонт здания, которое давно уже требовало капитального ремонта, расходы по подписке (ИНИОН же — не только институт, но и библиотека). Не делая всего этого, институт не смог бы выполнять государственные задания, которые лежат в основе нашей деятельности. Так что какое уж тут «аккумулирование»… К тому же государство в конце каждого года все равно забирало все крохи, если они вдруг оставались неиспользованными.
— Какие суммы институту выделяло государство на обеспечение противопожарной безопасности?
— До 2014 года мы получали по 2–3 миллиона рублей ежегодно от РАН: после наших настойчивых просьб удалось выбить хотя бы это (жалким был не только бюджет ИНИОН, но и всех академических учреждений в целом). Столько же «докладывали» сами из внебюджетных средств. Разумеется, этого хватало для решения лишь части проблем, причем не самых дорогостоящих. Институту же требовалась современная система пожаротушения, которая стоит баснословных средств. Вся проблема в том, что здание ИНИОН ввели в эксплуатацию в начале 1970-х годов — и система пожаротушения соответствовала той эпохе.
При этом мы всегда выполняли предписания МЧС. Повторю: за исключением тех, которые требовали огромных и недоступных нам средств. И еще для справки: в 2014 году институт перешел в ведение ФАНО. Я отправил его руководству несколько писем с довольно детальным описанием наших проблем и потребностей, в том числе в сфере противопожарной безопасности. Ответа не последовало. И впервые за последние годы мы не получили ни копейки для обеспечения противопожарной безопасности. Это был последний год перед пожаром…
— Вернемся к версиям о происхождении пожара. Если до сих пор эксперты не могут сказать точно, было замыкание или нет, то, по логике, они должны проверить другую версию — умышленного поджога...
— Думаю, эксперты выполнили свою работу добросовестно и сказали все что могли. Проверять все версии — обязанность следствия. Но дело в том, что теперь внимание следствия концентрируется вовсе не на установлении причины пожара — она ему, похоже, вообще неинтересна, а на том, что он «быстро распространился». Почему — тоже достоверно неизвестно, все на уровне предположений. Следствием, однако, делается упор только на то, что институт не установил в здании систему защитных клапанов, которые могли бы прекратить доступ кислорода и остановить распространение огня. Но, во-первых, это очень сложная и дорогая работа, у нас для этого не было средств. А во-вторых, повторю, это лишь всего-навсего зыбкое предположение, одно из многих, которое следствие с непонятной и недопустимой для него категоричностью выдает за установленный факт. Кстати, эксперты не поддерживают эту позицию следствия.
— Вы обращались с просьбой пересмотреть ваше дело?
— Да, это делали и делают мои адвокаты. В ответ — отписки. Мне кажется, что лучше всего суть дела была представлена в письме академика В.Е.Фортова: «Следствие идет не от расследования фактов к поиску виновного, а от уже «найденного» виновного — к тому, чтобы найти ему меру пресечения».
Юрий Пивоваров находится под подпиской о невыезде с 30 апреля 2015 года.
…Его дело ведет Главное следственное управление СК РФ по городу Москве. Срок следствия продлен лично председателем СК Александром Бастрыкиным до 20 октября, в связи с «исключительной сложностью дела». Чем закончится дело, сейчас непонятно. 20 октября наступит очередной «момент истины»: либо следствие прекращается и Пивоварова отпускают восвояси, либо следствие завершается и дело передают в суд, либо следствие вновь продлевают.
