Подручная Мэнсона Сюзан Аткинс умерла в 2009 году в калифорнийской тюрьме Чоучилла. Другая преступница — Патриция Кренвинкель сидит за решеткой женской тюрьмы Корона вот уже 47 лет. (Рекорд штата Калифорния). Еще одна «амазонка» Лесли ван Хутен была помилована в сентябре этого года. Линда Касабьян отсиживает свое в родном штате Нью-Гэмпшир. И, наконец, Чарльз Вильсон. Ему сейчас 71 год. Находясь в заключении в тюрьме Мюл-Крик он ухитрился стать отцом четверых детей. 17 раз ему отказывалось в помиловании. В последний раз — в 2016 году.
Ниже приводится мой памфлет «С лицом Христа и глазами Распутина» о Мэнсоне и его банде, написанный в 1969 году по горячим следам:
«Жила-была где-то в Северной Калифорнии девушка по имени Сюзан и по фамилии Аткинс. Бог наградил ее стройной фигуркой, миловидным личиком, родителями-алкоголиками и мечтой. Мечта была грандиозной, такой, что просто дух захватывало. Сюзан хотела стать танцовщицей «Ансамбля Джун Тейлор» и дрыгать ножками в голливудском телевизионном шоу знаменитого комика-толстяка Джэки Глисона, который играет в гольф с самим президентом Никсоном!
Но мечте Сюзан не суждено было осуществиться. То ли родители ее оказались недостаточно отпетыми алкоголиками, то ли телевизионные агенты обнаружили в ее стройной фигурке скрытые от глаз профана изъяны, то ли, наконец, толстяк Джэки Глисон был в дурном расположении духа, проходя очередной курс строжайшей диеты. Так или иначе, но наша Сюзан оказалась не на телевидении, а в шайке воров и наркоманов. Правда, ей довелось немного потанцевать в каком-то затрапезном стриптизе, однако и там наша Терпсихора долго не задержалась. Сюзан было восемнадцать лет, когда ее впервые арестовали — на месте преступления с двумя грабителями, гнавшими похищенный автомобиль по дорогам штата Орегон.
Учитывая возраст подсудимой и ее тяжелую наследственность, Терпсихору приговорили к двумя годам лишения свободы условно, и Сюзан вновь вернулась в мир воров и наркоманов. Полицейскому офицеру, которому было поручено наблюдать за ней, Сюзан сказала, что она вступила в движение хиппи, возглавляемое прекрасным человеком — проповедником Чарльзом Мэнсоном. «Чарли любит нас, и все мы любим его!» — восклицала в экзальтации Сюзан…
В течение долгого времени о судьбе девицы Аткинс ничего не было известно. Впрочем, ею никто и не интересовался. Но вдруг имя Сюзан облетело всю Америку. Ее фотографии стали печататься на первых страницах газет, а телевидение, некогда с презрением отвергшее ее, буквально охотилось за нею по пятам. Что же произошло? Неужели всемогущий Джэки Глисон, играющий в гольф с самим президентом, перестав диетиться, сменил гнев на милость и, вызволив Сюзан с преступного дна, взял ее в свое шоу?
Конечно, нет. Такое случается лишь в голливудских сказках, а мы сейчас рассказываем подлинную историю. В середине октября 1969 года шериф из графства Айньо, штат Калифорния, совершил со своими полицейскими налет на убежище одной из коммун хиппи, расположенное в пустынной местности недалеко от знаменитой Долины смерти, где по традиции вот уже многие годы и десятилетия проходят натурные съемки ковбойских фильмов. Члены коммуны подозревались в краже дорогих автомобилей иностранных марок. Было взято под стражу около тридцати человек.
Полиция конфисковала значительное количество огнестрельного и холодного оружия, включая один пулемет, а также динамитные шашки, полевые телефоны, телескопы и портативные походные рации. Было найдено семь ворованных автомобилей и два мотоцикла. «Не исключена возможность, что в дальнейшем будет обнаружена и другая амуниция, ибо в этих местах преспокойно можно спрятать целый Эмпайр-Стейт- билдинг, — говорилось в донесении шерифа. Согласно полицейским данным, девушки разгуливали по лагерю в костюмах Евы, и лишь талии этих современных кочевниц были перехвачены поясами, на которых болтались финские ножи.
Шериф графства Айньо, после предварительного допроса арестованных, составил их список и разослал его по всем полицейским департаментам страны. Списком заинтересовались в Лос-Анджелесе. Среди прочих в нем фигурировало имя Сюзан Аткинс (артистический псевдоним — Сэди Глатц), которую лос-анджелесская прокуратура давно разыскивала по делу об убийстве молодого голливудского композитора и музыканта Кэри Хайнмана. Хайнман был убит в своем бунгало, находившемся в малонаселенном районе Топанга-каньон. Его тело было буквально разодрано в клочья многочисленными ножевыми ранами. А на стене в спальне убийцы оставили надпись кровью: «Политическая свинья».
По подозрению в убийстве композитора был арестован некий Роберт Бужольель, состоявший когда-то членом коммуны хиппи под названием «Семейство фрегатов», которую возглавлял упоминавшийся нами выше «прекрасный человек»-проповедник Чарльз Мэнсон. На суде один из свидетелей — Дэнни де Карло, главарь банды мотоциклистов «Чистокровные черти», — показал, что он был в коммуне Мэнсона вместе с подсудимым, когда последний похвастался убийством композитора. В числе присутствовавших при этом де Карло назвал Аткинс.
Обвинению не удалось доказать вину Бужольеля. Суд присяжных признал его невиновным, однако прокуратура дела не закрыла. Она продолжала поиски дополнительных улик, и, разумеется, потенциальной свидетельницы — Аткинс. Вот почему, как только шериф из Айньо сообщил, что Аткинс находится у него под стражей, лос-анджелесская прокуратура немедленно вытребовала ее. Не имевшие ни гроша заполучили вдруг алтын. Да еще какой! Находясь в тюрьме предварительного заключения в Лос-Анджелесе, Сюзан Аткинс делила камеру с другой девушкой — Шелли Нейдел, арестованной за незаконную торговлю наркотиками. До сих пор неясно, что толкнуло Сюзан на откровенность, почему она поведала своей соседке кровавые тайны «Семейства фрегатов», разоблачение которых грозило ей смертной казнью. По некоторым непроверенным сведениям, она сделала это, находясь под влиянием наркотиков; согласно другой версии — в результате психической подавленности и неодолимого желания излить душу. Поскольку никого, кроме Нейдел, рядом с ней не оказалось, эта случайная напарница и стала ее невольным исповедником.
Исповедь была ужасной. Сюзан Аткинс призналась, что загадочное убийство голливудской киноактрисы Шарон Тейт и еще четырех человек на вилле ее супруга режиссера Романа Полански и последовавшее спустя день убийство супругов Ла Бианка — дело рук членов «Семейства фрегатов». По словам Аткинс, в убийстве Тейт и ее друзей принимали участие кроме нее самой еще две девушки — Патриция Кернвинкель, двадцати двух лет, и Линда Касабян, двадцати лет, а также двадцатитрехлетний Чарльз Уотсон. Эта же четверка плюс еще одна девушка — двадцатилетняя Лесли Сенкстон — зарезала и супругов Ла Бианка. Убийства были совершены членами «Семейства фрегатов» по приказу Чарльза Мэнсона, которому они беспрекословно подчинялись.
После исповеди Аткинс ее напарница тут же сообщила обо всем услышанном тюремным властям, а те — полицейскому управлению Лос-Анджелеса. Начались новые допросы. Сначала они велись следователями, а затем прокурором в присутствии Большого жюри.
Последнее заседание Большого жюри длилось около трех часов. Аткинс еле держалась на ногах, а выйдя из зала заседаний, свалилась в изнеможении. На вопрос судебных репортеров о самочувствии она ответила в двух словах: «Как труп…»
Убийство красавицы Тейт, «останавливавшей уличное движение одной своей внешностью», потрясло и напугало все население Голливуда. Многие кинозвезды бросили свои виллы на Бэверли-Ххиллз и переселились в Лос-Анджелес. Другие превратили свои жилища в небольшие крепости, наняли местных детективов и завели сторожевых собак. Паника разрасталась, тем более что полиция никак не могла напасть на след преступников. По их собственным подсчетам, лос-анджелесские детективы потратили на поиски убийц в общей сложности около десяти тысяч часов, но безрезультатно.
Им помогал отец Тейт, отставной подполковник американской военной разведки. Нарядившись под хиппи, отпустив бороду и волосы, он шатался по коммунам, пытаясь отыскать убийц своей дочери. Вел свое собственное расследование и Роман Полански. Но любители-детективы оказались не более удачливыми, чем профессионалы. Постепенно стало складываться мнение, что «одно из самых зловещих убийств века» так и останется нераскрытым. Зарастала травой могила прекрасной Шарон Тейт на кладбище Святого Креста в пригородах Лос-Анджелеса. Никто не навещал ее, не приносил цветов к подножию памятника. Покрывались пылью и папки с делом о таинственном убийстве на вилле Доминик-каньон. И вдруг Сюзан Аткинс заговорила.
Вот как выглядела вкратце ее исповедь:
В один «прекрасный» августовский день глава «Семейства фрегатов» Мэнсон призвал к себе Уотсона, Аткинс, Кернвинкель и Касабян, приказал им отправиться на виллу Доминик-каньон, расположенную на самых возвышенных холмах Голливуда, и убить всех, кого они там найдут. Парень и трое девушек повиновались.
Наступила ночь. Одурманенные наркотическим препаратом ЛСД, наряженные в черную одежду под названием «змеиные ползунки», они незаметно подкрались к вилле. Сначала преступники обрезали все телефонные провода, а затем перелезли через изгородь. Первой их жертвой оказался восемнадцатилетний паренек Стивен Пэрент. Он не имел никакого отношения к окружению Тейт, а приходился родственником сторожу на вилле, который в тот день отсутствовал. Пэрент как раз садился в автомобиль, собираясь покинуть усадьбу, когда преступники проникли на ее территорию. Уотсон уложил его наповал тремя выстрелами из пистолета.
Расправившись с Пэрентом, Уотсон проник через окно в помещение и уже изнутри открыл дверь своим сообщницам, вооружившись ножами. Осторожно ступая, они двинулись в жилые покои. В спальной убийцы застали Шарон Тейт и модного голливудского парикмахера Себринга, «бравшего со звезд по сто долларов за прическу», как сообщали впоследствии газеты. В соседней комнате находилась еще одна пара — Эбигейл Фолгер, дочь американского кофейного магната, и ее любовник — некий Войтек Фриковский, польский эмигрант, довольно темная личность, плейбой и торговец наркотиками. Спавшего Фриковского убийцы привязали к кровати, а остальных согнали в гостиную и тоже связали. Себринг стал звать на помощь, и Уотсон пристрелил его. Такая же участь постигла и Фриковского, когда он, освободившись от веревок, пытался выбежать из дома.
— Не убивайте меня, не убивайте! Я вам хорошо заплачу! — кричал он.
Пока Уотсон расправлялся с мужчинами, девушки принялись за Эбигейл Фолгер. Они нанесли ей несколько ножевых ран. Фолгер удалось вырваться на лужайку, но тут силы изменили ей, и она замертво рухнула на траву. Наконец настал через Шарон Тейт, находившейся в момент убийства на девятом месяце беременности.
— Пощадите меня! Пощадите хотя бы ради моего беби! Дайте мне сначала родить его, а затем делайте со мной, что хотите! — молила несчастная женщина. Но никто не обращал внимания на ее мольбы. Сюзан Аткинс, по собственному признанию, держала жертву сзади за руки, в то время как Уотсон нанес ей одно за другим шестнадцать ножевых ранений в грудь и живот.
Когда все было кончено, кто-то из девушек, кажется Касабян, которая сама была на пятом месяце беременности (эта «деталь» вообще не укладывается в сознании), принесла из ванной комнаты полотенце, вытерла им кровь со своих рук, а затем, обмакнув его еще раз в крови убитых, намалевала им на входной двери: «Свинья». Другая девушка смастерила из окровавленного полотенца капюшон и напялила его на голову Себринга, а на шею ему повязала веревку. Прихватив с собой 73 доллара, которые им удалось наскрести в карманах убитых, палачи вернулись в свое логово и горделиво доложили «прекрасному» человеку-проповеднику, что зарезали «пять свиней». Но вместо похвалы, которой они, очевидно, ожидали, Мэнсон дал им нахлобучку «за слишком неряшливую работу».
На следующий день Мэнсон решил сам продемонстрировать членам своей банды, как это делается. В сопровождении участников предыдущего налета (для проверки, а не раскисли ли они?) Мэнсон проник в дом торговца Ла Бианка, которого он никогда в глаза не видел. Дом Ла Бианка был выбран бандитами наугад. Связав ошеломленных супругов, Мэнсон приказал Уотсону и девушкам прикончить и обобрать их, а сам вернулся в лагерь. Ла Бианка был убит ударом вил в грудь. Жену его нашли с таким количеством ножевых ран, «словно ее бодало целое стадо разъяренных быков». (Из полицейского отчета.) Убийцы приняли душ, поужинали снедью, извлеченной из холодильника, намалевали кровью на дверях: «Смерть свиньям!» и покинули место преступления.
Неделю спустя полиция совершила рейд на коммуну Мэнсона и арестовала всех ее членов. Но это было сделано не в связи с убийствами на виллах Тейт и Ла Бианки, а в ходе поисков украденных автомашин. Через некоторое время банду Мэнсона отпустили на все четыре стороны за недостатком улик. Главарь банды, носивший целую кучу всевозможных титулов — «с лицом Христа и глазами Распутина», «бог», «сатана», «пророк» и так далее, — решил не искушать более судьбу, погрузил своих сообщников в зеленый школьный автобус, предварительно выбросив из него сиденья и постелив на полу матрацы, и покатил в Долину смерти с ее лунным ландшафтом подальше от шоссейных дорог и других признаков цивилизации.
Здесь банда расположилась в каком-то заброшенном каменном строении и жила до тех пор, пока полиция вновь не арестовала ее опять-таки не по подозрению в таинственных голливудских убийствах, а в связи с кражей автомашин. Задержанных «рассортировали» на предмет судебного разбирательства по тем городам и весям, где они совершали ограбления. Так, например, Мэнсона отправили в Индианаполис. Одновременно был распространен и список взятых под арест членов «Семейства фрегатов», что и привело Сюзан Аткинс в федеральную тюрьму Лос-Анджелеса. Там она проболталась о преступлениях «семейства» своей соседке по камере, и пружина следствия начала раскручиваться.
К этому времени из непосредственных участников голливудской резни в руках властей находились лишь двое — Мэнсон в тюрьме Индианаполиса и сама Аткинс в тюрьме Лос-Анджелеса. Затем был взят Чарльз Уотсон, он же Монтгомери. Его арестовали в местечке Маккини, штат Техас, где он гостил у своего двоюродного брата, местного шерифа Тома Монтгомери. Когда полицейский телетайп простучал имя Чарльза Уотсона и его особые приметы, Том, тут же догадавшись, о ком это идет речь, пригласил своего кузена домой на «ужин» и предложил ему добровольно сдаться властям. Уотсон вынужден был согласиться.
Патриция Кернвинкель, она же Мэри Скотт, Мерни Ривз и просто Кэти, была арестована в Мобиле, штат Алабама. Она пыталась бежать в автомобиле вместе со своим любовником, переодевшись в мужское платье и спрятав лицо под полями огромной шляпы. Но этот маскарад не помог ей. Кернвинкель схватили. Не удалось скрыться и Линде Касабян.
Такова детективная канва кровавой драмы, которая в течение нескольких месяцев держала в напряжении весь Голливуд, заставляя трепетать его обитателей отнюдь не наигранной кинематографической дрожью. Но дело об убийстве Тейт относится далеко не только к жанру уголовной хроники. Его детективная канва вышита на широком социальном полотне. «Эта история явилась непостижимым и тем не менее неотразимым проявлением наиболее темных сторон современной американской жизни», — вынужден был признать журнал «Ньюсуик».
Да, так оно и есть. Волею случая банда «Семейства фрегатов» стала сводообразным Ноевым ковчегом наоборот, на борту которого нашли прибежище не зерна будущего, а плевела прошлого.
Если бы дело об убийстве Шарон Тейт было не подлинным, а вымышленным, то критики-пуристы, безусловно, обвинили бы сочинителя в заранее заданных передержках и натяжках, в дешевой символике и навязчивом морализовании. И они были бы по-своему правы. В самом деле, коммуна хиппи состояла из убийц, воров, наркоманов, садистов, религиозных фанатиков и сексуальных маньяков. Обитала она на заброшенных ранчо, где время от времени снимаются голливудские кино- и телебоевики «из ковбойской жизни», герои которых — от Вильяма Харта до Лорна Грина — перестреляли, наверное, в общей сложности не менее миллиона человек. Наконец, жертвами «семейства» оказались представители деградировавшего потерянного поколения и прожигатели жизни, так называемые джет-сет. Более того, их убийство напоминало раскадровку фильмов-кошмаров, которыми прославился супруг Тейт режиссер Роман Полански.
Не слишком ли много символических совпадений? Да, будь дело об убийстве прекрасной Шарон плодом литературного вымысла, критики имели бы все основания поиздеваться над ним.
Обитателей Ноева ковчега загнала на его палубу слепая ярость водной стихии — Всемирный Потоп. Так гласит библейская легенда. Обитателей «Семейства фрегатов» загнала в заброшенные голливудские павильоны не менее слепая ярость социальной стихии — капиталистическое общество.
Мы уже рассказывали о судьбе Сюзан Аткинс, о том, как она очутилась в орбите Мэнсона. Биографии других членов его коммуны — элементарные вариации на аналогичную тему. Линда Касабян не имела семьи. Ее родители никогда не были женаты. Сама она вышла замуж в шестнадцать лет. Супружество ее продолжалось всего три месяца. Разбитая семья, разбитая любовь, раннее разочарование, ожесточение, наркотики, бегство в мистицизм, поиски пророка, окончившиеся находкой бандита, поиски абсолютной свободы, завершившиеся тюремной камерой.
У Патриции Кернвинкель родители были в разводе. Сначала она жила с матерью, морочившей ей голову баптистской чепухой, затем с отцом, который вообще не обращал внимания на ее судьбу. Патриция росла нервным и замкнутым ребенком. По словам одного из свидетелей, знавшего ее в те годы, «Пэт была исключительно чувствительной. Она не выносила зрелища чьих-либо страданий. Однажды кто-то из нас стал рассказывать о парне, который забавлялся убийством кошек. Пэт тут же разрыдалась». Жизнь в респектабельной среде лос-анджелесских адвокатов, к которой принадлежал ее отец, осточертела Патриции. Она стала скитаться по свету в поисках правды и набрела на Мэнсона. Истосковавшись по человеческому участию, по простому доброму слову, она тут же попалась в его сети — бросила работу, не получив зарплаты, бросила автомобиль на стоянке и слепо пошла за поводырем «с лицом Христа и глазами Распутина».
Чарльз Уотсон стал жертвой наркотиков, к которым он пристрастился, будучи студентом Техасского университета. Героин стоил дорого, и Чарльз стал воровать сначала пишущие машинки в своем колледже, а затем автомобили. Он перестал учиться, опустился, начал кочевать и, наконец, бросил якорь в Долине смерти.
Далеко не случайно, что все герои нашего повествования сошлись вместе на калифорнийской земле. С появлением так называемой культуры хиппи Калифорния стала ее центром, а Хэйт-Эшбэри в Сан-Франциско — ее неофициальной столицей. Молодежь, отвергающая образ жизни своих родителей, не приемлющая образ жизни своей страны, разочарованная в христианских идеалах, которые ей прививали с пеленок, бросалась в поисках смысла существования из одной крайности в другую. Неумудренные жизненным опытом, легко ранимые и одновременно по-детски доверчивые, изголодавшиеся по подлинным человеческим страстям и чувствам, по любви, дружбе, общности, многие молодые люди стали легкой добычей уголовных элементов, проходимцев и авантюристов, которые проникли в движение хиппи, в особенности в последнее время, когда оно стало вырождаться.
Самозваные пророки занимаются демагогической болтовней, играя на нигилизме молодежи. «Лучше наркотики, чем лицемерие», — провозглашают, например, они. Законное отвращение к буржуазному обществу они переносят на общество вообще, подменяя частно-собственнический яд ядом анархизма. И вот, оказывается, что противоположности сходятся. Несмотря на то что основой культуры хиппи считается любовь, эта любовь, бегущая всяких дефиниций, оборачивается стародавним «человек человеку — волк».
Житие Чарльза Мэнсона, главы «Семейства фрегатов», пророка «с лицом Христа и глазами Распутина», читается буквально как притча о фантастической стране хиппи и реальной Америке, смешавшихся в чудовищный коктейль, настоянный на преступности и насилии.
Мэнсон родился в городе Цинциннати на излете кризисных лет тридцатых годов. Мать его была девочкой-подростком, которую нужда толкнула на панель. Мэнсон никогда не видел ни своего родного отца, ни человека, фамилию которого он носит. Его детство — калейдоскопическое мелькание больших городов и дешевых гостиничных номеров. Его юношество — скитание по исправительным колониям и скаутским лагерям, по тюрьмам и католическим приютам. Пока мать успешно торговала своим телом и могла платить святым отцам за содержание Чарльза, последние охотно воспитывали его, не забывая внушать, что проституция — грех, а мать его — великая грешница. Но, когда она запила, и источник ее греховных доходов иссяк, иссякло и рвение святых отцов.
В четырнадцать лет Мэнсон поступил на службу в телеграфную компанию «Вестерн Юнион» в качестве рассыльного. Но вскоре стянул где-то в продовольственной лавке девять долларов и оказался за решеткой тюрьмы для несовершеннолетних. Это было в Индианаполисе. Мать его тоже арестовали «за безнравственность», а несколько позже выслали из города. В тюрьме Мэнсон вновь попал в руки католических пасторов. Преподобный отец Джордж Пауэрс, который сейчас является инструктором нью-йоркской теолодической семинарии, вспоминает: «Мэнсон был весьма замкнутым мальчиком, сильно страдавшим от одиночества, жаждавшим внимания и ласки. Он явно стыдился своей матери и ее профессии».
Трагическая история сына Магдалины из Индианаполиса была напечатана в виде святочного рассказа в одной из местных газет. Судья был тронут, присяжные рыдали, дамы из благотворительных обществ и католические отцы ломали из-за Мэнсона копья. «Он покорил всех», — рассказывает преподобный Джордж Пауэрс. «Покорителя» отправили в детскую колонию, находившуюся недалеко от Омахи. Это было в марте 1949 года. Но он вскоре бежал оттуда, похитив сначала моторную лодку, а затем автомобиль. Мэнсона вторично арестовали уже в Пеории, штат Иллинойс, во время ограбления продовольственного магазина. Власти переслали его в Индианаполис. На этот раз уже никто не ломал из-за него копий. («Город был потрясен неблагодарностью Мэнсона», — писали газеты.) Его засадили в тюрьму.
В последующие годы, находясь на свободе, Мэнсон занимался подделкой документов и кражей автомашин. Но основное время просиживал в различных тюрьмах. (За первые 25 лет своей жизни он провел в тюрьмах и исправительных колониях в общей сложности 13 лет.) Рождение своего сына (1955 год) он также отметил, находясь за решеткой. В 1958 году жена разошлась с ним. А в 1960 году его арестовали «за торговлю белым товаром», то есть за принуждение женщин к проституции, и за подделку чеков. Приговор гласил — десять лет тюремного заключения.
Свой последний срок Мэнсон отбывал в тюрьме на острове Макнейл, штат Вашингтон. Здесь он пристрастился к музыке современных западных бардов и стал исповедовать сайентологию — псевдонаучный религиозный культ, называемый иногда поп-наукой.
Выйдя из тюрьмы (март 1967 года), Мэнсон отправился в столицу американского хиппи Хэйт-Эшбэри (квартал в Сан-Франциско). Оглядевшись кругом и принюхавшись к «поколению цветов», он быстро сориентировался. Поскольку восточный религиозный мистицизм был в моде, наш провинциальный Свенгали стал разыгрывать из себя то демонического махди, то просветленного гуру, смотря по обстоятельствам, используя немудреные познания в чернокнижии, магии и иллюзионизме, почерпнутые им во время скитания по тюрьмам. Кроме того, Мэнсон бренчал на гитаре и экспериментировал с наркотиками.
Новоявленный пророк стал обрастать свитой последователей, подавляющее большинство которых составляли девушки. Несмотря на невзрачную внешность, маленький рост и страшную худобу, Мэнсон обладал огромной властью над ними. Слово его считалось законом. Каждый его приказ выполнялся беспрекословно. Девушки благоговели перед своим «учителем», считали его гениальным философом, гениальным музыкантом и вообще святым. Мистицизм, секс и наркотики были теми цепями, которыми приковывал к себе несмышленых и неискушенных в жизни беглянок человек «с лицом Христа и глазами Распутина».
«Космогония» Мэнсона выглядела приблизительно следующим образом. Все человеческие существа являются одновременно и богом, и дьяволом. Они составляют единое целое. Поэтому отдельная человеческая жизнь не имеет никакой ценности. Следовательно, убийство не преступление. Убивая другого, ты как бы убиваешь какую-то частицу собственного «я», не более. А это о’кей, ибо даже согласно мирским законам самоубийство не является уголовно наказуемым деянием. Другое дело насекомые, животные и птицы. Их нельзя даже пальцем трогать. (Живя в Долине смерти, члены коммуны «Семейство фрегатов» не убивали заползавших в их жилища змей, а бережно выносили их за порог.) Мэнсон запрещал своим последователям есть мясо.
Все это звучало ужасно завлекательно для слуха юных весталок, по крайней мере куда любопытнее разговоров о страховых полисах, последних коллоквиумах и первом причастии. Мэнсон, как правило, брал в свой гарем одиноких, травмированных жизнью девушек. «Весь секрет состоит в том, — говорил он, — что они нуждаются в участии. Умеючи оказывая его, можно повелевать ими, как рабынями». Цинично, но верно.
Разумеется, подобно опытному балаганному факиру, Мэнсон не показывал своих фокусов без гарнира, так сказать в лоб. Они подавались под соусом магнетизма, гипнотизма, месмеризма и прочих каббалистических «измов». (Недаром адвокаты его сообщниц пытались строить защиту своих клиенток на том основании, что они якобы действовали не сознательно, а под влиянием «колдовских чар» Мэнсона.)
Быть признанным в качестве гениального философа в узком кругу экзальтированных почитательниц льстило самолюбию Мэнсона. Однако еще больше его прельщали лавры менестреля. Он мечтал о мировой славе битлов и Боба Дилана. В поисках оной Мэнсон и его гарем двинулись на автобусе из столицы хиппи Хэйт-Эшбэри в столицу кинематографа Голливуд. Они раскинули свой шатер к северо-западу от Лос-Анджелеса в полупустынных горах Санта-Сюзанна. Эта местность носила название «Ранчо Спана» — по имени ее владельца восьмидесятилетнего подслеповатого старца Джорджа Спана. Обычно ранчо с лошадьми сдавалось им напрокат голливудским фирмам, снимавшим ковбойские ленты. (Шарон Тейт тоже брала у него лошадей напрокат.) Но «Семейству фрегатов» он уступил его бесплатно.
— Я чуял, что с ним что-то неладно, — рассказывал впоследствии Спан. — Но я до смерти боялся Чарли.
«Семейство фрегатов» вело разгульный образ жизни. Курение марихуаны и сексуальные оргии были в порядке вещей. Банда крала автомашины и мотоциклы. Затем девушки, наколовшись метедрином, обрезали себе волосы и, приладив их в виде «хвостов» к ворованным лимузинам, носились в ночи «ангелами смерти» по голливудским автострадам и близлежащим пустыням. Мэнсон установил в «семействе» полувоенный режим. Ранчо приобрело вид крепости, а его обитатели, независимо от пола, стали носить оружие и часто упражнялись в стрельбе по мишени. Они называли себя «рабами» Мэнсона, а самого Мэнсона — Химми, расшифровывая это прозвище как «Гитлер-хиппи».
Мэнсон заставлял своих наложниц заниматься проституцией и попрошайничать. Используя их, он прибирал к рукам и контролировал немногочисленное мужское население коммуны. (Почти все члены «Семейства фрегатов» страдали от венерических заболеваний.)
— Каждый из вас может спать с моими амазонками, когда захочет и сколько хочет, — говорил «добрый Гитлер». — Но после этого ваши души должны принадлежать мне безраздельно.
Не забывал Мэнсон и о своей основной цели — прославиться на весь мир в качестве певца и музыканта. Накурившись марихуаны, он впадал в меланхолическое состояние духа и, перебирая струны, импровизировал. Вот слова одной из его песенок: «Нет ни добра, ни зла в этом мире. Нет ни преступления, ни греха».
Девушки были в восторге от его музыки и пения:
— У него был ангельский голос, — рассказывала Большому жюри одна из них — Сэнди Гуд. — Он околдовывал нас своим пением.
Но «колдовские чары» Мэнсона, видимо, не имели силы за пределами «Ранчо Спана». Компании, выпускающие пластинки, никак не желали признать в нем вышедшего из ада Орфея. Тщетно бомбардировал он письмами битлов и других музыкантов, пытаясь привлечь их внимание к своему «творчеству». Одно время Мэнсоном (а быть может, его амазонками?) заинтересовались композитор Хайнман и продюсер Мелхер, сын знаменитой киноактрисы Дорис Дэй. Однако из их сотрудничества ничего не получилось. Мэнсон вознегодовал:
— Они отвергли меня! Но я еще отомщу им!
Первой жертвой этого калифорнийского Сальери стал Хайнман. Вторым на очереди был Мелхер. Мэнсон повелел своей банде совершить налет на виллу его матери и «зарезать всех ее обитателей». Он не знал, что к тому времени Дорис Дэй уступила виллу Доминик-каньон Шарон Тейт. А убийцы не знали в лицо ни ту, ни другую. Впрочем, это было для них совершенно безразлично. Химми приказал зарезать всех обитателей виллы. А слово Химми — закон. Согласно показаниям Сюзан Аткинс, вилла Доминик-каньон стала для Мэнсона символом общества, которое его отвергло. Когда он повелел нам убить ее обитателей, мы беспрекословно повиновались, ибо полностью находились под его властью и влиянием. Мы принадлежали ему, а не себе».
Адвокат Аткинс утверждает, что, даже будучи под следствием, девушки испытывали на себе «магнетизм» Мэнсона, пребывая под его полным контролем. Так, например, Мэнсону удалось каким-то образом сообщить им из своей камеры, что он требует от них «очистить свои грешные тела» и питаться исключительно растительным маслом и медом. Девушки немедленно потребовали у тюремной администрации масло и мед, пригрозив, что в противном случае они объявят забастовку.
Жажда мести, мучившая Мэнсона, не ограничивалась одним Голливудом. Он стремился вызвать широкие столкновения между полицией и «Черными пантерами», леворадикальной негритянской организацией. Убийцы недаром писали кровью слова «свинья», «политическая свинья» на стенах домов Тейт, Ла Бианки, Хайнмана. Пользуясь терминологией «Черных пантер», они пытались пустить полицию по ложному следу. В какой-то степени это им удалось. Делали они это не только и не столько ради спасения своей шкуры. Рисуя перед членами «Семейства фрегатов» картины будущего, Мэнсон говорил, что необходимо любыми средствами провоцировать расовую войну в Америке. Он боялся и ненавидел негров и считал наивысшим благом полное уничтожение всех цветных. «Если же в расовой войне погибнут и белые, то это тоже не беда. Тогда весь мир будет принадлежать нам», — кликушествовал «Гитлер-хиппи».
Такова история человека «с лицом Христа и глазами Распутина». Шокированные рыцари американизма пытаются сейчас вырвать ее из социального контекста и приклеить к ней бутафорскую бороду Зигмунда Фрейда. Доктор Яблонски бормочет что-то о «психотической инфильтрации комплекса Дионисия». Доктор Хаммер, анализируя каракули, которые чертил во время допросов Мэнсон, находит в них следы «отождествления внутренней ритмической напряженности с космическими протуберанцами рассеянного во Вселенной семени».
Как раз в те дни, когда газеты сообщили о раскрытии тайны убийства Шарон Тейт, закончила свою работу Национальная комиссия по расследованию причин насилия в США. Комиссия эта была создана по распоряжению президента Джонсона в связи с убийством сенатора Роберта Кеннеди. Комиссия, возглавляемая братом президента Эйзенхауэра — Мильтоном, составила доклад на 338 страницах и послала его президенту Никсону. В нем говорилось, что «насилие в Соединенных Штатах достигло тревожного уровня. Что бы мы ни рассматривали — покушения, групповое насилие или индивидуальные акты насилия, в любом отношении шестидесятые годы были значительно более бурными, чем многие предыдущие десятилетия. Это был один из наиболее насыщенных насилием периодов во всей нашей истории».
В докладе подчеркивалось, что Соединенные Штаты «лидируют» среди цивилизованных наций по количеству убийств, изнасилований, грабежей. «Этот высокий уровень насилия опасен для нашего общества. Он уродует наше общество, превращая города в крепости и разделяя людей на военные лагеря», — предупреждали авторы.
Да, это совсем не то «отождествление внутренней ритмической напряженности с космическими протуберанцами», которые узрел в каракулях Мэнсона достопочтенный доктор Хаммер. Мэнсон при всем своем «гипнотизме» не смог бы вывести в одиночку Соединенные Штаты в лидеры «цивилизованного мира» по убийствам, изнасилованиям и грабежам. Никакой его «психотической инфильтрации» на это не хватило бы, достопочтенный доктор Яблонски!
Кое-кто попытался воспользоваться делом Мэнсона, чтобы облить грязью американскую прогрессивную молодежь, скомпрометировать ее праведный бунт против буржуазной морали. Если психиатры приклеивают к делу Мэнсона бороду Фрейда, то реакция приклеивает к молодежи синюю бороду Мэнсона. Но, господа, как же тогда быть с гладко выбритыми и коротко подстриженными палачами вьетнамской деревушки Сонгми? И так ли далеко от Сонгми до «Ранчо Спана»? «Зеленые береты» и синие бороды вплетены в одну радугу. Фоторепортеры, снимавшие резню Сонгми, торгуют сейчас своими цветными слайдами на газетно-журнальном аукционе: гоните монету, кто больше! Крупнейшие книжные издательства уже поддразнивают миллионными гонорарами Мэнсона и его амазонок, стараясь перехватить друг у друга из-под носа будущие мемуары-бестселлеры. Наиболее модные адвокаты оспаривают друг у друга честь защищать, и притом совершенно бесплатно, лейтенанта Колли и пророка Мэнсона. Они отлично знают, что такое паблисити стократ окупится. Ведь недаром Америка — лидер цивилизованных наций в области убийств и грабежей. В Америке есть кого защищать!
Малюя кровью слово «свинья» на дверях домов, где жили и умирали жертвы «Семейства фрегатов», Мэнсон думал натравить полицию на «Черных пантер». Это, конечно, тоже можно объявить «психотической инфильтрацией». Но чем объяснить заговор американской охранки, цель которой физическое истребление авангарда «Черных пантер»? Пророк Мэнсон уже сидел за решеткой на растительном масле и меде, когда полиция штурмовала штаб-квартиры «Черных пантер» в Чикаго и Лос-Анджелесе. И там стены домов были забрызганы кровью.
После небольшого «конъюнктурного спада», вызванного возмущением общественности в связи с убийством Роберта Кеннеди и Мартина Лютера Кинга, вновь пошла в гору торговля оружием. Вице-президент «Американской стрелковой ассоциации» Франклин Орт презрительно заявил, что «никто не проявляет интереса к законам о контроле над оружием». А фирма «Сир, Ребак энд компани» (Чикаго), крупнейший розничный торговец ружьями и револьверами на американском рынке, вновь включила их в каталог рождественских подарков.
«…С лицом Христа и глазами Распутина». Нет, это не только Чарльз Мэнсон. Это все общество насилия, слегка задрапированное вуалеткой христианского лицемерия!»
