Истинные антинаталисты не любят публично демонстрировать свои взгляды. Хотя у них есть закрытые сообщества в социальных сетях, это — одиночки по природе. О них мало кто знает, но это не значит, что их нет.
Российские последователи этого учения еще более разобщены и малочисленны; они не дают интервью, справедливо полагая, что их выстраданные идеи в обществе, и без того не слишком склонном к пониманию тех, кто хоть в чем-то отличается от большинства, станут объектом хулы и издевательств.
Даже профессор Дэвид Бенатар из ЮАР, на сегодняшний день наиболее полно сформулировавший позицию современных антинаталистов, согласился на встречу с журналистом лишь однажды.
И хотя в общем антинаталистическая философская традиция «бытие есть страдание, поэтому лучше не начинать быть» имеет многовековую историю (начнем с того, что одним из первых ее приверженцев был Шопенгауэр), само это название появилось лишь в 2006 году.
Антинатализм. Те, кто против начала бытия.
В чем-то они, безусловно, правы: нескончаемые войны, нищета, голод, стихийные бедствия, смертельные болезни. Сasual. Повседневное облачение мира. И неминуемая смерть, ожидающая каждого из нас в конце пути.
Спасение от нее только одно — не рождаться вовсе.
«Мы против самоубийств, в чем нас иногда обвиняют»
Я долго рыскала по Интернету, прежде чем добралась до этой закрытой страницы. Администраторы, они же те, кто исповедуют в нашей стране философию антинатализма, Дана и Евгения согласились пообщаться исключительно при условии, что их ответы пойдут в печать без искажений.
— Обычно я бываю здесь редко, но по случаю нашего с вами взаимодействия постараюсь ежедневно, хотя не могу обещать, — начала моя собеседница. — Можно звать меня просто Даной. Есть еще Евгения. Есть админы-дозорные, но именно мы принимаем основные административные решения.
— Кто такие антинаталисты? Это партия? Движение? Может, секта?
— Этический антинатализм — это не движение. Он аполитичен. И он универсален. Для кого-то важнее всего отстоять свой собственный выбор в кругу близких, для кого-то — сохранить право на аборт, для кого-то — повысить доступность эвтаназии; для кого-то главное — уберечь животных от проблем, вызванных их бесконтрольным размножением, для кого-то — философские диспуты на серьезном академическом уровне, для кого-то — отвечать на вопросы тоже заинтересовавшихся нашей этикой, для кого-то — просто ощущать, что где-то есть собратья по разуму. Мы — это сообщество людей со сходными воззрениями по вопросу начала бытия любого живого субъекта.
- Как вы избрали этот путь? Кто вам объяснил, что ваше нежелание иметь биологическое потомство — это философская концепция?
— Раньше сложно было найти своего единомышленника даже в Интернете. Я много общалась с другими добровольно бездетными, но всегда знала, что чайлдфри — не совсем мое. Чайлдфри, разумеется, намного больше, чем нас. Несравнимо больше. По всей видимости, забота о себе, собственное благополучие и есть то, что привлекает к ним существенное количество сторонников. Однажды, читая энциклопедию, вдруг обнаружила новое слово «антинатализм». Это был ключ к замку. Отныне я точно знала, что и такие, как я, существуют в мире — их может быть один на миллион, но все же не один на миллиард.
— Наверное, это слишком личный вопрос — но что послужило основой для вашего выбора? Какие-то личные обстоятельства?
— Многие из нас приходят к антинатализму в результате собственного опыта — пронаблюдав либо непосредственно испытав некое серьезное страдание. Чужое оно или свое, нашего биологического вида или другого, острое или постоянное, как пытка каплями воды… — мы отказываемся от конкретики. Наиболее известный представитель нашей философии Дэвид Бенатар даже элементарные детали о себе сообщает по минимуму. Иногда его нежелание говорить о семье, о детях воспринимается как признание их наличия, и все же профессор крайне редко отступает от этого правила.
— Странно, что тут скрывать: вы же не заставляете никого следовать за вами, не так ли, откуда же столько негатива?
— Вопросы в духе: «Что?! Лучше не рождаться, говорите?! Ой, ну если вам что-то не нравится — почему бы вам не убить себя?!» — к сожалению, это именно та практика, с которой мы встречаемся чересчур часто, особенно в постсоветской социокультурной среде. Поведение тех, кто спрашивает, почему бы нам не совершить суицид, — это поведение очень недостойное. Тем более что среди нас действительно высока вероятность присутствия людей, переживших нечто особенно тяжелое, — они требуют бережного обращения, а не агрессивного презрения, обесценивания, грубостей и разной толщины намеков на то, что мы должны доказать серьезность своих взглядов через лишение себя жизни. Смерть является вредом для осознающего существа, в том числе смерть всеобщая, внезапная и даже безболезненная. В любом случае, человекоубийство и самоубийство — это вовсе не то, о чем говорит антинатализм.
— А на самом деле есть антинаталисты, желающие прервать череду страданий добровольно?
— Кажется, в Европе лет семь назад один мужчина пошел на это. Нет, антинатализм не призывает лишать себя уже проживаемой жизни. Смерть рассматривается нами скорее как отдельная грань трагичности бытия: если бы смерть не была обязательной, а представляла собой одну из доступных опций, жизнь была бы существенно менее горестной.
— Да, жизнь подчас тяжела, но ведь даже страдание может быть светлым. Как может быть счастливой и неразделенная любовь. Ведь если бы люди не знали горести, то как бы они узнали о радости?..
— Разумеется, и через страдание возможно получение чего-то, что может быть ценно само по себе. Тем не менее страдание негативно. Конечно, встречаются и те, кто наслаждается им, но тогда это уже не совсем страдание, как мне кажется. Cреди антинаталистов встречаются оптимисты и пессимисты, как печальные и мрачные люди, так и вполне жизнерадостные.
Чудовищный эксперимент или слепая воля природы?
— Поклонники духовных скреп вас как минимум посчитают за безбожников… — говорю я Дане.
Но неожиданно слово берет второй админ — Евгения:
— Да, и они правы, в основном мы атеисты, ведь если человек достаточно критически мыслит, чтобы прийти к антинатализму, то к атеизму он, скорее всего, уже пришел. Лично бы я религиозного антинаталиста даже опасалась. Вдумайтесь, каким же чудовищем нужно быть, чтобы привносить в жизнь нового человека, зная, что в будущем его теоретически могут ожидать вечные муки ада?!
— Но можно же верить в природу, в эволюцию, в некий высший разум, наконец. Придерживаясь своей печальной концепции, вы, получается, отказываетесь от такого бесценного подарка, как жизнь, кем бы он ни был нам сделан…
И снова — администратор Дана:
— У природы нет ни сознания, ни души. Посмотрите, она отнюдь не является доброй к созданной ею жизни. Биологическая история нашей планеты — это история непрерывной цепи страданий. Даже если собрать воедино все чудовищные преступления человечества за все времена, они и близко не сравнятся с океанами крови, безднами мучений и бесконечной чередой истязаний, которые учинила слепая, бесчувственная, всеиндифферентная природа — дичайший изверг и худший убийца во Вселенной. Однако, в отличие от неразумной природы, ее разумное творение — человек — способен быть этичным. Он может отвергать страдания, которые природа, которой все равно, уготовила всем живым существам. Он давно вышел из первобытности, прошел большой путь научно, технологически и социально, он способен разумно преобразовывать окружающий мир.
— А если мы все же созданы кем-то, кто сделал это осознанно и для чего-то?
— Вариант высшего разума? Вообще-то интересная тема, поскольку недавний расцвет дискуссий о гипотезе Вселенной-симуляции способен был, вероятно, и твердого атеиста убедить в вероятности существования некоего сумасшедшего ученого-экспериментатора из мира высшего порядка. Однако едва ли это может послужить весомым аргументом против нашей позиции. Грубо говоря, даже если весь наш универсум — лишь крупномасштабное исследование, а все мы находимся на чем-то вроде жесткого диска суперкомпьютера или же в пробирке в лаборатории, то это все равно ставит вопрос о качестве эксперимента: почему мы должны соглашаться подвергать себя страданию ради чьих-то опытов?..
— Но сворачивание эксперимента тоже не так просто, наверное. Вряд ли это можно сделать мгновенно и безболезненно.
— Да, если уж говорить о сворачивании эксперимента, то делать это нужно было бы еще до того, как возникла ощущающая жизнь. Прекращение же уже начатого существования — это, как вы понимаете, этически тоже сомнительно. Тем более что после начала жизни появляется интерес в том, чтобы продолжать ее даже в очень плохих условиях.
— Ваше отношение к абортам? Что делать, если жизнь уже зародилась? Не благо ли прервать ее на первом этапе, еще до начала сознательного страдания?
— По поводу абортов — все зависит от того, какой статус имеют эмбрион и плод. Верующие антинаталисты, например, считают, что даже зигота (две соединившиеся клетки. — Авт.) — это субъект, а оттого они не сторонники прочойса (движение, отстаивающее право женщин на прерывание беременности. — Авт.) Они расценивают рождение как безусловно негативное явление, но в случае зачатия считают все же этически правильным сохранить беременность. Тем не менее большинство из нас пролайф (движение против абортов. — Авт.) не поддерживает. Конечно, любовь, секс, семья — все это каждый выбирает для себя в соответствии со своими взглядами и предпочтениями. По моим впечатлениям, многие антинаталисты стремятся к постоянному партнерству. Главное же наше отличие от большинства обычных людей — только в отсутствии намерения иметь биологических детей.
— Но без детей так тоскливо …
— Возможно усыновление. Приемное родительство и опекунство — это замечательно. Хотя однозначно не для всех, а принуждение иметь детей — в принципе Средневековье. Но для тех, кто действительно желает быть родителем, это прекрасный вариант. Среди нас, кстати, есть те, кто собирается именно так и поступить. Не исключено, что однажды они порадуют нас известиями о пополнении семьи приемными малышами.
Ребенок — цель, а не средство
— Наверняка среди ваших единомышленников есть те, кто передумал и захотел в итоге именно своего, полностью своего ребенка — с глазами, как у бабушки, улыбкой папы, с одинаковыми витками спирали ДНК...
— Конечно, бывает и так. И это не обязательно означает, что человек перестал быть антинаталистом. Например, один мужчина, наш единомышленник, не вполне по своей воле стал отцом — может быть, потому, что его позиция была нечетко выражена или срок супруги на момент сообщения о будущем пополнении оказался слишком велик, может, потому, что в этих делах последнее слово все равно остается за женщиной. Или случай другой антинаталистки, очень подкованной, очень осознанной, но принявшей решение родить, поскольку она хотела материнства и сочла, что в ее ситуации это все же допустимо.
Как бы там ни было, изменение мировоззрения с течением времени — естественное свойство человека. Но в любом случае ребенок должен быть целью, а не средством. Потенциальный родитель должен хотеть его ради него самого, а не потому, что при помощи этого ребенка можно получить что-то еще. То есть, используя детей, заполучить мужа или жену, квартиру, деньги от родственников или субсидии от государства, помощь в хозяйстве, безопасность и обслуживание в старости, повышение общественного статуса, улучшение перспектив здоровья, увеличение демографических показателей, передачу собственного генетического материала… — во всех этих случаях ребенок выступает скорее как орудие, чем как самоценный субъект. Всем известна сентенция «дети должны быть желанными», но не в качестве живых инструментов. А у наших оппонентов выходит позитивным и у незрелых подростков, которые сами еще дети, и у пенсионеров, прибегающих к вспомогательным репродуктивным технологиям, и у наркоманов или представителей социального дна, и в семьях, где процветает насилие, — так сказать, рожай всегда, рожай везде. Мы все-таки живем в XXI веке. Размышляя о предполагаемом родительстве, нужно реалистично оценивать шансы на то, будет ли ребенку хорошо, на то, что он не будет несчастлив. Здесь присутствует большая проблема с настойчивым поддержанием исторически сложившейся атмосферы пронатализма в социуме. Политика репродуктивного насилия касается и принуждения рожать, и принуждения не рожать.
Пронаталист — это тот, кто считает, что рождение — несомненное благо само по себе. Что родиться в любом случае лучше, чем никогда не родиться.
— Неужели идеальный сценарий будущего антинаталистов — добровольно вымершая планета?
— Думаю, это планета, где преуспели ученые-имморталисты, а потому у человека есть возможность, не порождая новых людей, не умирать самому. Мир, к которому стоит стремиться, мир, где присутствует разум, способный изучать, контролировать и преобразовывать реальность.
К тому же антинатализм по своей сути касается не только людей, но и животных, более того — в каком-то смысле именно к ним он относится в первую очередь. Лишь человек обладает правом совершения своего личного репродуктивного выбора, исходящим из самой способности принятия осознанных решений, в то время как животные этим не располагают, подчиняясь либо инстинктам, либо воле людей. Только у человека имеется потенциал помочь другим ощущающим существам. Таким образом, когда речь идет о людях, каждый решает за себя. Но когда мы говорим о домашних питомцах, то будут ли они плодиться — это решение хозяина. Когда речь идет о бездомных животных, то это позиция активных граждан — позволить ли им бесконтрольно размножаться или же помогать их стерилизовать, создавать приюты, находить новые пристанища.
В целом по поводу этичного разрешения уже возникшей проблемы страдания любых живых существ существуют разные подходы. Наиболее известный — предложение снижать ее остроту путем не плодить сущностей без надобностей. Наиболее приятный — направить научный прогресс на то, чтобы уменьшать и в конце концов исключить саму возможность страдания любых живых организмов. Самый маловероятный — всеми миллиардами носителей разума на планете договориться о том, чтобы прекратить заводить детей и добровольно исчезнуть как вид. Принимая во внимание широкую картину мира и размах проблемы, думаю, в любом случае в отдаленном будущем следует углублять знание и развивать технологическое могущество, чтобы в перспективе не допускать последующих Больших взрывов и появления новых вселенных.
Пустой стакан
— Не знаю, захотите ли ответить: как вы представляете свою собственную старость и смерть? Со стаканом воды или без?..
— Я вижу ее вокруг постоянно уже много лет, и поодаль, и близко. И я знаю о том, что такое проблемы со здоровьем. Еще в детстве у меня был компрессионный перелом позвоночника, и долгое время мне нельзя было даже сидеть. Этот перелом не сделал из меня инвалида, на детях подобные вещи вообще заживают гораздо лучше, но он все равно оставил последствия. Мне до конца дней не рекомендуется бегать, прыгать и просто сгибать шею под некоторыми удобными естественными углами. У меня часто бывают боли — когда малые или средние, когда сильные, а когда и очень сильные. Мне лишь немного за 30, но последние несколько месяцев мне приходится передвигаться с тростью, хотя я и надеюсь, что это не навсегда. Значительную часть времени я ощущаю как минимум недомогание. Я в курсе, что такое пониженная функциональность, неспособность полностью позаботиться о себе — и не всегда скрываемое презрение некоторых полнофункциональных гордецов, с точки зрения которых я «убожество». Кроме того, мне не понаслышке известно, что такое возможность скорой смерти. Таким образом, мне не особенно сложно представить себе финальную часть жизни, в том числе по собственным ощущениям, — причем очевидно, что действительность в фазе невозможности самообслуживания вполне способна оказаться еще намного хуже всего этого. Именно потому я и не стану создавать «стаканоподавателей».
Нет, технически я могу завести детей, причем некоторые медики предлагали мне поскорее этим озаботиться, ведь «часики тикают»… Но я не стану этого делать. Даже в случае худшего сценария немощи приводить в мир бытия нового человека, который так же хлебнет страдания и так же однажды умрет — и все ради некоторого облегчения моего собственного умирания, — это в любом случае совершенно не то, на что для меня могло бы быть возможно согласиться.
— Я не знала... Я очень сочувствую... Может быть, есть что-то, что бы вы хотели добавить к уже сказанному? Чтобы наша беседа не выглядела совсем уж обреченно.
— Что ж, у меня нет иллюзий, что читательская аудитория поддержит разделяемую нами позицию. Практически все останутся в итоге при своем. Хотя объяснения нашей этики имеют ценность, важно понять ее сущность. Да, почти все мы, цивилизованные люди современности, считаем истязания живых существ явлением плохим по своей сути. Бури общественного негодования, как, например, в истории с хабаровскими живодерками, каждый раз объединяют людей очень разных. Практически любой человек чувствует, что страдание негативно, что есть смысл в том, чтобы облегчить его так или иначе; философские антонимы — антинатализм и пронатализм — и их представители тем не менее разделяют друг с другом некие общие ценности, которые имеют глобальное значение. Пронаталисты выбирают уменьшение возникших последствий страданий, антинаталисты предпочитают предотвращение изначальной возможности страдать — но при этом та проблема, которой противостоят и те, и другие, та цель, к которой мы все стремимся — жизнь без боли и мук, — по большому счету одна.
