Можно привести и другую версию, приближенную к сегодняшнему 100-летию. Версия любопытна тем, какой несерьезной бывает причина, вызывающая страшные последствия, когда подспудно все готово к взрыву. 14 мая 1918 года в Челябинске встретились два эшелона — с венгерскими и чехословацкими военнопленными. Чугунной «ножкой от печки», брошенной из вагона венгерских солдат, был тяжело ранен чех, началась стычка, вмешались советские власти, было арестовано, в частности, несколько чехов. 17 мая соотечественники силой освободили арестованных, заодно захватив склады оружия, — и началось.
Есть и еще один юбилей. Если с точной датой начала Гражданской войны возникают технические затруднения, то с этим юбилеем все предельно ясно: 29 апреля (по новому стилю) 1818 года родился российский самодержец Александр II.
На фоне 100-летия революции 1917 года и Гражданской войны круглая дата царя-реформатора — явление не просто более отдаленное, но периферийное. Это понятно. Октябрьская революция и Гражданская война, конечно, в гораздо большей степени «перепахали» наше общество и сознание, чем Великие реформы и Февральская революция.
Но есть и другая сторона. Историю пишут победители. До относительно недавнего времени мы жили в стране «победившего социализма», и понятно, что Октябрьская революция, Гражданская война, окончившаяся победой большевиков, многократно перевешивали все остальное. Но победители (не в Гражданской войне, конечно, а в «историческом забеге») вот уже почти 30 лет как сменились. Нужен новый, более сбалансированный взгляд на историю.
Россия не вчера, а сегодня и завтра — уже не страна революций. Таков главный итог, который следует из победы Октябрьской революции, из братоубийственной Гражданской войны, из последующей довольно кровавой истории нашего государства. Это не значит, что цели, которые поднимали массы на поддержку революции, — и прежде всего запрос на большую социальную справедливость — достигнуты или устарели. Ничуть не бывало! Но реализовывать их следует не путем насильственных переворотов, а кропотливым реформаторским трудом.
И в этой связи юбилей Александра II стоит того, чтобы рассматривать его, по крайней мере, в одном ряду с юбилеем Гражданской войны. Ответ на вопрос, почему большевики победили в Гражданской войне, яснее ответа на вопрос, как провести масштабные реформы и «не раскачать лодку». Большевики рисовали перспективу новой жизни — с миром вместо войны, с землей для крестьян, а не помещиков, с ликвидацией социального и национального гнета. Лидеры же Белого движения никаких принципиально новых «маяков», по существу, так и не зажгли, они звали не вперед, а назад — и проиграли. Тот факт, что большевики реализацию своих целей потом отредактировали так, как это показал Оруэлл, для итогов Гражданской войны уже решающего значения не имело.
А что собой представляли Великие реформы Александра II? Каково их место в истории России? То, что это была масштабная и, как бы сказали сегодня, «институциональная модернизация» страны, сопоставимая с петровскими преобразованиями, но уже не за счет «варварских методов борьбы с варварством», возьмутся оспаривать немногие. Это был еще один рывок России в Европу, в смысле решительной попытки ликвидации социального, экономического и политического отставания от передовых стран.
Но вот вопрос: а каков же главный итог? Освобождение крестьян с многочисленными условиями и обременениями, развитие земств, новое судебное устройство, реформа образования, военная реформа? Или резкое обострение внутриполитической обстановки, волна революционного террора, подготовка в конечном счете тех самых революций с последующей Гражданской войной? Ведь убили же царя-реформатора народовольцы, ставшие героями-мучениками в советские времена. Убили, кстати, в тот самый момент, когда, как считают историки, Александр II склонялся к тому, чтобы запустить новый раунд реформ, на этот раз самого устройства власти, готовясь если не к прямому переходу к конституционной монархии, то к ограничению самодержавного правления.
Ответ на вопрос об исторических итогах царствования Александра II не так прост и, как ни странно, весьма актуален. Сегодня нам говорят: диктаторские режимы где-нибудь в Азии или Африке — это, конечно, плохо, но лучше они, чем хаос, открывающийся после их насильственной ликвидации. Увы, строго говоря, следуя тем же лекалам, нам говорят: идеал российской политической оппозиции правительству, формируемому президентом Владимиром Путиным, — это Общероссийский народный фронт во главе с Владимиром Путиным, по инициативе Владимира Путина и созданный. Альтернатива — скатывание к «майданизации».
Дело не в том, что это опять чистый Оруэлл, проблема в том, что это торможение политической конкуренции, без которой нет развития. И политического, и социального, и экономического, и даже технологического. Политический вызов масштабных реформ в том и состоит, что высшая власть должна быть готова делиться своими властными полномочиями. С парламентом, с судом, если он действительно независим.
Но позвольте, скажет искушенный читатель: где и когда верховная власть добровольно сама себя ограничивала? Ответ: там и тогда, где и когда она знает, что сменяема. Именно сменяемость власти — политическая база реально независимого суда, на беспристрастность которого может опираться сегодняшняя власть, она же завтрашняя оппозиция. Именно сменяемость власти — залог ее готовности делиться своими полномочиями.
Уникальность Александра II в том, что он — исключение из этого правила, он был готов начать отходить от самодержавия, канонизированного и воспетого еще Карамзиным, в условиях, когда в легитимности его абсолютной власти никаких сомнений не было.
Почему же его убили? Как это всегда бывает в истории, есть два ряда причин — объективные и субъективные. Объективные в том, что реформы опоздали. Они многое изменили в России, но счет общества к власти надо было начинать оплачивать раньше. Слишком долго сохранявшееся фактическое рабство большинства жителей страны — это питательная среда укоренившихся возмущения и протеста молодежи, студенчества, значительной части образованной части страны. Итог — это в какой-то мере мода на протест и поддержка радикалов значительной частью образованного общества. Субъективная причина — формирование хорошо законспирированной организации, поставившей перед собой цель — убийство царя, независимо от его текущих деяний, и фанатично следовавшей к цели.
Так с каким же знаком стоит оценивать «погоню за Европой», предпринятую Александром II? Сама формулировка сегодня заставит кое-кого скривиться, но для меня ответ совершенно ясен: безусловно, с плюсом.
Если придерживаться того, что масштабные, выходящие на политический уровень реформы России не нужны, что они срывают крышку, и всё, кипя, разливается так, что обратно уже не соберешь, то перспективы России печальны. Их можно вслед за Владиславом Сурковым назвать многовековым «геополитическим одиночеством». Если же поэтические изыски отложить, то это перспектива дальнейшего отставания от мира, замшелости и политического одичания. По несветлому образу и подобию Северной Кореи со всеми ее ракетами.
Схожим, кстати, был итог долгого царствования Николая I, отца Александра II. Оно началось, когда Россия была европейской (а по тем временам мировой) сверхдержавой, а закончилось изоляцией и позорным поражением в Крымской войне.
Реформы нужны. Их маршрут надо прокладывать так, чтобы, с одной стороны, не терять цель — а она в создании условий для успешного освоения будущего, для того, чтобы Россия заняла достойное место среди стран, которые определят стандарты этого будущего, а с другой стороны, снижать риски скатывания реформ к гражданской войне в любой ее форме. Задача трудная, но безальтернативная.
