Скажи кому-нибудь в победном 45-м, что народы, выстоявшие бок обок против натиска фашисткой Германии, спустя семь десятилетий будут люто ненавидеть друг друга, что одни будут жечь и расстреливать других, а те, другие бить ответным огнем по позициям неприятеля - тебя бы точно сочли умалишенным. И тут же отправили бы подлечить больное сознание в институт имени Сербского, например. Кстати, это еще лучшее стечение обстоятельств. Могли бы просто расстрелять. Но это тогда.
«С Россией в сердце»
От спокойного, живущего размеренной жизнью Луганска до прифронтового поселка Фрунзе меньше 50 километров. Как от Кремля до Звенигорода. Ерунда, а не расстояние. Но, это только в случае нормальных дорог. Чем больше мы отдалялись от столицы ЛНР, тем сложнее и сложнее было лавировать между ямами и выбоинами на изрядно потрепанном временем и обстрелами асфальтовом покрытии.
Постепенно встречных машин становилось все меньше, а пейзажи за окном одинаково пустынными. Преодолев тяготы пути и миновав блокпосты, мы добрались до цели.
Полуразрушенные, заброшенные частные дома, с зияющими черными дырами оконных проемов чередовались с «живыми» постройками, на которых, правда, тоже были заметны следы свежих «заплаток».
- В 2014-2015 годах укры (потом еще не раз именно так называли украинских военных наши собеседники. – Авт.) по поселку лупили так, что мама не горюй. Да и сейчас, бывает, прилетает, - рассказывает наш провожатый Николай (имя изменено). – Сейчас я вас познакомлю с Анжеликой Николаевной, начальником отдела по обеспечению жизнедеятельности поселка. Она вам все подробно расскажет: как выжили тогда, как живут сейчас...
Здание местной администрации на вид не сильно отличалась от других домиков. Одноэтажную постройку, обнесенную забором, по незнанию можно спутать с обычным жилым домом. Хотя, возможно, это лишь мое восприятие.
В кабинете у Анжелики Николаевны по-домашнему уютно. На подоконнике цветы, на полке - детские рисунки. На столе чашка с надписью «С Россией в сердце».
- Вы присаживайтесь, я сейчас вам кофе налью, и начнем, - по-хозяйски распоряжается женщина.
Мы с провожатым послушно присаживаемся за стол.
- Ой, ребята, здесь столько всего за эти годы было. Даже не знаю с чего начать,- разливая кипяток по чашкам, вздыхает она. – Поселок наш появился 260 лет назад. Полковнику Петру Сентянову подарили здесь земельный надел и дали крестьян. Позже появилась станция «Сентяновка». В 1930 году поселку было присвоено название Фрунзе, в честь красного командарма. Кстати, в 2016 году, укры переименовали его на «Сентянiвка», не согласовав с жителями.
Здесь же проходила линия разграничения, как мы ее называем «злополучная Бахмутская трасса». Она была границей еще в Екатерининские времена. И вот ведь парадокс судьбы, спустя почти три столетия мы вновь находимся на линии разграничения. Когда была Великая Отечественная война фашисты по нам прошлись, можно сказать, вскользь. Поселок находится в низине и в стратегическом плане не особо был им интересен. Вот и в 2014 мы думали, что обстрелы пройдут мимо. Но не прошли. И даже больше - остановились именно на нас.
Война застала всех врасплох. Я уже говорила: мы не думали, что она нас затронет и, естественно, не были к этому готовы. Наше «великое» руководство 9 октября 2014 года сложило полномочия и спетляло. Просто обезглавили поселок и уехали, а люди остались абсолютно никому не нужны. Естественно, никто никакие бомбоубежища не готовил, никаких запасов продуктов не делал.
3 ноября мы с девчонками были на работе. Я здесь же и раньше работала, в поселковом совете. И вдруг нас неожиданно начали массированно обстреливать. Мы все разбежались, что делать - никто не понимает, к кому за помощью - не известно. Распоряжений-то никто не дает. Я мужа в охапку, и побежали с ним по поселку, надо же понять, что с другими людьми. Вы храм у нас видели?
Киваю в ответ. Еще на подъезде к зданию администрации, обратила на него внимание. Новый, с золочеными куполами, без «следов» войны.
- Мы его построили в 2005 году общими усилиями. Раньше в поселке храма не было. Наверно, благодаря батюшке нашему, который не бросил приход и не уехал, который в пустом храме проводил службы, люди смогли выдержать то ужасное время и окончательно не утратить веру. Хотя крошили нас из всех видов оружия. «Ураганы» (реактивные снаряды залпового огня. – «МК») мы тут выкапывали, «Градов» не сосчитать было. Фосфорки (начиненные зажигательными веществами заряды. – «МК»), минометы разного калибра 80 миллиметров, 120, 150. Это, как за здрасьте. Понимаете? Это все те виды вооружения, которые, собственно, имеют неизбирательный характер. И это ключевое. То есть, укры просто работали по поселку «веером». Куда попадет.
Основными объектами обстрела были, конечно, железнодорожный узел, храм, больница, дом быта, дом культуры. Жилой квартал у нас был «Черемущки», так их танк выехал на Бахмутку и прямой наводкой расстрелял весь квартал. Каким-то чудом никто не погиб. Только моего кота ранило. Он бедный прибежал, в шкаф спрятался, я его даже вытащить не могла, чтобы помощь оказать. Так три дня там и просидел. До сих пор пугливый, если где-нибудь грохот, тут же прячется.
"Нам бы мир, все остальное сами сделаем"
В первый день обстрелов мы просидели в подвалах 17 часов. Стало понятно, что это не разовая акция, и надо продумать и оборудовать безопасные места. 10 ноября нам перебили газ, еще через несколько дней мы остались без электричества. К тому времени уже месяц как не было воды. Благо, у кого-то на участках были вырыты колодцы, у кого-то даже свои скважины. По времени подключали бесперебойник и накачивали воду на сутки.
До подписания вторых Минских соглашений обстрелы были постоянные. В феврале стало спокойнее. «Укропы», конечно, напоследок нам накидали фосфора, но люди все равно поверили, что обстрелы прекратятся и начали потихоньку возвращаться домой.
- А многие уехали?
- Я бы не сказала, что многие. Не далеко, скажем так. В соседние населенные пункты, где потише. На момент интенсивных обстрелов здесь оставалось 946 человек, я всех их знала наперечет. До сих пор списки хранятся. Конечно, большинство - пенсионеры. 20 декабря 2014 года мы организовали гуманитарный штаб. Но гуманитарка не всегда могла к нам банально доехать из-за сильного огня. Вот понимаете: ни зарплат, ни пенсий, ни продуктов. Ничего. У людей последние сбережения закончились, даже деньги, отложенные на похороны, гробовые. Как наши старики говорили: «Мы у смерти деньги отнимаем».
Первая серьезная помощь пришла только в январе 2015 года. Я до сих пор помню этот желтый фургон, из которого мы таскали коробки в здание детского сада. У нас там был гуманитарный штаб. Так вот, стоит этот фургон, как бельмо на глазу у укров. Он же яркий, его видно. Минометы по нему бьют без перерыва, а мы разгружаем. Честно скажу, я первый раз расплакалась, когда мы все выгрузили. Обняла эти мешки, и понимаю, что теперь мне есть, чем накормить людей. Пусть не много, по килограмму гречки, макарон и пару банок консервов, но это хоть что-то.
Очень нам казаки тогда помогали. Привезут в «уазике» булок триста хлеба, и мы с мужем вдвоем, как два Деда Мороза, хлеб в наволочки, и пошли по подвалам раздавать.
Электричество восстанавливать к нам никто не ехал. Оно и понятно, проводить высотные работы под обстрелами - кто не станет. Наши ребята тогда сами организовались, те, кто более-менее разбирается, поскручивали разорванные провода. Газ тоже сами варили. А что делать то? Тепла хочется, света тоже. Пусть под обстрелами, без окон, но со светом.
Мы все обстрелы сами тогда записывали, кто погиб, что пострадало. Рано или поздно нам эту историю придется писать.
Так и воюем потихоньку. Сердца только у многих подорваны, привыкли, перестали бояться. Знаете, что самое страшное? Это затишье. Оно ведь как, затишье, затишье - а потом снаряды свистят…
- Наверное надо быть очень сильным человеком, чтобы пережить это все. Вы считаете себя сильной?
- Считаю. Потому что я здесь. Потому что не сбежала, не бросила, хотя друзья звали в Россию. Но я не смогла бы жить в Российской Федерации, зная, что здесь моя мама, которая наотрез отказалась уезжать, моя свекровь, соседи любимые. Нет. Я должна быть здесь, мне так лучше, чем просто откуда-то деньги пересылать.
- Что сейчас с инфраструктурой в поселке?
- У нас все работает - и детский садик, и школа. Своя врачебная амбулатория. Два раза в месяц приезжают узкопрофильные специалисты. Магазины вы видели, наверно, когда ехали. С продуктами проблем нет. Социальная защита в республике на уровне. И пенсии, и пособия - все в срок. Наш дом культуры второе место в республике занял. У нас семь прекрасных творческих коллективов - и танцуют, и поют. На день поселка знаете, какие праздники проводим? Если наверху шумно, то у нас еще громче. Будем веселиться назло «укропам». Пускай не думают, что они нас задавят. Никогда в жизни такого не будет.
- Какие проблемы самые острые?
- Дороги. Сами понимаете, что пока есть угроза обстрелов, делать их смысла нет. Но это временно. Нам бы мир, а все остальное мы сделаем сами.
"Мы пешки в этой игре"
- Когда начали выдавать российские паспорта, что-то изменилось?
- Я бы не сказала. Единственное, у людей появилась вера, что есть государство, которое, согласно Конституции, обязано защищать своих граждан. С той же стороны неадекваты стоят. И правосеки («Правый сектор» - организация запрещенная в РФ. – «МК»), и нацисты, латышские снайперши «Белые колготки» были. Полным полно всякого дерьма, им же никто не указ. Они обопьются или обколятся чего и творят что хотят. В прошлом году один шел к нам через границу, невменяемый, в одном берце. «Я, - говорит, - на заработки в Россию иду». Вот такие они там служаки.
Но я верю, что придет время, и люди на Донбасс будут ехать на заработки. Все к этому идет. Пускай сложно, но и мы понимаем, что руководство России связано определенными политическими моментами. Донбасс это не Крым, а наших границ их нет никаких. И обстоятельства сложились так, что мы пешки в этой игре. От нас ничего не зависит. Нам остается только надеяться, что Великая Россия нас не бросит. В поселке уже 500 человек с российскими паспортами. И вы не поверите, первыми бежали получать не молодежь, а старики как раз. Многие так и говорят: «Как хотите, а мы должны умереть россиянами».
Не все, конечно, понимают, что у России руки связаны. Но для этого мы здесь и сидим, чтобы объяснять людям, иногда давать ничем не подкрепленные обещания. А что делать? Порой начинаются волнения: «Куда смотрит Путин? Уже бы давно ввел войска». Вот мы объясняем, почему это не возможно.
Хотя мы все тут уже немного ненормальные. Потеряли бдительность. Надо бы дома посидеть, когда обстрел, а люди выходят посмотреть, что куда летит. Не должно быть так. Нельзя привыкать к войне. Она еще аукнется на наших детях…
«Это 32-й, ничего страшного»
Туман. Серое небо. Людей на улицах почти нет. Только несколько человек возле магазина, да еще внутри. Разговорились, беды у всех схожие: из поселка не уехать, маршрутки не ходят по таким дорогам. Хорошо тем, у кого своя машина есть. С водой тоже проблемы.
- А так-то спокойно? - спрашиваю у симпатичной молодой продавщицы.
- Вы про обстрелы? - уточняет девушка. – Стреляют. Иногда сильно, иногда не очень.
- А чего не уедете?
- Было бы куда. Я ребенка одна ращу, бабушка еще у меня старенькая. Некуда нам ехать.
Напротив магазина небольшой сквер с памятником Ленину, за ним железнодорожная станция. Главные местные достопримечательности. Так сказать сердце поселка.
- Поезда здесь не ходят с 2014-го, - уточняет сопровождающий. – Но здание вокзала работает.
На пероне ни души. Сиротливо стоящие на путях товарные вагоны с рыжими от налета ржавчины колесами вызывают внутри неприятно щемящее чувство. Их как-будто оставили здесь случайно, и они продолжают ждать, что когда-нибудь вновь отправятся в путь, обдуваемые ветром.
Когда возвращаемя через сквер мимо бюста вождя мирового пролетариата, в голове неожиданно всплывает песня из далекого детства.
«И вновь продолжается бой.
И сердцу тревожно в груди…
И Ленин – такой молодой,
И юный Октябрь впереди!..»
Внезапный грохочащий звук вдалеке прерывает попытки вспомнить остальные слова.
- О, началось, - вздыхает наш товарищ. - По позициям бьют.
Мимо нас проходят школьники. Девчонки над чем-то хихикают, мальчишки оживленно спорят. Один малец раскручивает над головой мешок со сменкой, такое чувство, что еще пару витков и он взлетит, как-будто маленький вертолет. Они настолько увлечены беседами, что кажется и вовсе не слышат выстрелов.
- Они привыкли, не реагируют, - опережая мой вопрос, произносит Николай. – Здесь даже малыши уже сильно не пугаются. Играют в песочнице, снаряды летят, а они между собой обсуждают: «А, это 32-й (снайперские винтовки 32-го калибра. – «МК»). Ничего страшного». Жутко конечно такое слышать, но что поделать. Война…
Москва – Луганск – Москва.
