Город миллионеров

В мире людей

Когда я описывала историю своего друга-инвалида, живущего со слепой мамой и тяжело больным братом (“МК” от 28.01.2005, “Скупердяй и инопланетяне”), моей единственной целью было облегчить собственное бессилие, высказаться, а вернее, выкричаться, потому что о жизни этих людей трудно не то что говорить, а даже думать.

Каково же было мое изумление, когда начали звонить люди, искавшие возможность помочь моим терпящим бедствие героям.

Обозреватель газеты “Совершенно секретно” Таисия Белоусова предложила привезти Володе домашние консервы, Марина Артамонова — открыть счет в сберкассе, чтобы она могла ежемесячно отправлять небольшую сумму. Инна Яковлевна Кленицкая, преподаватель школы №179, написала, что она и ее ученики будут оказывать помощь продуктами. Но это не все.

Человек, который откликается на все мои просьбы о помощи, привез в редакцию 6 тысяч рублей. Зовут его Владимир Климов. Это с ним мы ездили к вдове убитого соседями доктора Валерия Волкова. Он извинился, что привез мало денег и, не дав мне произнести ни слова, исчез, чтобы я не огорчила его изъявлениями благодарности.

Илья Семенович, сотрудник издательского дома “Сельская новь”, привез для Володи, Маргариты Васильевны и Аракса пять тысяч рублей. Он разыскал меня через моих друзей и тоже сказал, что смущен тем, что помощь его так мала. То есть, понимаете, кроме денег, нужных маленькой беспомощной семье как воздух, эти люди принесли с собой слова, которые греют, как добрая печь.

Илья Семенович сделал подарок и мне: он привез маленькую книжку про садовые цветы. Правда, крошечную, размером чуть больше ладони. Мой сад размещается на кухонном окне и состоит из трех горшков, однако, видно, что-то в этой книжке было, потому что я два раза проехала нужную станцию метро, но, выбравшись наконец на улицу, поняла, что узнала много интересного — например, что название “эхинацея” происходит от греческого слова “ежик”.

У меня было такое превосходное настроение, что мне беспричинно стали улыбаться идущие навстречу люди. Я подумала, что тоже сделала маленькое доброе дело: шла и сияла, как медный таз, а людям и это, оказывается, нужно.

А на другой день кто-то привез в редакцию письмо от Ирины Алексеевны Куксовой: “Прошу вас передать книжку и деньги Маргарите Васильевне. Во время войны я насмотрелась на всякие смерти и до сих пор не могу спокойно слышать, тем более видеть, и страшно жалею тех, кто страдает. Мне уже 85-й год, а я все не привыкну к бедам, нас окружающим”.

В книжку про святого Иоанна были вложены три тысячи рублей.

Я немедленно позвонила по указанному в письме телефону, но, к сожалению, Ирина Алексеевна плохо слышит, и поговорить мы не смогли. Ирина Алексеевна! Ваше письмо передано по назначению. Да, собственно, и хорошо, что мы с вами не смогли поговорить: у меня и слов-то нет, чтобы выразить все, что хочется.

* * *

Теперь поговорим о машинах.

Мой друг Володя, будучи художником, ценит красоту во всех ее проявлениях, и уже много лет назад я узнала, что он собирает фотоальбомы с изображениями старинных автомобилей. Почему старинных? Потому что в них есть изящество и стиль, которые утрачены современными “самобеглыми экипажами”. Когда по телевидению показывали фильмы про сыщика Пуаро, мы с Володей с упоением их смотрели: я — поскольку люблю Агату Кристи, а он — в том числе и потому, что все приметы времени, включая автомобили, полностью соответствуют эпохе.

Так вот, я предвижу, что даже он никогда не предполагал, что лучшей машиной в его жизни окажется не божественная “Испано-Сюиза” или там “Воксхол” модели “Принц Генрих”, а стиральная машина, настоящая новая стиральная машина, которую можно будет купить на деньги, собранные читателями “Московского комсомольца”. Мечта о стиральной машине, избавляющей человека, которому нельзя наклоняться и поднимать тяжести под страхом полной потери зрения, от непосильного напряжения, — эту мечту в полной мере могут оценить только люди, знающие такую беду на вкус.

И настал день, когда мечта перестала быть несбыточной. У Володи, его ослепшей мамы и глухонемого брата скоро будет стиральная машина! Покупать будем вместе (все-таки я имею право на присутствие на этой церемонии), я уже заготовила парадный бантик и придумала имя. Но вам его пока сказать не могу, боюсь сглазить.

* * *

Но вот вы мне что объясните: почему помогают люди, у которых нет дворцов и пароходов, а те, у кого они есть, не только никому не помогают, но даже слышать об этом не хотят? В Москве много бедняков, но много и богачей, которые не всегда знают, как им потратить свои несметные богатства, потому что одной попой на трех машинах далеко не уедешь, три шубы не напялишь, больше килограмма черной икры без риска для жизни не съешь, бриллианты в носу модны только в Африке, а количество пальцев на руках и дырочек в ушах все же ограничено природой — бывает, и не знают, куда их деть, ассигнации-то, но вот отдать...

Не все, конечно, а капельку — знаете, просто не приходит в голову. Тут вроде бы я могу оказать посильную помощь. Сколько дорогих и душистых кабинетов я посетила, со сколькими богатыми и известными людьми пила кофе, сколько услышала витиеватых комплиментов (“вы, Ольга Олеговна, такие душевные заметки пишете, ах, душечка, бывает, и всплакнешь...”) — но ни один столп общества, ни один кумир, ни один толстосум на все мои несмелые, а бывало, и очень даже смелые и прямые просьбы не ответил и не вынул из кармана и рубля.

Да что там мой бедный друг Володя — про него и речи не было, я просила помочь очень известному человеку, которому ампутировали ногу. Не крал, не тырил, верой и правдой служил Отечеству, а на склоне лет оказалось, что не собрал денег на черный день. И не на что купить протез. Эх, дамы и господа, рассказать бы вам, какие люди послали меня вдоль по Питерской — не могу, слово дала, любуйтесь на них по телевизору. А сейчас, когда я пишу эти строки, из “Шереметьево” вылетает самолет.

И сын недальновидного человека, попавшего в беду, сидит с безногим отцом в этом самолете и молится, чтобы они поскорее долетели до Германии. Сын занял деньги у всех своих небогатых друзей и повез отца за границу делать протез, на котором можно ходить. Я спросила: как же он будет возвращать взятое в долг? Заработаю, ответил он кротко. И через сто лет отдаст все, что занял, продолжила я эту мысль. И никто из сильных мира сего... Никто.

Поэтому и вспыхивали цветные огоньки, когда я шла по улице и несла в кармане деньги, собранные для Володи. Деньги богатых стоят меньше денег обыкновенных людей, которых ни о чем не нужно просить. Законами математики это не объяснить, но это факт, поэтому мои карманы просто трещали от богатства, описать которое я, возможно, так и не сумела.

* * *

А теперь разрешите мне рассказать вам о письме, которое я больше не могу носить с собой. Я зачитала его до дыр — прочтите и вы. У него даже и заголовок есть: “Король Лир из Западного Бирюлева”.

“На 91-м году жизни у Федора Ивановича на удивление ясный ум, а тело уже немощное. На улицу он не выходит уже несколько лет. Старческие проблемы с помывкой бренного тела. Из ванны он самостоятельно выбраться уже не в силах, такие же проблемы со стиркой и уборкой квартиры.

Спасибо соседям, когда они идут в магазин за продуктами, звонят к нему в квартиру, спрашивают, что купить, поэтому пока кое-что из продуктов водится.

Федор Иванович понимает, что вечно так продолжаться не может, придет время, и он сляжет, за ним кто-то должен будет ухаживать. Но вот кто? А еще он боится, что умрет в одиночестве, и будет лежать его тело и разлагаться, что нередко случается с одинокими людьми, пока кто-нибудь из соседей не забеспокоится — жив ли старик?

Имея однокомнатную квартиру, он мог бы заключить договор пожизненной ренты с организацией, которая бы помогала ему, пока он не исчерпает свое конституционное право на жизнь. Но заключить такой договор Федор Иванович не может, так как живет он в своей квартире на правах жильца у своего внучатого племянника Андрея Косова, который приватизировал его квартиру.

Федор Иванович много лет проработал в системе коммунального хозяйства. Работая сантехником в высотном доме на Котельнической набережной, обслуживал квартиры многих известных артистов, композиторов, деятелей искусства, проживавших и поныне живущих в этом доме. Фаина Раневская, когда обнаруживала неисправность в кране, звонила в ЖЭК и просила направить к ней Шаляпина — так она звала Федора Ивановича.

За 45 лет труда Федору Ивановичу Снецкому как ветерану войны и труда при выходе на пенсию предоставили однокомнатную квартиру на Харьковской улице на двоих с женой. Детей у них не было. Но в 1991 году жена Федора Ивановна перешла в мир иной, и он остался один. И тут к безутешному старику явилась его племянница Раиса Васильевна Косова. Она уговорила его совершить родственный обмен квартирами на условиях, что она будет пожизненно ухаживать за ним.

В то время Федору Ивановичу было 77 лет, и он согласился. Договорились, что по родственному обмену в его квартире пропишется сын Раисы Васильевны Андрей, а Федора Ивановича пропишут в квартире Косовых на улице Свободы, хотя жить он будет по-прежнему у себя дома. Вскоре Раиса Васильевна объявила Федору Ивановичу, что у них с сыном две машины и для ее машины дают место под гараж на улице Свободы, а Андрею не дают, так как он здесь не прописан. И предложила Федору Ивановичу сына из его квартиры выписать, а самого Федора Ивановича снова прописать на Харьковской улице.

Федор Иванович возражать не стал, и Раиса Васильевна выписала его из квартиры на улице Свободы, но своего сына из квартиры Снецкого она выписать “забыла”. К этому времени Андрей Косов успел приватизировать на свое имя квартиру Федора Ивановича. Таким образом Косов завладел квартирой старика, оставив его проживать в ней на правах жильца.

Косов уже давно не приезжает к старику, говорит, что не договаривался ухаживать за ним, а обещал лишь похоронить его, когда он умрет. И еще говорит, что не знал, что старик окажется таким живучим. Федор Иванович обращался в Чертановский суд, но там сказали, что нужно собрать огромное количество разных бумаг, а в 90 лет это ему не под силу. Обращался он и в прокуратуру, а оттуда отвечают, что сам виноват, надо было думать головой. И президенту писал, как гаранту прав граждан, а оттуда отвечают, что ему уже писали, и перечисляют номера исходящих...

Таким образом, Федор Иванович, будучи глубоким стариком, лишился своего жилья, заработанного полувековым трудом. И в любой момент собственник квартиры Андрей Косов может попросить его на улицу, так как частная собственность священна, независимо от того, каким путем она получена. И пойдет Федор Иванович, как король Лир, искать пристанища, пострадав из-за своей доверчивости к родственникам”.

* * *

Это письмо, как выяснилось, Федор Иванович написал сам. Почему в третьем лице? Наверное, ему так было легче — получалось, что пишет не он, а его друг. Что же делать, если написать оказалось некому? Я не сотрудник органов опеки и попечительства, но, похоже, история Федора Ивановича Снецкого — это их сюжет. Может, в Западном Бирюлеве найдутся люди, которые возьмут на себя труд хотя бы проверить: жив ли он, и где прописан, и на каком основании его племянник стал счастливым обладателем чужой квартиры? Запишите телефон Федора Ивановича, чтобы долго не искать: 384-57-54.

Вот тебе и Шаляпин, умудрился на старости лет неправильно взять последнюю ноту. Спасите Федора Ивановича!

А всем, кто зажег крошечные цветные огни, — Володина улыбка, тщательно спрятанная в бороду. И помните, что слезы в бороде тоже почти что не видны.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру