Я думала, что он сумасшедший. Федотов позвонил в редакцию и захлебываясь стал рассказывать о том, что суд принял несправедливое, очень несправедливое решение. Я обещала позвонить, но листок с номером телефона тотчас куда-то запропастился. Стало быть, не судьба, подумала я. Так бывает.
Спустя месяц листок с телефоном нашелся.
И вот что выяснилось.
Жил-был на свете молодой человек по имени Владимир Федотов. Его мать работала бухгалтером, сына вырастила одна. Жили Федотовы в коммунальной квартире у трех вокзалов. Отслужив три года на флоте, Федотов поступил на хозяйственную работу в КГБ. В 1991 году ему пришлось перевестись в МВД. Что значит “пришлось”? Это важное слово, просто я забежала немного вперед.
* * *
В 1985 году Владимир Федотов женился на женщине, у которой была дочь от первого брака. По закону удочерить девочку он имел право лишь спустя три года — вот спустя три года он удочерил Юлю, а в 1989 году у супругов родился сын Костя. Останавливаюсь на этих цифрах неспроста: из них следует, что Федотов к браку отнесся со всей ответственностью. Не все мужья усыновляют детей от первого брака жены, поскольку это, как ни крути, огромная ответственность, требующая от нового папы большого мужества. Федотов мечтал о собственном ребенке и сейчас убежден в том, что его жена различными способами откладывала его появление на свет. Во всяком случае, ждала, когда он удочерит Юлю.
Жизнь шла своим чередом, однако спустя три месяца после рождения у ребенка начались судороги. Сначала думали, что у него болит живот, но тревожные симптомы неуклонно нарастали. И незадолго до первого дня рождения выяснилось, что у Кости Федотова — органическое поражение головного мозга.
Родителям предложили поместить ребенка в специальное лечебное учреждение для постоянного пребывания. Так Костя оказался в доме малютки №8, который находился в полусотне метров от дома, где жили его родители. Однако Ольга Федотова настаивала на том, чтобы ребенка поместили в интернат, который располагался на другом конце города. Разыгрался скандал. Очевидно, ей не хотелось, чтобы дочь по дороге в школу проходила мимо неприятного заведения, в котором оказался ее тяжело больной брат.
Дело было в марте, а спустя два месяца Федотова собрала вещи, взяла дочь и вернулась домой, к матери. Мужа о своем решении она предупредить забыла.
Первое время Ольга Федотова изредка навещала сына, но вскоре это прекратилось. А Федотов старался не пропустить ни одного дня, вечером мчался, чтобы успеть накормить ребенка ужином. Тогда-то он и решил перейти на другую работу, чтобы иметь возможность больше времени проводить с сыном.
В 1990 году Ольга Константиновна обратилась в суд с иском о взыскании алиментов на дочь. Эта прелестная деталь стоит целого портрета. Она оставила своего больного ребенка, знала, что муж ежедневно навещает его, и сочла возможным получать от него деньги на воспитание своей дочери. При этом указав в исковом заявлении, что других детей у них с мужем нет.
Через год она снова явилась в суд — на сей раз с заявлением о расторжении брака. Федотов возражать не стал. Хотя мог: ведь причиной развода Ольга Константиновна пожелала указать “хроническое пьянство”. О больном ребенке — нигде ни слова.
Когда Косте исполнилось три года, Федотов решил забрать его домой. Ребенок не говорил, не ходил. Никто бы и слова не сказал, если бы одинокий мужчина отказался от него. Но он и его мать, Тамара Алексеевна Федотова, бабушка ребенка, приняли окончательное решение. При передаче мальчика ему показали заявление, которое Федотовы написали при оформлении ребенка в дом малютки, — на нем Ольга Константиновна без ведома мужа сделала приписку: “В четырехлетнем возрасте согласна на перевод за пределы Москвы”. Ей, видимо, даже в голову не пришло, что возможно другое решение.
В конце концов Федотов тоже решил взыскать алименты на содержание сына. Решение суда вступило в силу в июле 1992 года. Так они и жили: он платил деньги на содержание удочеренной девочки, а она — на содержание Кости. До 1995 года Ольга Федотова служила в государственном учреждении, где удержание денег по исполнительному листу происходило, что называется, автоматически. Летом 1995 года она уволилась, и все изменилось. С этого времени Федотова стала высылать алименты нерегулярно, в виде произвольных сумм. Место работы она скрывала, а искать ее по всей Москве было некому. Государство в таких случаях беспокойства не проявляет. Кому надо, тот и будет беспокоиться. А государству не надо.
* * *
В ноябре 1994 года решением Коптевского суда Костя Федотов был передан на воспитание отцу. Мать Кости иск признала и против решения суда не возражала. Но вскоре Владимир Федотов обратился в суд с иском о лишении ее родительских прав. Тут Ольга Константиновна решила взять дело в свои руки. Она стала активно сражаться за право оставаться Костиной матерью. Федотова “пояснила, что она работала, занималась воспитанием несовершеннолетней дочери, поэтому не имела возможности навещать сына, и намерена обратиться в органы опеки и попечительства с заявлением об определении порядка участия ее в воспитании сына”. Из этого следует, что Ольга Константиновна не отрицала, что в жизни сына никакого участия не принимала, но намерена все изменить.
Суд отказал Владимиру Федотову в иске о лишении его бывшей жены родительских прав на сына. Тем самым Ольге Федотовой была предоставлена очередная возможность принять участие в жизни тяжело больного ребенка, которой, впрочем, она никогда и не была лишена. Ведь все “недружественные” поступки Федотова в отношении бывшей жены, собственно, и были вызваны тем, что она жила своей жизнью, в которой не нашлось места для Кости.
* * *
Так прошло 10 лет.
Все эти годы Владимир Владимирович Федотов посвятил тому, чтобы создать условия, максимально комфортные и полезные для сына. Во-первых, с 1998 года Костя находится на пятидневке в детском доме-интернате №7. Интернатов такого профиля в Москве всего восемь, и учреждение на Профсоюзной улице считается одним из лучших. Может, там нет мраморных лестниц и бархатных портьер, да зато к детям относятся бережно и с неподдельной любовью. Родители больных детей рассказывают, что в интернате идеальная чистота, хороший персонал, а Федотов считает, что им с Костей просто повезло. Во всем, что касается сына, Федотов — максималист, и раз он так говорит, стало быть, так и есть.
Во-вторых, Владимир Владимирович и Тамара Алексеевна обменяли свои квартиры на одну превосходную трехкомнатную квартиру в Медведкове. Квартира битком набита тренажерами и всякими хитрыми приспособлениями, необходимыми для занятий с Костей. Первое, что видит человек, пришедший в гости к Федотовым, — трехколесный велосипед. Но только не детский, а сделанный на заказ: два колеса впереди. Костя разъезжает на этом чуде техники, а его отец и бабушка с удовольствием об этом рассказывают.
В-третьих, Федотов живет бобылем. Мать, которой восемьдесят лет, и Костя — вот и вся его семья. Ему бы жениться, нарожать детей. Но он боится, что в доме появится человек, который не сможет ужиться с Костей. Поэтому в доме, кроме сына и матери, больше никого нет.
Каждую пятницу Федотов привозит Костю домой и всячески старается продлить его “каникулы”. Летом они едут на дачу. Большой участок, чудесный воздух. Одно плохо — далеко. Я даже представить себе не могу, как Тамара Алексеевна справляется с непростым деревенским хозяйством, не говоря уже о Косте. За Костей нужен постоянный присмотр, а прислуги в доме, как вы понимаете, нет. Федотов работает в строительной фирме. Доход — около пятнадцати тысяч в месяц. Две трети пенсии, которую получает Костя (около двух тысяч рублей), Владимир Владимирович платит за пребывание сына в интернате.
А что же Ольга Константиновна?
Ее задолженность по алиментам на 1 мая 2006 года составляет 65650 руб. Вот и все, что на сегодня связывает ее с Костей.
* * *
В 2005 году Владимир Федотов вновь обратился в суд с иском о лишении бывшей жены родительских прав.
В суде было установлено, что в детскую поликлинику №99 Ольга Константиновна никогда не приходила. За время пребывания Кости в доме-интернате №7 ни разу там не была и ни разу туда не звонила. Из управления муниципального округа “Ростокино” в суд поступил следующий документ: “Доводим до вашего сведения, что Федотова О.К. в отдел опеки и попечительства УР “Ростокино” для организации встреч с несовершеннолетним сыном не обращалась”.
Не обращалась Федотова с такой просьбой и в МП “Западное Дегунино”, по месту своего жительства.
Однако Ольга Константиновна Федотова неожиданно нашла поддержку в лице судьи Тимирязевского районного суда Москвы А.Г.Поляковой. Что странно. В том числе и потому, что все инстанции, от которых требовался официальный ответ или заключение, в один голос сообщили одно и то же: Федотова с ребенком не общается и ни разу не пыталась установить с ним контакт.
Почему-то судья Полякова сочла убедительными объяснения Ольги Федотовой, которая не моргнув глазом написала в отзыве на исковое заявление бывшего мужа следующее: “Истец утверждает, что я уклоняюсь от выполнения своих родительских обязанностей, не забочусь о сыне, уклоняюсь от уплаты алиментов. Однако доводы истца не соответствуют фактическим обстоятельствам дела и не основаны на действующем законодательстве РФ... Истец всячески препятствует моим попыткам общаться с сыном, скрывает его, по телефону на мои звонки я слышу только ругань и угрозы…”
Мало того, встретив такой теплый прием в Тимирязевском суде, безутешная мать сына-инвалида обратилась к бывшему мужу с встречным иском об устранении препятствий к общению с ребенком.
* * *
Ольга Федотова за 16 лет ни разу не видела сына и ни разу не сделала попытки увидеть его. Если бы, как она утверждает, отец ребенка чинил ей препятствия, на помощь обязательно бросились бы сотрудники органов опеки. Но чего ж бросаться, когда никто об этом не просит.
Главный специалист опеки и попечительства из Западного Дегунина Нина Георгиевна Ершова сказала: “Мы спросили мать Кости Федотова, почему она столько лет не интересовалась ребенком, она ответила, что ей нужно было воспитывать дочь. А Владимир Федотов нас потряс. Его любовь к ребенку безгранична. Он привел к нам тяжело больного подростка, который с трудом передвигается и знает всего несколько слов, и сказал: посмотрите, какого красавца я вырастил. Этот мальчик живет в своем мире, с любовью созданном отцом и бабушкой. И посторонний туда просто не может проникнуть. А его мать — человек посторонний. Она столько лет его не видела и, видимо, даже не представляет себе, какой он сейчас. Как она собирается с ним общаться? Он ведь понятия не имеет, кто она…”
Но общаться с Костей его мама, конечно, не собирается.
* * *
Федотова и не думала отрицать тот факт, что она 16 лет не видела сына. Правда, винит она в этом не себя, а бывшего мужа: злодей не давал ей встречаться с ребенком, а что может сделать слабая женщина? Объективного подтверждения этот сомнительный тезис не нашел и держится только на показаниях дочери, матери и брата Федотовой. Но даже судья Полякова, понимая, надо думать, нелепость таких утверждений, все же спросила у Федотовой, почему она до сих пор не встречается с сыном. Федотова ответила: это мое упущение…
Ну и хорошо. Выходит, поняла, что была не права. И 20 декабря 2005 года в иске Федотова к бывшей жене о лишении ее родительских прав было отказано, потому что “собранными по делу доказательствами виновное поведение Федотовой О.К. не установлено”.
Правда, в решении еще говорится, что надо бы “предупредить Федотову о необходимости изменения своего отношения к воспитанию сына и возложить на органы опеки и попечительства контроль за выполнением Федотовой О.К. своих родительских обязанностей”. Для чего же так лицемерить? Через год Костя станет совершеннолетним. Судья Полякова полагает, что за год Федотова преобразится и наверстает упущенное за 16 лет? И как, интересно, сотрудники отдела опеки могут проконтролировать выполнение Федотовой своих материнских обязанностей?
16 марта 2006 года судебная коллегия по гражданским делам Мосгорсуда решение Тимирязевского суда оставила в силе, а кассационную жалобу Владимира Федотова — без удовлетворения. Но что еще более удивительно — прокуратура поддержала Ольгу Федотову.
* * *
Между тем самое время задать вопрос: почему Федотова так отчаянно цепляется за право называться матерью Кости Федотова? Неужели боится людского суда?
Кому как не прокуратуре положено знать, что упорство Федотовой имеет простое объяснение. Во-первых, по закону мать, воспитавшая ребенка-инвалида, имеет право на пять лет раньше срока выйти на пенсию. Конечно, есть решение суда, в соответствии с которым ребенок был передан на воспитание отцу, но кто будет докапываться до истины? Придет Ольга Константиновна Федотова в собес, принесет справку о том, что ее родной сын — инвалид, — и все. И будет государство расплачиваться с любящей мамашей. Во-вторых, мало ли что может случиться? Костина бабушка разменяла девятый десяток. Костин папа — тоже человек не первой молодости. И представим себе на мгновение, что их не стало. Ольга Федотова станет опекуном сына, а главное — опекуном роскошной трехкомнатной квартиры. А если он внезапно скончается (что вполне возможно, поскольку его жизнь всецело зависит от полноценного ухода), эта квартира, разумеется, достанется его матери как его единственной наследнице.
Поддерживая Федотову, заместитель межрайонного прокурора Ю.Боброва пишет: “Суд пришел к правильному выводу, что основания для лишения ответчицы родительских прав отсутствуют”. Конечно! Ольга Федотова — образцовая мать! А что касается хронической задолженности по алиментам — не в деньгах счастье, не так ли?
* * *
А знаете, может, это и не судебный очерк. Может, это попытка сфотографировать жизнь на фоне затянувшегося суда. Фото со вспышкой. И вообще, чего добивается отец Кости? Для чего он так отчаянно сражается за то, чтобы бывшая жена официально перестала быть матерью его сына?
Таких детей на самом деле немало. Просто мы ничего о них не знаем. Как не знаем и того, о чем думают родители этих детей.
Принято считать, что такие дети живут, пока живы те, кто за ними ухаживает. В нашей стране учреждения для подобных больных вызывают ужас. И нам кажется, что так происходит везде. На самом деле цивилизованное государство способно создать подходящие условия жизни для любого человека — именно поэтому его называют цивилизованным. И рано или поздно в нашей стране тоже возникнут чудесные лечебницы, по-другому, наверное, просто не может быть. Но вот Костин отец уже сегодня верит в то, что, даже оставшись один, Костя будет жить так, как он жил с папой и бабушкой. И квартира в Медведкове — это капитал, который может обеспечить такую жизнь. Случись что, в обмен на этот капитал государство возьмет на себя уход за Костей. Вера в такое чудо и заставляет Владимира Федотова отчаянно сражаться в суде. И понять это можно только тогда, когда видишь, как он смотрит на сына.
* * *
Я видела родителей, самоотверженно бьющихся за жизнь больного ребенка.
Я видела женщин, в одиночестве несущих крест матери ребенка-инвалида.
Но никогда в жизни я не видела отца, который столько лет лелеет дитя, практически отвергнутое миром. Он отдал своему единственному ребенку все, что смертный человек в силах отдать другому. Он отдал больше: право жить своей жизнью. Его жизнь уже давно — это жизнь его сына. Трудно даже представить себе, что он сумел для него сделать. Все, что может Костя, это дар отца.
Мы сидели на кухне и пили чай. И вдруг он сказал: пойдемте, я вам что-то покажу. Федотов привел меня в комнату сына и показал, как щедро заливает ее солнце.
— Правда, здорово? — сказал он. — Костику тоже очень нравится.
Поэтому вначале я и приняла его за сумасшедшего.
Безумная любовь к беспомощному ребенку.
Безумная жестокость официальных лиц.
Безумное желание помочь ему, Владимиру Владимировичу Федотову.
Прошу уполномоченного по правам ребенка Алексея Голованя вмешаться.
P.S. А иск Ольги Федотовой об устранении препятствий к общению с ребенком оставили без рассмотрения. Почему? Потому что истица не приходила на заседания суда. Некогда было...
