Генерал Антон Деникин вспоминал, что, когда стал капитаном и получил роту, первым делом отменил телесные наказания. Эксперимент не удался. С роты Антона Ивановича быстро сняли, а его преемник, раздавая зуботычины, говорил: “Здесь вам не Деникин”. В тех же мемуарах один из лидеров белого движения и командующий одним из фронтов во время Первой мировой войны сформулировал главную проблему русской дореволюционной армии. Ее главная беда заключалась в том, что она была как бы поделена на две команды — офицеров и солдат. И играли эти команды совсем в разные игры. Только, может быть, во время Отечественной войны 1812 года общее единение сумело охватить все воинство — от рядовых до генералов.
Между тем Деникин сформулировал главную проблему не только дореволюционной армии, а русской армии вообще. Советская армия также была поделена на офицеров и солдат. Можно вспомнить бесчисленные рассказы дембелей о том, как они писали в сапоги взводных и ротных, чтобы дать понять, как они на самом деле относились к командирам. Конечно, во время боевых действий появляются исключения. Кого-то начинают любить. Как правило, тех, кто своей ответственностью спасает жизни подчиненных.
Есть банальная мудрость: Вооруженные силы — всегда слепок общества. Русское общество и при царе, и при коммунистах, и после революции 1991 года поделено на две неравные части — представителей власти и находящихся при власти слоев и — все остальные. До 1917 года у власти находилось дворянство. До 1991 года — ЦК КПСС. Сейчас — чиновники разных мастей, которые по сути присвоили себе все привилегии высшего класса. По большому счету быт чиновников абсолютно отстроен. Их мир совсем мало пересекается с миром подведомственного населения. Разве что неизбежные встречи на дорогах, где привилегии в виде машин с мигалками одних вызывают все большее социальное раздражение у других. Но, если общество так поделено, так почему армия должна быть одной командой? Это невозможно, потому что противоречит всему укладу отечественной жизни.
На самом-то деле: безобразия в армии — проблема цивилизационная. Мы ничего не сумеем изменить, пока не откажемся от “особого русского пути”. Пока будем считать, что нынешнее особое положение чиновников, полная сакральность и самодержавность власти не есть уродливое проявление негодного госустройства, а местная ценность, освященная традициями.
Но почему-то именно положение в армии общество раздражает и вызывает чувство стойкого неприятия. Более того, проявление этой же единой в целом крестьянской цивилизации в гражданской жизни приветствуется большинством населения. Но когда дело доходит до Вооруженных сил — все меняется. Сколько ни обвиняли комитеты солдатских матерей в том, что они работают на ЦРУ, эти матери не исчезают и борются за то, что считают важным. Борются гораздо более успешно, чем все другие правозащитники вместе взятые. И именно потому, что пользуются широким сочувствием населения. Их заботы понятны всем. Трагедии молодых людей, отданных в армию, вызывают гораздо больший отклик, чем любые другие несправедливости.
В чем же дело? Как ни странно, дело в том, что именно по отношению к армии видно, как очень медленно, шаг за шагом, иногда по миллиметрам, но все-таки меняется та самая русская цивилизация, о ценности которой так любят рассуждать патриоты. Дело в том, что большинство людей уже переехало в город. Их быт изменился. Практически в любой семье уже нет “лишних” сыновей, с потерей которых можно смириться. Как правило, в семье один мальчик. И он является главной ценностью для родителей. Привычный лозунг: “Бабы новых нарожают” — уже впрямую не соответствует действительности.
С другой стороны, совсем скрыть факты дедовщины и других безобразий — тоже уже невозможно. Все-таки у нас хоть и суверенная, но пока демократия. А не традиционный бабушкин авторитаризм. И если в других областях жизни победа вечных ценностей кажется возвращением к привычной психологической ситуации, то в случае с армией этого уже произойти не может.
И именно по отношению общества к армии видно, что Россия хоть медленно, но меняется. Что ценность человеческой жизни, которая никогда не была присуща нашему государству, потихоньку начинает доходить до широких масс. Доходить самым естественным путем — через страх за судьбу детей.
И если дело так пойдет дальше, то уже в обозримом периоде высшие чиновники не будут так спокойно смотреть на бесконечные “дела Сычева”, которые каждый год происходят десятками. Просто суверенная демократия будет иметь шанс превратиться в демократию обыкновенную. И тогда даже вельможи будут понимать, что закон написан для всего общества. И их дети не отсидятся где-нибудь, а тоже пойдут по призыву. И тогда их гораздо больше будет интересовать то, что происходит внутри Вооруженных сил. И они будут по-другому смотреть на министра обороны, по-другому с ним разговаривать, по-другому требовать от него перемен. И он тоже почувствует, что необходимо что-то менять кардинально. Перед своими-то неудобно.
В этом и есть залог того, что реформа призыва, с которой теперь якобы разобрались, будет неизбежно продолжена. Дайте срок.
