Второго марта в “МК” был опубликован материал о церковных приютах. Он вызвал море откликов, и это море было черным от гнева несогласных.
С чем? С тем, что нужно закрыть все церковные приюты? Но мы писали вовсе не об этом…
Если отбросить рассуждения о мешке ассигнаций, которые мне ночной порой доставили из прокуратуры за публикацию заказного материала, о том, что я не имею никакого представления о проблемах брошенных детей, и о том, что факты, приведенные в статье, — вовсе не факты, а чистое вранье, можно выделить главное, так сказать, квинтэссенцию благовоний, вылитых на мою голову. И выяснится, что подавляющее большинство оппонентов свято верит в полную и абсолютную независимость церкви от законов государства, на территории которого она действует.
По мнению многих, церковь — это территория высшего закона, а служители церкви — люди не от мира сего, и по определению все их поступки — образец для подражания. Между тем священнослужители — такие же люди, как и прочие смертные. И ни в одной священной книге не написано, что священник и Бог, которому он служит, — одно и то же.
Это вековая мечта человечества — видеть рядом с собой людей чистой жизни. Однако как в старину, так и нынче служители церкви, будучи людьми из плоти и крови, едят, пьют, спят, совершают ошибки. И как в старину, так и сегодня действия граждан, принявших сан или постриг, должны подчиняться законам государства. Это не право, а обязанность. Как бы ни хотелось видеть в этих людях существа высшего порядка.
По этой же причине любая деятельность священнослужителей должна подчиняться светским законам. В том числе и деятельность, связанная с организацией приютов для детей и взрослых.
Несмотря на многочисленные упреки в том, что я борюсь за закрытие приюта “Никита”, хочу напомнить: в моей статье об этом не говорится ни слова. По той простой причине, что вовсе не это явилось целью моего выступления. На этом основании меня величают не иначе как пером прокуратуры. Чудно, конечно. Но не то, что меня записали в “перья”. Дело в том, что и прокуратура, как местная, так и областная, ни разу нигде не говорила о закрытии “Никиты”. Речь как шла, так и поныне идет о приведении деятельности приюта в соответствие с законодательством.
Возможно, Министерству соцзащиты и Министерству образования следовало в свое время позаботиться о том, чтобы подробно расписать всю процедуру оформления церковного приюта для детей. Этого нет, однако настоятель храма Святого Великомученика Никиты, при котором создан приют, не от меня узнал, что приют необходимо зарегистрировать. И признал, что делать это не спешит, поскольку после оформления регистрации придется всем сотрудникам вновь созданного учреждения платить зарплату, а денег на это нет.
“Вы не котенка берете, а ребенка”
Давайте зададим себе вопрос: что на самом деле важнее — благополучие ребенка или буква закона? Вряд ли мнения разделятся. Конечно, благополучие ребенка — главное, все остальное потом.Но тогда давайте зададим себе и второй вопрос: а что это такое — благополучие? Что за фрукт, где растет и с чем его едят?
Вот появляется ребенок. Главные люди в его жизни — родители. Но они могут заболеть или умереть (что редко), а могут бросить детей (что сплошь и рядом). И возникает ситуация, когда ответственность за судьбу ребенка берет на себя государство. Больше некому.
Однако все мы знаем, что государство не может погладить по голове, подуть на ушибленную коленку, рассказать на ночь сказку, потому что государство — это не дядя в короне и не тетя в красивом платье, а некий свод правил и учреждения, сотрудники которых обязаны следить за их выполнением.
Как же государство может помочь ребенку? В первую очередь — создав систему, в ведении которой и будет детство: чтобы ребенок ни в чем не нуждался, был сыт, одет, здоров, чтобы у него была возможность учиться, отдыхать — словом, жить, а не существовать. Да, вариантов не так уж много. Либо ребенок будет находиться в интернате (детском доме, богадельне, приюте — название не имеет значения), либо его усыновят или возьмут под опеку.
Ни сотрудники интерната, ни опекуны, ни усыновители не могут заменить ребенку родителей. Все знают, что это всегда — исключение из правил. И именно поэтому жизнь сироты регламентирована государством. У него должен быть адрес, медицинский полис, учителя и наставники, чтобы ребенок не выпал из жизни, чтобы о нем не забыли, чтобы ему всегда можно было помочь. Может, это и не венец творения, но ничего лучшего до сих пор никто не придумал.
Защитники приюта “Никита” в один голос твердят, что отец Амвросий приютил детей, которые были на грани жизни и смерти. И по этой причине никто ему не указ: делает что может и как может. Подумаешь, у детей нет регистрации… Вот и давайте подумаем. Появился в приюте ребенок. Сам ли пришел невесть откуда, люди ли добрые привели — появился.
Почему бы не сообщить в милицию и не зарегистрировать новенького? А что, если его ищут родители? Или родственники? Такое тоже бывает. И никто не может знать заранее, плохие это люди или хорошие, может, они рады помочь ребенку, но не знают, как это сделать. А ребенок как сквозь землю провалился. И, между прочим, по закону его должны искать. И, бывает, ищут. Вот только как его найти, когда он в списках не значится?
Возьмем самый распространенный вариант: ребенок брошен. Но ведь каждый человек где-то жил, был зарегистрирован, имеет право на жилую площадь, не говоря уж об имуществе. А если он нигде не числится — значит, ничего ему и не положено. Кто же в таком случае даст ему эту самую жилую площадь? Государственные учреждения худо-бедно следят за тем, чтобы выпускник детского дома не оказался на улице. Если нет — это всегда можно решить через суд.
А как быть ребенку, который просто так проживает в церковном приюте? Если у храма нет денег на зарплату сотрудникам приюта, вряд ли найдутся деньги на квартиру или комнату для ребенка. А вот желающие оттяпать причитающиеся ему квадратные метры найдутся всегда. И чтобы этого не случилось, он и должен “значиться в списках”.
Вот кто мне объяснит, как все же понимать тот пустяк, на который я обратила внимание в день посещения “Никиты”: светским законам церковный приют подчиняться не намерен, а вот вполне светское положение о том, что администрация приюта имеет право на управление имуществом воспитанника и совершение сделок от его имени, в устав все же внесли?
Думаю, лучше всех сущность мнимого противостояния церковным приютам сформулировал уполномоченный по правам ребенка в городе Москве Алексей Головань: “Церковь строит свои отношения с государством не “по понятиям”. Не потому, что она такая хорошая и вне подозрений, а на основании законодательства…
Как можно защищать права не на основе права? Если ты хочешь помочь ребенку — потрать какие-то усилия, чтобы оформить это надлежащим образом. Вы не котенка с улицы берете, вы берете ребенка. У ребенка каждую секунду должен быть законный представитель, человек, который решает, где ему лечиться, учиться и т.д., который представляет интересы этого ребенка.
И если не оформлено законное представительство, то каким бы человек ни был хорошим, он не может принимать решения, которые касаются этого ребенка. Можно благотворить ребенку, накормить голодного, дать одежду, но защита его интересов произвольным актом благотворения быть не может. Если Церковь готова заменить собой хоть все государственные сиротские учреждения — пожалуйста, только делайте это по закону!”
В Коломне есть два церковных учреждения для несовершеннолетних: православная гимназия при храме Пресвятой Троицы и детский при Новоголутвинском женском монастыре (там постоянно находятся 30 девочек). Оба учреждения имеют государственную аккредитацию. В Одинцовском районе при Гребневской церкви действует детский дом “Благо”, в котором находятся 38 детей. Этот детский дом имеет статус муниципального учреждения. В Клину работает православный образовательный центр “Отрада” — он также имеет лицензию и регистрацию…
Исчезнувшие герои
Теперь позвольте привести один из откликов на статью “Божий промысел”. “Откуда у вас такой материал?! Читать противно. Не разобравшись, написать СВОИ домыслы — это по меньшей мере низость! Вы взрослый человек, но, судя по статье, в духовном плане не доросли. Евгения”.Чтобы не было противно, разрешите поделиться некоторыми фактами. Только и исключительно фактами.
По состоянию на 26 марта 2007 года в приюте “Никита” находится 12 детей, 11 опекаемых детей, о которых шла речь в публикации “МК”, выбыли из приюта и проживают с опекунами. Получается, что, несмотря на вранье, которым якобы изобилует нашумевшая публикация, администрации приюта “Никита” пришлось выполнить требование закона. И дети, которые должны жить дома у опекунов, теперь там и живут.
Другое дело, что, когда скандал утихнет, они наверняка снова вернутся в приют, но только вряд ли кто об этом узнает, потому что после публикации на территорию “Никиты” вход представителям светской власти закрыт.
Теперь несколько слов о монастыре Святой Живоначальной Троицы в деревне Острово Орехово-Зуевского района Московской области.
В день нашего посещения этого монастыря там находились бывшие воспитанники интерната для психически больных детей. Как следует из официального документа, “прокурору г. Торжок направлена информация о нахождении в монастыре 3 бывших воспитанников ГОУ “Торжокская сельская специальная коррекционная школа-интернат 8 вида”. Из объяснения бывших воспитанников следует, что после окончания интернатного учреждения денежные средства им перечислены не были, жильем данные лица не обеспечивались…
Согласно информации, поступившей от директора интерната, Иванов Джамал Васильевич, 1985 года рождения, являлся воспитанником интерната с сентября 1993 года по август 2002 года. Юридический статус Иванова определен не был, жилое помещение за Ивановым не закреплялось. Гаврилов Сергей Викторович, 1985 года рождения, являлся воспитанником школы-интерната с сентября 1993 года по август 2002 года. Имеет статус ребенка, оставшегося без попечения родителей. Родители решением Оленинского районного суда от 5 июня 1985 года лишены родительских прав. Жилье за Гавриловым закреплено по месту жительства матери: Тверская область, Оленинский район, деревня Никулино…”
Таким образом, информация “МК” подтвердилась, и молодые люди, о которых мы писали 2 марта, полностью поражены в правах. Насчет статуса Сергея Гаврилова — необходимо пояснить: по закону он не должен жить вместе с родителями, лишенными родительских прав. Однако он по сей день прописан на жилплощади бросившей его матери, но в суд по этому поводу никто не обращался. Потому что после окончания интерната Гаврилов находился в монастыре Святой Живоначальной Троицы, работал на скотном дворе, и защитой его прав заниматься никто не собирался.
О третьем молодом человеке, Алексее Дунаеве, сведений пока нет. Известно лишь, что все три наших героя из монастыря исчезли. На обращение к прокурору Торжка Т.Г.Нуштаеву относительно нарушения прав инвалидов II группы Джамала Иванова, Сергея Гаврилова и Алексея Дунаева ответа до сих пор нет.
А помните монументальные сооружения, окруженные роскошным кирпичным забором, похожим на Кремлевскую стену (фотография монастыря в Острово опубликована 2 марта на страницах “МК”)? Вот что выяснилось.
Согласно свидетельству о государственной регистрации права на недвижимое имущество от 15 сентября 1997 г., гражданка РФ Остроухова Мария Павловна (она же настоятельница монастыря игуменья Серафима) является владелицей части жилого дома общей площадью 624,9 м2 по адресу: деревня Острово, д. №4 — эта постройка находится на территории монастыря.
Согласно свидетельству о государственной регистрации права от 25 июня 1998 года Мария Павловна Остроухова является владелицей части земельного участка общей площадью 1500 м2 в деревне Острово, д. 4б.
Согласно свидетельству о государственной регистрации права от 30 октября 2000 года Остроухова Мария Павловна приобрела земельный участок общей площадью 131 м2 все по тому же адресу.
Согласно свидетельству о государственной регистрации права от 15 марта 2004 года Остроухова Мария Павловна является собственницей 3-этажного дома с хозяйственными постройками общей площадью 1012 м2 — все по тому же адресу: деревня Острово, д. 4а.
И получается, что все надворные постройки на территории монастыря Святой Живоначальной Троицы в деревне Острово Орехово-Зуевского района Московской области являются собственностью игуменьи Серафимы (Остроуховой Марии Павловны). Отсюда, по-видимому, следует и второй вывод: выпускники Торжокского коррекционного интерната Иванов, Гаврилов и Дунаев, равно как и те, кого от нас спрятали, являются рабочей силой богатой помещицы Остроуховой. Я не знала, что монастырские постройки, как и земля, на которой они возведены, могут быть собственностью монахов — но меня это и не интересует. Меня по-прежнему интересует судьба выпускников интерната.
Кстати, о выпускниках. Если помните, в мае прошлого года игуменья Серафима обратилась к администрации муниципального округа с просьбой помочь прибывшим в монастырь на лето восьми детям из Торжокского специнтерната. Помочь — в смысле дать денег на пропитание. Так вот, приблизительно в это же время, а точнее — 3 июня 2006 года — в уже знакомом нам доме №4б в деревне Острово, то есть на территории монастыря, был обнаружен труп О.И.Костив 1959 года рождения. Как следует из акта судебно-медицинского исследования трупа гражданки Украины Ольги Ивановны Костив, смерть наступила “от острой сердечно-сосудистой недостаточности, развившейся в результате алкогольной кардиомиопатии”.
Благочинная монастыря объяснила, что гражданка Костив приехала в монастырь на праздник Вознесения, который был 1 июня. Выходит, выпила на радостях паленой водки и умерла. Понятно, почему монахини протестовали против вскрытия тела. Но, надо сказать, жизнь в монастыре кипит. Значит, детей на лето туда нужно вывозить не по пять—десять человек, а большими группами. Да и работники всегда нужны, территория-то — полторы тысячи квадратных метров, не шутка.
Все смешалось в странноприимных домах
Несколько дней назад Патриарх Московский и всея Руси Алексий II выступил на пресс-конференции и высказал свою точку зрения на ситуацию, в которой оказался приют “Никита”: “Я думаю, что ни один приют, церковное учреждение не может быть в наше время закрыто… Их надо всемерно поддерживать и сохранять”. А глава отдела церковных связей Московского патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл незадолго до этого заявил, что “сейчас для Церкви самое трудное — организовать приют для сирот”. Он сказал, что чиновники “не хотят терять и возможность зарабатывать на всем этом деле…”Воистину, все смешалось в странноприимных домах. И, главное, все согласны, что приютов должно быть достаточно, поскольку количество детей, попавших в беду, неуклонно возрастает. Но обратите внимание: рано или поздно и у сторонников, и у критиков этого чрезвычайно сложного дела нет-нет да и вырвется упоминание о “возможности заработать на всем этом…”
Вот именно поэтому деятельность, связанная с организацией приютов для детей, должна соответствовать закону. Кто бы их ни создавал. Так за чем же дело стало?
Ничего не изменилось. Прямой путь, как всегда, самый короткий.
С этим, надеюсь, никто спорить не будет?
