Жили-были Светлана Александровна Каминская и двое ее детей: дочь Мария, 1971 года рождения, и сын Владимир, 1980 года рождения.
Все трое были прописаны в двухкомнатной квартире по адресу: Ленинский проспект, д. 94, кв. 38. Светлана Александровна — член Союза художников Москвы, муж умер, сын юрист, а дочь — лежачий инвалид. В июне прошлого года Каминская получила уведомление Департамента жилищной политики Западного округа о том, что нужно явиться для получения смотрового талона на новую квартиру, поскольку в ближайшее время их старая хрущевка будет снесена.
Светлана Александровна поехала в департамент. Инспектор Т.И.Седова спросила, что семья Каминских хотела бы получить. Светлана Александровна ответила. Велели написать заявление. Она написала.
Стали ждать ответа.
Но вместо него приходит повестка из Никулинского суда. Просят явиться на слушание дела по иску Департамента жилищной политики к семье Каминских. Из искового заявления ДЖП следовало, что семье предоставили отдельную 3-комнатную квартиру по адресу: улица Удальцова, 17, к. 2, кв. 5. Однако от переселения ответчики необоснованно отказались. Поэтому ДЖП просит суд выселить ответчиков на предоставленную им жилую площадь.
Светлана Александровна полетела к Седовой и говорит: мы не получали смотрового талона! Почему нас вызывают в суд? Вы же знаете, что мы ждем ответа на заявление.
На что Татьяна Ивановна Седова, по словам Каминской, ответила: вот смотровой талон, вечером дадите ответ — если вас все устроит, суда не будет.
Каминская говорит: мой сын через три дня вернется из командировки, он тоже должен посмотреть эту квартиру…
А Татьяна Ивановна повторяет: если сегодня не дадите ответ, это будет считаться отказом от квартиры.
Делать нечего, Светлана Александровна пошла на улицу Удальцова и выяснила, что им предлагают квартиру на первом этаже. Причем кухня находится в углублении под лоджией второго этажа и нуждается в постоянном искусственном освещении, окна квартиры находятся близко от земли, и если прохожий захочет заглянуть в такое окошко, оно окажется на уровне пояса. А для парализованной дочери сидение у окна, которое выходит на автостоянку, — единственная возможность подышать свежим воздухом.
Переезжать в квартиру на первом этаже Каминские отказались, и 12 октября состоялось предварительное слушание по делу.
Светлана Александровна объяснила судье И.В.Борисовой, что не получала смотровой талон и все произошло молниеносно, а с новой квартирой так не поступают, дело серьезное. Судья сказала, что квартиру Каминская видела — так будут они туда въезжать или нет?
Каминская: нет, не будем.
Слушание назначили на 25 октября.
23 октября попадает в больницу Светлана Александровна (пульмонологическое отделение клиники неврологии ММА им. Сеченова), а на другой день госпитализировали Машу (госпиталь Главмосстроя). Сын позвонил в суд, объяснил ситуацию и попросил перенести заседание.
20 ноября Светлана Александровна вышла из больницы и узнала, что 25 октября заседание Никулинского районного суда в нарушение закона все же состоялось и суд принял заочное решение: выселить семью Каминских в квартиру на улице Удальцова.
Тогда Светлана Александровна пишет заявление об отмене заочного решения.
8 декабря поспешное решение благополучно отменили, и новое слушание назначили на 15 декабря.
* * *
К моменту, о котором идет речь, Каминские остались в доме одни.
Застройщики, то есть ОАО “Квартал”, которым не терпелось избавиться от припозднившихся жильцов, решили поставить эксперимент: сколько издевательств они смогут выдержать? Отключили отопление, постоянно отключали свет, заливали квартиру холодной и горячей водой, на верхних этажах вскрывали батареи, взламывали дверь, угрожали, запугивали.
Светлана Александровна обращалась за помощью к главе управы района “Проспект Вернадского”, писала в Департамент жилищной политики, в мэрию — ни одного ответа ниоткуда не пришло.
12 декабря, когда Каминская уехала по делам, ей позвонила Маша. Она закричала, что квартиру заливает кипяток, одна комната затоплена и сейчас затопит вторую. Как мы помним, Маша инвалид и самостоятельно передвигаться не может. Светлана Александровна велела ей отползти к выходу, вызвала МЧС, “скорую” и милицию и полетела на Ленинский проспект.
Когда она приехала, в квартире находились два охранника и начальник охраны ОАО “Квартал”. Картина была космическая: клубы пара (застройщики спилили трубу горячего отопления), в комнате, которую занимала Маша, по щиколотку воды, по всей квартире — провода, ведь отапливать помещение приходилось с помощью обогревателей… Спасибо одному из охранников, который шел мимо дома и услышал странные звуки: вроде бы льется вода, а такого быть не должно — ведь в квартире №38 остались люди, в том числе парализованная женщина. Вот он и бросился туда — если бы не он, Маши Каминской сейчас бы на свете не было.
Приехала “скорая”: медики сказали, что угрозы жизни нет, и уехали.
Прибыл милиционер из 116-го отделения милиции: он, не выбирая выражений, растолковал Каминским, что никакого акта составлять не будет… Ничего же не случилось — какие могут быть акты? А кипяток все лил и лил.
Тогда сотрудники МЧС сами перекрыли воду и вызвали “скорую”. Они сказали, что связались с Минздравом и получили разрешение на госпитализацию Маши. И действительно, появилась “скорая” и Машу отвезли в больницу №71. Как будто люди везде работают одинаковые: две руки, две ноги — но, видно, “чрезвычайщики” сделаны из особого материала, который не гнется и не ржавеет.
На другой день Светлана Александровна приехала на Ленинский проспект взять кое-что для Маши. На обратном пути ей встретились юрист “Квартала” и начальник охраны. Они-то и вручили ей повестку в суд, заседание которого было назначено на 15 декабря.
Назавтра, то есть 14 декабря, Светлана Александровна поехала к Маше в больницу. И тут Маше звонит ее подруга Наташа Зайцева. Она не знала, что Маша в больнице, и приехала на Ленинский проспект. Смотрит — а дома, в котором жила Маша, нет. Снесли дом-то. Вместе с квартирой Каминских и со всем, что в этой квартире находилось.
* * *
А в квартире находилось то, что люди наживают за целую жизнь, причем не только свою, но и тетушек, дядюшек, бабушек и дедушек, то есть своего рода. Я уж не говорю о презренной прозе: уничтожена мебель, находившаяся в двух комнатах и кухне, библиотека, холодильник, два телевизора, музыкальный центр, компьютер, швейная машина, одежда, посуда, украшения… Сровняли с землей то, что не подлежит восстановлению: семейный архив, письма и фотографии. А еще коллекцию тканей ручной росписи, которую художник Светлана Каминская собирала всю жизнь.
15 декабря Каминская сообщила судье о том, что дом, в котором она жила, снесен вместе с имуществом. Как быть? Судья растолковала Каминской, что это событие не имеет отношения к предмету данного судебного разбирательства, и стороны вернулись к тому, из-за чего они, собственно, и собрались: к вопросу о переселении.
И тут представитель Департамента жилищной политики говорит, что у третьего человека, прописанного в квартире на Ленинском проспекте, то есть у сына Светланы Александровны Владимира Каминского, есть дополнительное жилье, так как, оказывается, в 2004 году он заключил договор ренты с бабушкой и дедушкой, у которых на Профсоюзной улице двухкомнатная квартира. А согласно статье 13 п. 7 закона о городе Москве “Об обеспечении жилищных прав граждан при переселении и освобождении жилых помещений в Москве” при предоставлении новой квартиры учитываются все жилые помещения, имеющиеся в собственности у членов семьи. А раз так, семье ответчиков по делу предоставляется не трехкомнатная квартира (от которой, как мы помним, Каминские отказались), а жилое помещение, равное тому, что они занимали, то есть двухкомнатная квартира, но на Большой Очаковской улице.
Для постороннего наблюдателя — сплошная неразбериха, а по существу все просто. Истцы, то есть Департамент жилищной политики, из арифметики лучше всего освоили вычитание. Они учли, что у Владимира Каминского есть недвижимость в виде квартиры бабушки и дедушки, но забыли про Марию Каминскую. А зря: М.Каминская страдает заболеванием опорно-двигательной системы (аксональная сенсомоторная полинейропатия с нижним парапарезом, сросшийся перелом левого бедра с ротационным смещением). И согласно все тому же закону Москвы “Об обеспечении жилищных прав граждан при переселении” людям, страдающим стойким нарушением функций нижних конечностей, должна быть предоставлена дополнительная жилая площадь или дополнительное изолированное помещение. То есть семье Каминских по закону обязаны выделить 3-комнатную квартиру.
Итак: суд принимает решение переселить Каминских в 2-комнатную квартиру по адресу: Большая Очаковская улица, 42, а Каминские подают кассационную жалобу об отмене этого решения.
Судья Борисова несколько месяцев не выдает на руки решение по делу. Каминская и ее адвокат обивают порог Никулинского суда, проходит зима, начинается весна, а решения все нет и нет. И вдруг 8 мая 2007 года Каминские получают письмо из префектуры ЗАО: начальник отдела обеспечения городских жилищных программ В.А.Прокофьев доводит до их сведения, что решение Никулинского суда о предоставлении 2-комнатной квартиры не обжаловано и поэтому оно вступило в законную силу. Оснований для пересмотра жилищного вопроса нет.
* * *
Постарайтесь представить ситуацию: пока люди выясняли отношения с Департаментом жилищной политики, их дом снесли к чертовой матери. С одной стороны, катастрофа с уничтоженным домом, с другой — затянувшийся судебный процесс. А где они, кстати, обретаются, Светлана Александровна и ее обездвиженная дочь? Живут в крошечной мастерской Светланы Александровны. Пройти в мастерскую можно, лишь наступив на диван, на котором сидит обезноженная Маша. Представили?
И тут, ко всем радостям, выясняется, что Каминские якобы не обжаловали решение Никулинского суда о переселении. А как же их кассационная жалоба? Мышка съела? Сразу после майских праздников адвокат Каминских едет в Никулинский суд и обнаруживает, что их кассационной жалобы в деле нет.
Адвокат идет к председателю суда, показывает копии жалоб — следует обещание разобраться. Через неделю председатель Никулинского суда сообщает, что кассационное слушание по делу о переселении назначено на 10 июля. Утром этого дня адвокат звонит в Мосгорсуд, а ей говорят: дело не поступило, заседания не будет. Адвокат звонит в Никулинский суд, а ей объясняют: дело забрала окружная прокуратура. Ждите.
С тех пор прошло два месяца. Видимо, буквы жалобы изучают под микроскопом, и поскольку букв много — ну, сами понимаете. Работа тонкая, деликатная…
* * *
Что же касается сноса дома вместе с квартирой и всем имуществом, 10 января 2007 года Каминские обратились в Никулинскую прокуратуру с заявлением о возбуждении уголовного дела. Гробовое молчание.
В конце апреля они обращаются в Московскую городскую прокуратуру. Гробовое молчание. И можно только догадываться, что оба дела, гражданское и уголовное, до сей поры не открытое, сошлись в одну точку, как в магическом кристалле, и этот-то кристалл сейчас рассыпает искры где-то наверху, может, у прокурора города, а возможно, и у врат алькова — в Генеральной прокуратуре. По крайней мере, даже если мечты вознесли меня в сиреневые дали и стоит спуститься на землю, тем, кто на земле, предстоит решить непростую задачку. И если с предоставлением новой квартиры взамен утраченной рано или поздно разберутся — машина уже запущена, то дело о сносе дома — совсем другая история.
И главное тут не тонкая юридическая материя — материя как раз обыкновенная, дерюга дерюгой, и в Уголовном кодексе есть подходящая статья. Главное состоит в том, что никому неохота сдавать своих. А кто такие свои? Ну уж не мы с вами, об этом не беспокойтесь. Свои — это районные власти и живущие с ними душа в душу застройщики, эксплуатационники и прочая почтенная публика. Знаете, есть такой цирковой аттракцион, икарийские игры. Это когда акробаты взбираются друг другу на плечи, жонглируют, кувыркаются, и главное — чтобы пирамида не рассыпалась, чтобы каждый артист надежно держал другого — и если один не упадет, то и другой не свалится. Говорят, в эти игры играли еще в античной Греции. Развлечение прошло надежную проверку временем.
Поэтому есть опасение, что ОАО “Квартал” падет в ноги районной администрации, а скорее всего уже пало, и эту невинную шалость — уничтожение квартиры вместе со всем имуществом — постараются замять. А если замять не удастся, начнут тянуть. А ведь на свете нет ничего безнадежнее заволокиченного дела.
…Мы и сами не заметили, как привыкли к тому, к чему нельзя привыкать.
Ведь дом не жилплощадь, как это именуется в официальных документах. Дом — та крошечная часть земли, где мы можем укрыться от невзгод. И любимая чашка в горошек, тапочки в полоску, старое кресло и окошко, из которого видно солнышко, — это не предметы интерьера. Все знают, что это такое на самом деле. Родной дом, большой ли, маленький, потому и зовется крепостью, что, завладев им, противник поражает точно в сердце. Во всех культурах и религиях дом — неприкосновенная территория. Даже во время войны, когда все вокруг рушится, остаться без крыши над головой считается равносильно ранению.
В какой-нибудь другой стране, в маленькой Голландии или в большой Америке, самовольный снос дома с квартирой, из которой не выехали люди, считается экстраординарным происшествием. Это как заплыть в чужие территориальные воды, пересечь чужое воздушное пространство или перейти границу. И представить себе, что власть не обратит на это никакого внимания, невозможно по определению. А у нас в стране, где большая часть населения владеет лишь тремя-четырьмя десятками квадратных метров, залитых потом, кровью и слезами, — у нас власть не сентиментальна.
Проделки застройщиков, которые изуродовали весь город недоступным жильем и гаражами для инкрустированных драгметаллами автомобилей, зашли слишком далеко. Прибыли так велики, что застройщики уже давно чувствуют себя существами иного, высшего порядка. Если что не по закону, это можно купить. А что нельзя купить, то можно отнять. Вот у Каминских все и отняли. Они теперь — потусторонние существа, привидения исчезнувшей квартиры. Но даже привидениям нужен дом.
Прошу Генеральную прокуратуру считать эту публикацию официальным обращением.
