Привычка слушать новое, привычка к климату премьер, привычка уставать от премьер, перенасыщаться ими, пренебрегать, – как бы привычку эту вернуть? Ведь под занавес Фестиваля оркестров с удовольствием аплодировать Рыбникову будешь хотя бы за сам факт «мировой премьеры» Шестой симфонии, хотя бы за сам факт…
Вон, на столе книжка лежит – «Статьи и рецензии композиторов Франции»: Сен-Санс, Дюка, Равель на рубеже XIX-XX вв. активно живописали музыкальную среду, их окружавшую. И в каждой фразе – градус насыщения, информативная плотность этой среды.
Скажем, статья Поля Дюка начинается со слов – «слишком многие композиторы приняли, как кажется, буквально теорию, которую в качестве парадокса изложил Эдгар По…», – то есть были эти «многие композиторы», сочинительство которых, по мнению Дюка, явилось плодом «одного лишь терпения», а отсюда – сетует автор – мы видим «необыкновенное изобилие мнимых великих мастеров, вся гениальность которых заключается…» (в подражании Вагнеру, Бетховену и прочее, прочее). Вот и жалуется Дюка, что засорили, понимаешь, искусство разными там неправильными композиторами! Хорошо им, рецензентам, было жаловаться, когда гений жил в каждой подворотне, и чуть не каждый вечер – премьера. И слов-то таких высокопарных – «мировая премьера» – не знали. Ну в Праге сыграли, ну еще раз в Берлине, делов-то?
А сейчас какой градус (при том, что концертов тьма-тьмущая)? На что «умную рецензию» писать – на 1065-ю интерпретацию 4-й симфонии Бетховена? Да и «интерпретация» – это, скорее, комплимент, – частенько идет проигрывание, не отягощенное грузом вдумчивых репетиций. Сам слышал однажды такое обращение помощника дирижера к оркестру: «Ребят, ну вы сегодня того, чуток соберитесь, а то здесь телевидение, мать их, снимает…».
Вот и получается, что эту премьеру Алексея Рыбникова (12 июня в Колонном зале Дома союзов) ждешь, как манны небесной, и рука не поднимется, напялив умудренно-философскую личину, обругать автора за какие-то там «не соответствующие школе, философии, духу времени» изъянчики… Не до жиру.
Наверное, написать симфонию плохо – нельзя. Грешно за такое браться с грязными руками. Музыканты, как врачи – учатся всю жизнь, так что пациент либо откинется, либо… будет жить. Шестая Рыбникова жить будет. Интересная, крепкая, цепкая музыка, – пусть без псевдоавангардных исканий, пусть на отлаженной безрисковой чайковско-малеровской традиции, – но это музыка, с которой, как с трамплинчика, можно лучше и тоньше понимать и Чайковского, и Малера. И благодаря ей, в том числе, они будут жить.
И особенно приятно во всей этой истории с фестивальным заказом то, что сам автор жив. Ведь все, что мы слушаем в залах – по сути, безавторская «вечная» музыка, нет живого ранимого героя. А это в какой-то момент развращает. Здесь же он есть, вот он – в зале, в обнимку с Гергиевым за час до концерта ведет последнюю репетицию… это и есть, если на то пошло, гуманизм, не подкрепленный полированным холодным камнем некрополя.
…Две недели назад, на репетиции в Белых Столбах слышал шепоток от оркестрантов, что самая интересная (красивая) в симфонии Рыбникова – Третья часть (Sarabanda).
Мне однако – и здесь не буду оригинальным – более и запомнились и понравились Первая и Вторая части, особенно Вторая (марш темных сил). Ассоциации возникают моментально, такое яркое их вращение, – Вторая часть это: и фрагмент Второй симфонии Малера (долгие, крутые удары в большой барабан у Рыбникова и сумасшедшие раскат за раскатом ударных у Малера), и стилистика равелевского «Болеро», и напряженка «Мемориала» Майкла Наймана, и жесткий сарказм «Пляски смерти» Сен-Санса, и жгучий призыв в The Trial из пинкфлойдовской «стенки». Отлично выдержанная динамичная тема с четкими дозировками сольных виолончелей, аккомпанемента скрипок, саркастическими валторновыми «поцелуями».
Как и предполагалось, публика после исполнения Второй так и не смогла удержаться от овации, прорвало, несмотря на то, что сам Алексей Львович резко снизил скорость гонки в конце части, раздвоив финалочку, а Валерий Гергиев пытался в конце исполнения не опускать руки, не давая жеста к расслаблению в зале и традиционному откашливанию.
Симфония громкая – гонг, ударные пашут в три смены, но, знаете, она необычайно оздоровляет. Уж на что не нравится Колонный зал, но даже там сама собой рассеялась эта удушливость, – тем более что оркестр (музыканты собраны со всей России) чуть не месяц готовился, еще чуть-чуть – и перезрели бы. Но Шестую они как выдохнули, последняя ударная отдача, последний рывок.
– Я буду продолжать писать, – говорит Алексей Львович, – в феврале 2009-го состоится премьера нового симфонического произведения… А когда Шестая на диске выйдет – не знаю. Это должен быть отдельный проект. Посмотрим.
У Гергиева спросили, свяжет ли он себя в дальнейшем с Фестивалем симфонических оркестров мира (тем более, что введение должности худрука фестивалю, по мнению ряда экспертов, не помешало бы), – маэстро, однако, прямого ответа не дал:
– Есть такой анекдот про дирижера, который садится в такси, его спрашивают – куда? «Да мне все равно, мне везде рады!» Не обо мне речь, но если бы я сегодня вечером не дирижировал здесь, то дирижировал бы где-то еще. В этом же фестивале меня привлекает не бюджет – этим сейчас никого не напугаешь, но идея приглашать региональные оркестры и давать мировые премьеры симфоний, – вот это я считаю заслуживающим внимания. И на Шестой Рыбникова мне интересно поработать с Объединенным оркестром, в котором собраны музыканты со всей страны, – эти люди как никто понимают, чем дышат регионы, где какие проблемы. И им надо помогать. А то знаете, если мне говорят, что такой-то певец или музыкант готовит себя к большой карьере на Западе, а сюда приедет только за какой-то невероятный гонорар, – я сразу же теряю интерес к этому человеку, несмотря на все его высокие премии и хорошие рецензии. Надо знать и помнить – кому и чем мы обязаны, а обязаны мы русской музыкальной традиции, нашим великим авторам, и только музыкантов, понимающих это, я могу назвать серьезными артистами.
…Как Гергиев вел последнюю репетицию – отдельная тема, концерт в концерте, это поистине то самое интеллектуальное наслаждение, когда лишь на мимике, обрывках фраз общаешься с близким тебе человеком и понимаешь все, и открываешь для себя что-то новое, пусть и не всегда уловимое. «Вот вы этот звук выделяете, – говорит Гергиев скрипкам, – нет, вы все правильно играете, четко, как в партитуре написано. Но… здесь это не очень уместно, вы как бы кланяетесь каждому столбу – «здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте», не надо кланятся, сыграйте это менее выпукло, ровнее…». Если я это запомнил, то музыканты из Якутска, Владивостока, Хабаровска тем более запомнят эту репетицию надолго, мало ли когда кому еще доведется три недели (каждый день!) работать под подробный комментарий композитора Рыбникова, Михаила Татарникова (дирижер-ассистент Гергиева по Мариинке), и самого Валерия Абисаловича.
Вашему вниманию представляются два фрагмента из Второй части Шестой симфонии (2008), снятые мною на репетиции.
