Уже бывало в нашей жизни это чувство, когда назревали какие-то невероятные перемены, в которые трудно было поверить и трудно было их осознать.
А потом они совершались на наших глазах, меняли судьбы сотен миллионов людей и становились историей.
Для того чтобы Горбачев встал во главе Советского Союза, потребовалось, чтобы за два с половиной года умерли три генсека - столько же, сколько за предыдущие 60 лет.
И они умерли. И Горбачев пришел к власти. И сыграл свою историческую роль. Сказать, что он ведал, что творил, было бы явным преувеличением. Но без него перемены в СССР прошли бы совсем иначе. А потом, очень скоро, отыграв свое, он был отстранен от власти, и через несколько лет его попытка баллотироваться в Президенты России на родной ему Ставропольщине привела к смешным результатам - он не собрал, кажется, и одного процента голосов.
Он был приведен к власти исторической необходимостью.
После крушения Советского Союза стало общим местом говорить о “кучке большевиков, которые захватили власть в великой стране”. Власть эта держалась ни много ни мало семь десятилетий. Влияние ее на судьбы мира было огромным. Она выстояла в тяжелейших испытаниях.
И разрушилась внешне вроде бы на ровном месте, когда никто не предвещал этого.
Была, значит, историческая необходимость.
А советская власть во многом способствовала сокрушению фашизма во Второй мировой войне. Возглавлял фашистскую Германию Гитлер, избранный, как читатель помнит, в демократической стране совершенно демократическим путем.
Историческая необходимость.
Вторая (а может быть, первая?) по масштабу и значимости революция ХХ века — исламская революция в Иране. В благополучной стране с династическим проамериканским режимом нежданно-негаданно происходит переворот, в результате чего во главе страны становится аятолла Хомейни, до того живший в Париже в безвестности. Последствия этой революции для картины сегодняшнего мира трудно переоценить.
Значит, снова — историческая необходимость.
“Ну и что? — спросит читатель. — О чем говорят эти разнородные факты?”
Позволю себе сослаться на великую книгу великого писателя. В “Войне и мире” Л.Толстого есть 2-я часть 4-го тома — там вы не встретите уже ни Наташи, ни Пьера, ни Андрея. Там вообще нет действующих лиц. Это эссе, где великий писатель размышляет о движущих силах истории. Итак, цитата:
“Идет паровоз. Спрашивается, отчего он движется? Мужик говорит: это черт движет его. Другой говорит, что паровоз идет оттого, что в нем движутся колеса. Третий утверждает, что причина движения заключается в дыме, относимом ветром. Мужик неопровержим. Для того чтобы его опровергнуть, надо, чтобы кто-нибудь доказал ему, что нет черта, или чтобы другой мужик объяснил, что не черт, а немец движет паровоз. Только тогда из противоречий они увидят, что они оба не правы. Но тот, который говорит, что причина есть движение колес, сам себя опровергает, ибо, если он вступил на почву анализа, он должен идти дальше и дальше: он должен объяснить причину движения колес. И до тех пор, пока он не придет к последней причине движения паровоза, к сжатому в паровике пару, он не будет иметь права остановиться в отыскивании причины. Тот же, который объяснял движение паровоза относимым назад дымом, заметив, что объяснение о колесах не дает причины, взял первый попавшийся признак и, с своей стороны, выдал его за причину. Единственное понятие, которое может объяснить движение паровоза, есть понятие силы, равной видимому движению. Единственное понятие, посредством которого может быть объяснено движение народов, есть понятие силы, равной всему движению народов. Между тем под понятием этим разумеются различными историками совершенно различные и все не равные видимому движению силы. Одни видят в нем силу, непосредственно присущую героям, — как мужик черта в паровозе; другие — силу, производную из других некоторых сил, — как движение колес; третьи — умственное влияние, — как относимый дым”.
Можно легко набрать из сегодняшних журналистских и политологических комментариев примеры всех трех подходов, приведенных Л.Толстым.
И с грустью констатировать, что, несмотря на невероятный технический прогресс, история методологически осталась, в общем, такой же, какой была при Толстом.
У меня нет задачи да и возможности анализировать сегодняшнее положение в США. Кризисность его очевидна, бездарность нынешнего руководства — тоже. И все же, если бы это зависело от меня, я бы всеми силами способствовал избранию Маккейна как человека ПРЕДСКАЗУЕМОГО.
Но я знаю, что это бесполезно, потому что у меня есть чувство НЕИЗБЕЖНОСТИ прихода Обамы. Я не очень верю (хотя хотелось бы) в его возможности и способности: пять бесцветных сенаторских лет в Иллинойсе, два с лишним столь же бесцветных года в сенате США — вот и весь его багаж до вступления в борьбу за пост президента.
Я помню его дышащий безнадежностью силуэт в первоначальной толпе кандидатов от демократической партии. Кто воспринимал его всерьез? Думаю, никто, включая его самого. Сейчас, когда готовы его портреты с высоко поднятой головой, героические снимки в профиль — хоть медали чекань, в это трудно поверить.
Какая сила повела и поведет людей голосовать за этого мастера общих мест?
Не знаю. Но это сила совершенно реальная. И спорить с ней, увы, бесполезно.Обама победит.
Случится это в момент, когда страна воюет за рубежом и, судя по высказываниям экономистов, вошла в худший со времен Великой депрессии кризис. Тогда к власти пришел Ф.Рузвельт. Теперь придет Б.Обама. Чего от него ждать — не знает никто, но он будет приведен на пост, чтобы выполнить свою историческую роль и войти навсегда в историю США.
Я бы предпочел этого не видеть и не быть участником этого процесса, но меня не спрашивают. И вас не спрашивают. Голосуйте, дорогие американцы, выражайте свою свободную волю.
Обама победит — без подтасовок, без подлогов, даже решений Верховного суда не понадобится.
И не ищите этому причин в очевидных вещах, о которых говорят аналитики.
Признаем же нашу зависимость от неведомых нам сил “внешнего мира, времени и причин”. Нам предстоит жизнь с другой Америкой. Америкой, руководимой Бараком Обамой.
