Тень защиты детей

Детского омбудсмена в Москве хотят поставить на службу власти

Для большинства граждан это никакое не событие. Подумаешь, какая-то поправка в какой-то устав. Люди озабочены подозрительным поведением рубля, опасаются безработицы — не до того. Но это только кажется. На самом деле нас в очередной раз обокрали. А мы этого и не заметили.

Начнем с того, что в октябре прошлого года был принят указ президента России о демографической политике РФ до 2025 года. И там черным по белому написано, что начинать нужно с развития института уполномоченного по правам ребенка в субъектах Российской Федерации. Что же получается: президент говорит: будем развивать институт уполномоченного, а тут столица устами своих депутатов говорит о том, что нам это ни к чему?

Мало того — Москва взяла на себя обязательства по участию в глобальной инициативе ЮНИСЕФ “Города, доброжелательные к детям”, и в августе 2007 года правительством Москвы и ЮНИСЕФ был подписан меморандум о сотрудничестве. Важнейшим условием этого меморандума является наличие в городе, который претендует на звание “доброжелательного к детям”, службы независимого контроля за соблюдением прав детей, то есть института уполномоченного. Ну что за чушь: одной рукой подписываем меморандум, а другой — противоречащие ему поправки к уставу. Об указе президента и говорить не приходится, решение московских депутатов выглядит отчасти демонстративно.

И раз так, понятно, почему никто из первых лиц государства не поздравил сограждан с Днем защиты прав ребенка — весь мир отмечает этот праздник 20 ноября. Именно в этот день в 1989 году Генеральная ассамблея ООН приняла конвенцию о правах ребенка, основополагающий документ, связанный с защитой прав детей.

Она ратифицирована множеством стран, в том числе и Россией. Одновременно с этим был создан комитет ООН по правам ребенка. Разработана процедура, в соответствии с которой с определенной периодичностью заслушиваются государства, подписавшие конвенцию: как выполняются ее положения, что сделано, что не сделано.

У нас ничего сделано не было. Просто отчитались перед цивилизованным миром, перевели дух и уехали домой.
Если называть вещи своими именами, у нас не осуществляется базовый принцип: наилучшего обеспечения прав и интересов ребенка. Что и неудивительно, потому что у России нет национального плана действий в этом направлении.

Звучит неправдоподобно, но это факт. Между тем такой план имеет каждая цивилизованная страна. У нас же такой документ был принят всего один раз: в 1996 году президент Ельцин подписал указ, в котором была изложена стратегия действий по защите прав детей до 2000 года. Потом должна была появиться следующая — она не появилась.

Но в России отсутствует не только национальный план — нет и федерального органа, координирующего и направляющего все, что касается детей. Скажем, в Москве создан департамент семейной и молодежной политики, как и в нескольких российских регионах. Но проблема состоит в том, что этим департаментам не на кого выходить на федеральном уровне, поэтому по каким-то вопросам идут в Минздрав, по каким-то — в Министерство образования, а координации нет.

* * *

Но, может быть, в России и без федерального органа и национального плана все обстоит не так уж плохо? Может быть, именно поэтому в столице хотят упразднить должность уполномоченного по правам ребенка?

Алексей Головань, уполномоченный по правам ребенка в городе Москве:

— Есть несколько базовых проблем, по которым можно судить о том, как обстоят дела в стране. Думаю, стоит начать с детской бедности. По данным исследования, которое провело ЮНИСЕФ в России полтора года назад, в нашей стране у бедности детское лицо, потому что для детей риск бедности в два раза выше общестатистического. Это значит, что семья с детьми имеет доходы ниже прожиточного минимума значительно чаще, чем другие. В большей степени это касается семей, в которых есть дети от полутора до семи лет. Хотя с точки зрения развития ребенка бедность резко его ограничивает. Но даже в благополучной Москве в прошлом году каждый третий ребенок жил в семье, где доход на одного человека составлял меньше прожиточного минимума, то есть 523 тысячи семей, в которых воспитывается 686 тысяч детей, имели доход ниже прожиточного минимума. Выходит, что это относится к каждому третьему ребенку — потому что в Москве около 1 миллиона 800 тысяч детей. А в России без малого 29 миллионов детей, и их количество неуклонно сокращается на 400—700 тысяч в год. Специалисты говорят, что это будет продолжаться еще несколько лет.

Вторая важнейшая проблема связана с сиротами. Цифры говорят сами за себя: после войны во всем СССР было 620 тысяч детей-сирот, а сейчас только в России 731 тысяча. Уже давно этот вопрос требует немедленного и жесткого государственного вмешательства. Первые робкие шаги сделаны — установлен минимум денежных средств, которые будут выплачивать при семейных формах устройства сирот, минимум зарплаты, когда ребенка берут в приемную семью и т.п. — но это локальные меры.

Третья проблема — дети-инвалиды. В Москве их 26 тысяч, а во всей России 534 тысячи. В первую очередь речь идет об ужасном уровне жизни, не позволяющем вести достойную жизнь. Дети-инвалиды не могут получить в нашей стране образование. Да что образование — по сути дела они выключены из жизни общества, потому что невозможно выйти из дома, воспользоваться общественным транспортом, пойти в гости, в музей, в кафе. Не говоря уже о том, что таких детей не воспринимает общество, потому что его к этому никто не готовит, толерантность общества близка к нулю. В мае я был в Вене на конференции ОБСЕ и во время перерыва вышел на улицу — это в центре, рядом с парком. Иду по парку, смотрю — а все проходят, и никто не обращает внимания. Стоит группа молодых ребят-инвалидов, страдающих болезнью Дауна. И с ними два преподавателя, которые проводят с этими подростками развивающие игры. Бросают какие-то шары, кольца, все смеются, по их лицам видно, что им хорошо. Мимо меня проходили люди, которые не обращали на это никакого внимания, а я стоял с раскрытым ртом. Через несколько минут я увидел группу школьников лет по 13—14, видимо, они шли на экскурсию. Один парнишка сидел в инвалидной коляске, а другой его вез. Меня поразили две вещи: тот, кто был в коляске, производил впечатление человека, который идет вместе со всеми, а тот, кто его вез, делал это очень привычно, без всякого дискомфорта от этого поручения. У него тоже было очень хорошее выражение лица. Это было очень естественно, вот в чем дело. Я представил, как бы это было у нас…

Следующий вопрос — жестокое обращение с детьми. Цифры не поддаются описанию. По данным МВД, в прошлом году от преступлений пострадала 161 с половиной тысяча детей, из них 2,5 тысячи погибли и около 3 тысяч получили тяжкий вред здоровью. По сравнению с 2000 годом количество детей, ставших жертвами преступлений, возросло в 1,5 раза. А от действий сексуального характера с детьми, не достигшими 16-летнего возраста, пострадало значительно больше — количество преступлений возросло почти в 31 раз, это даже страшно произносить. Я уже не говорю о том, что изготовление материалов порнохарактера с детьми возросло в 10 раз. И последнее: количество фактов вовлечения несовершеннолетних в проституцию увеличилось без малого в 12 раз. На прошлой неделе эта статистика была направлена президенту страны.

Надо сказать, что проблема жестокого обращения с детьми характерна для всех государств, поэтому два года назад генсеком ООН был назначен спецпредставитель по проведению глобального исследования на эту тему. Дело вот в чем: проблема есть у всех, но все решают ее по-разному. Например, в Норвегии правительство объявило о том, что будет сделано все возможное, чтобы к 2010 году избавиться от этого позора. В Западной Европе в этой борьбе принимают активное участие руководители государств. Они постоянно обращаются к нации. В середине октября в Европе стартовала очень мощная кампания по защите детей от насилия — в ней приняли участие первые лица государства. У нас об этом даже не упомянули.

Кроме того, наша страна не подписала факультативный протокол конвенции о правах ребенка. Один касается участия детей в вооруженных конфликтах, а другой — торговли детьми, детской проституции и детской порнографии. Оба были приняты Генеральной ассамблеей ООН в мае 2000 года. Первый мы наконец-то ратифицировали в июне этого года, по прошествии восьми лет, а второй — нет. Летом я направил множество обращений в разные министерства, от которых зависит ратификация этого протокола — в общей сложности девять писем. Я просил обратиться к президенту насчет ратификации этого протокола. Отовсюду пришли ответы: полностью поддерживаем, но считаем, что делать это нужно после того, как мы приведем наше законодательство в соответствие с этим протоколом. А если нет, сразу после ратификации наша страна будет подвергнута критике со стороны мирового сообщества. И, чтобы избежать критики, мы сейчас этого делать не будем. Выходит, до детей по большому счету дела нет никому, главное, чтобы на нас косо не посмотрело мировое сообщество.

* * *

Теперь несколько слов о деятельности уполномоченного по правам ребенка в Москве. Должность детского обмудсмена основана на законе Москвы от 3 октября 2001 года, а назначение Алексея Голованя состоялось в феврале 2002 года.

За шесть лет накоплен бесценный опыт, потому что Москва взяла на себя труд первопроходца — никто не знал, как это будет, и все начиналось с чистого листа. Сегодня служба московского уполномоченного по правам ребенка работает по нескольким направлениям.

Разумеется, помощь по конкретным обращениям. Каждый год их количество увеличивается на 15—20%. Удается решить не менее 20% поступающих обращений, что согласно мировым стандартам является очень хорошим результатом. Кроме того, бывает так, что просто нужно объяснить людям, как им действовать, — и этого достаточно для того, чтобы люди сами могли себя защитить.

Проведение независимых проверок. Служба уполномоченного каждую неделю посещает детские дома, интернаты, приюты, больницы, то есть те учреждения, где могут быть нарушены права детей. Потом возвращаются и проверяют, что было сделано. Причем главное — это, как говорится, не прищучить, а оказать практическую помощь сотрудникам, которые нередко не знают, как справиться с какой-то трудноразрешимой задачей.

Влияние на законодательство и различную практику защиты прав детей, создание специальных программ. Например, служба московского уполномоченного по правам ребенка упорно лоббировала комплекс мер по преодолению сиротства. Стратегия Москвы по улучшению положения детей — тоже инициатива этой службы. Кроме того, служба имеет право законодательной инициативы, и в этом году внесен проект закона Москвы об увеличении возраста получения ежемесячного пособия на ребенка. Сейчас оно выплачивается детям до 16 лет, а если ребенок пошел работать, но все равно семья очень нуждается, пособие не выплачивается. Вопрос тщательно проработан с департаментом соцзащиты и департаментом финансов, все пошли навстречу и поддержали. Поэтому с 1 января 2009 года ежемесячное пособие будет выплачиваться на всех детей до 18 лет, независимо от того, работают они или учатся.

Кроме того, службой московского уполномоченного внесено предложение в Федеральный закон об актах гражданского состояния — о том, чтобы изменить редакцию статьи 19 и регистрировать детей, которых матери оставляют в роддомах без документов. Таких мамаш долго разыскивают — а где найти “кукушку”? Они называют вымышленные имена, адрес. Как правило, это женщины из других республик, приходится вступать в длительную переписку с Украиной, Молдавией и т.д. А время идет, и ребенок продолжает находиться в государственном учреждении, притом что его давно могли бы усыновить. Был такой случай: одна женщина назвалась именем судьи, которая ее когда-то судила. И к ней пришла повестка, где было написано, что она оставила ребенка в роддоме…

Алексей Головань, уполномоченный по правам ребенка в городе Москве:

— При обсуждении поправок в Устав Москвы те же депутаты, которые несколько лет назад голосовали за создание института уполномоченного, проголосовали за то, чтобы должность уполномоченного по правам ребенка заменить на должность уполномоченного по правам человека. Депутаты однозначно высказались “за”. Пикантность состоит в том, что эти поправки внесены не когда-нибудь, а в Год семьи!

Между тем весь мировой опыт говорит о том, что, когда эти службы пытаются объединить, вопросы защиты прав ребенка растворяются во взрослых проблемах. Во-первых, взрослых гораздо больше, они более активны, более напористы, они требуют к себе более серьезного внимания. Уполномоченный по правам человека, что понятно, в большей степени защищает права лиц, находящихся в местах лишения свободы, тех, кто пострадал от действий органов внутренних дел, а в Москве это будут вопросы запрета митингов, точечной застройки и т.п. Вопросы детей не будут приоритетными — это точно, как это происходит в подобных ситуациях в других регионах и других странах мира.

Именно поэтому все цивилизованные государства идут, напротив, по пути создания специализированных структур. И еще одно важнейшее отличие: уполномоченный по правам человека действует, основываясь на обращениях, которые к нему поступают, потому что он оказывает содействие взрослым гражданам в защите их прав, а уполномоченный по правам ребенка не оказывает содействие, а напрямую действует, то есть защищает права ребенка — это краеугольный камень.

При этом есть международный опыт и международный критерий. Дело в том, что существуют так называемые парижские правила, которые распространяются на структуры независимого контроля за правами граждан, и правами детей в том числе. И там четко говорится, что в службе уполномоченного по правам ребенка (они везде называются по-разному) главное — независимость. А когда уполномоченного назначает другой уполномоченный, что произойдет в случае, если наша служба станет частью “взрослой” службы, — это будет так называемый квазиомбудсмен. Так же, как в детском доме можно создать видимость семьи, но все равно семьи не будет.

Повторю: в заключительных замечаниях Комитета ООН по правам ребенка от 2005 года четко написано, что комитет настоятельно рекомендует нашей стране создать структуры независимого контроля за соблюдением прав детей как на национальном, так и на региональном уровне. Москва в свое время сделала такой серьезный шаг по сравнению с другими регионами, это был просто рывок в будущее. А сейчас вопреки логике, здравому смыслу и колоссальному опыту мы собираемся сделать прыжок назад. И это притом что у такой огромной страны, как Россия, нет федерального уполномоченного по правам ребенка.

* * *

Когда-нибудь наша страна справится со всеми трудностями и станет в полном смысле этого слова цивилизованным государством. Случится это, судя по всему, не скоро. Но если не верить в это, жить еще трудней. Умные взрослые могут и подождать, а что делать детям? Цифры говорят сами за себя: в России положение ребенка с каждым днем становится все хуже. И нужно что-то делать. Нельзя не делать! Потому что мы вправе распоряжаться собственной жизнью, но не вправе отбирать будущее у идущего на смену поколения.

Упразднение должности уполномоченного по правам ребенка Москвы недопустимо вовсе не потому, что нас не поймут в цивилизованных странах. Мы слишком много должны нашим детям.

В октябре 1999 года на семинаре московской школы политических исследований выступил комиссар по правам человека Совета Европы Альваро Хиль-Роблес. Его доклад был посвящен тому, что такое — институт омбудсмена. Говорят, это было потрясающе эмоциональное выступление. А его суть состоит в следующем.

После Второй мировой войны Европа пережила глубочайший кризис. Общество ожидало от государства энергичных усилий по восстановлению нормальной жизни. “Цена этой политической концепции состоит в том, — сказал Альваро Хиль-Роблес, — что государство вмешивается во многие сферы общественной жизни, создается целый аппарат вмешательства государства в жизнь общества… мы больше зависим от государства, от власти. …Конечно, есть юстиция, суды… Но правосудие — это очень медленный институт. Поэтому и очень много злоупотреблений властью, которая находится за пределами контроля… Именно в этом конфликте, я думаю, и рождается подлинный смысл института омбудсмена. Он возникает, чтобы “залатать” оголившееся пространство. Это институт не формальный, а активный, имеющий поддержку государственной власти, институт, который пытается непосредственно защищать гражданина от всех злоупотреблений властью со стороны государственных органов, не вынуждая этого гражданина начинать какое-то судебное, медленное, сложное и дорогостоящее разбирательство. Таким образом институт омбудсмена делает свою особую политическую работу”.

Да, люди обращаются к нему не для того, чтобы поделиться радостью, поэтому омбудсмен должен понимать, что суть его действия — постоянная борьба. И по отношению ко всем государственным органам его действия — постоянный источник конфликта. Но это объективная ситуация, это неизбежно.

“Это очень тонкая работа, — сказал Альваро Хиль-Роблес. — Ведь у омбудсмена нет прав исполнительной власти, он не судья, он не может вынести приговор, он должен убеждать представителей власти… но также должен учитывать, что власти надо дать передышку для того, чтобы что-то поменять”. В России омбудсмену должна быть отведена огромнейшая роль, но, когда власть поймет, что может сделать настоящий омбудсмен, власть всеми силами постарается его укротить. “А укрощенный омбудсмен — это роскошная игрушка”.

А вот с роскошными игрушками в России как раз все в порядке. У нас просто нет времени на очередную ошибку. И нет права одним необдуманным движением уничтожить институт уполномоченного по правам ребенка, хрупкое достижение вожделенной демократии. Ведь и кислородная маска может рассыпаться от одного грубого, неловкого движения. А как без нее дышать, когда не хватает воздуха?

p-11-2.jpg Фото UNICEF

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру