“Здравствуй, “Соломинка”. Я знаю, что вы ждете тех, кто поможет в добрых делах. А мы из тех, кто отчаялся и просит о помощи. Моему сыну в июне исполнится 6 лет. У него ДЦП, а форма спастико-гиперкинетическая. Не слушаются Леву его руки и ноги. А интеллект сохранен. Посещаем логопеда в детском саду. Всей семьей бьемся за Льва. Он сам не может ни стоять, ни даже сидеть. В основном в коляске. Дома есть вертикализатор. Но всего этого мало. Ведь обрывается сердце, когда едешь мимо детской площадки и Лев просится к детям на качели… Буду рада любому общению. Татьяна”.
Я приехала в Мытищи, когда на город опустились сумерки. Наверное, поэтому дом, в котором живут Коробчуки, сразу показался мне невеселым. В маленькой двухкомнатной квартире на первом этаже живут мама с папой и двое сыновей. Старшему Диме уже десять, а Лев еще маленький.
В большой комнате на раздвинутом диване лежит дитя. Отец, высокий широкоплечий Олег, берет его на руки и вскоре уходит в другую комнату. Татьяна рассказывает о том, как они пять лет назад продали в Москве однокомнатную квартиру и купили в Мытищах двухкомнатную. Я говорю: а не жаль было уезжать из Москвы? Она искренне удивляется: о чем это я? Они искали жилье, рядом с которым есть специализированный детский сад.
Олег работает сварщиком. Раньше зарабатывал без малого две тысячи долларов, сейчас приносит домой 25 тысяч рублей. Плюс пенсия Льва и мамины деньги по уходу за ребенком — еще 6 тысяч.
Ситуация, в которой оказались Татьяна и Олег, всегда ставит людей перед выбором: ребенок — тяжелейший инвалид. Врачи говорят, что гиперкинез не лечится. Это значит, что на всю оставшуюся жизнь они взваливают на себя крест, ей-богу, неподъемный. Могли бы отказаться от ребенка и сдать его в интернат. Никто бы им слова худого не сказал: зачем калечить свою жизнь? Но они жизнь понимают по-своему.
Что это значит?
Во-первых, удивительный оказался папа. Не сбежал, не запил. Вкалывает за двоих и до сих пор не разучился улыбаться.
Во-вторых, несгибаемой оказалась мама. То, что она называет сохранным интеллектом у больного ребенка, — это связь между неподвижным сыном и матерью, которая понимает его без слов. Да, она вглядывается в его глаза, смотрит на движение губ и читает невысказанные слова. Она безоглядно ищет возможность хоть как-то развить, разработать непослушные ноги и руки ребенка. До последнего времени Татьяна была уверена в том, что Лев будет посещать специальную школу. Боюсь, не будет.
Два раза в неделю она возит его в специальный детский сад. Мечтает, что Лев примет участие в новогоднем празднике: воспитатель будет читать стихи, а Лева — показывать картинки.
В крошечной квартирке очень чисто, но все жизненное пространство занято специальными приспособлениями: посреди большой комнаты стоит вертикализатор, в который при помощи особых креплений помещают ребенка, чтобы он хоть ненадолго мог принять вертикальное положение. Купили они его два года назад за 7 тысяч. Рядом стул-опора — его пришлось выписывать из Новокузнецка за 20 тысяч рублей, спасибо, помогли любимые тетушки мужа Лариса Кирилловна и Раиса Кирилловна. А стул оказался маловат. До слез жаль денег, и место занимает… Ко дню рождения родственники сложились и купили Льву велодоктор, то есть специальный велосипед с креплениями. Он тоже стоит в комнате. А в коридоре две сложенные коляски для улицы.
Единственное более или менее свободное пространство — это детская комната с двухэтажной кроватью. Недавно Олег сделал в квартире ремонт. Длилось это удовольствие почти два года, зато все чистое, новенькое. Люди ожесточенно бьются за право жить, как все: водить ребенка в школу, приглашать гостей. Татьяна не может оставить Льва ни на минуту. Но и она улыбается. Иначе не выжить.
Казалось бы, государство должно помогать таким семьям. Вылечить ребенка невозможно — но дать квартиру, где они могли бы достойно жить, не стесняя старшего, встречаться с друзьями по несчастью, с родственниками — это возможно? Оказывается, у Коробчуков какие-то миллиметровые излишки жилой площади. Им не положено. А кому же тогда положено?
Тем, кто пал духом и закрыл глаза, опасаясь сокрушительных последствий мирового финансового кризиса, советую учиться у Коробчуков. Чему учиться? Уму-разуму. Понимаете, когда человек осознает, что обыкновенная прогулка по улице — это праздник, доступный не всем, у него, возможно, что-то повернется внутри. Татьяна закончила техникум легкой промышленности, но о работе не смеет даже мечтать. Да, вот именно мечтать. Хоть уборщицей, хоть по специальности. Так же, как все, вставать спозаранку и бежать на работу — это тоже мечта. Вот в этой семье нет и никогда не будет никакого кризиса, потому что они могут надеяться только на себя и действуют, несмотря ни на что.
“Соломинка” уведомляет Татьяну, Олега, Дмитрия и Льва Коробчуков, что к ним приедет Дед Мороз. Он любит пироги с капустой и чай с лимоном. Ставьте самовар!
* * *
История, которую я собираюсь вам рассказать, время от времени кажется мне странным сном, который привиделся в жару и лихорадке. Но каракули, которые я спешно выводила на лестнице старого сталинского дома, возвращают к реальности. Которая состоит в том, что в редакцию позвонила фельдшер “скорой помощи” Юлия. Она рассказала мне, что утром была на вызове на Ленинском проспекте. У двух стариков на попечении пятеро детей, младшему из которых 3 года. Дедушке неудачно сделали урологическую операцию, мочевой пузырь выведен наружу, вот к нему и вызывали “скорую”.
На другой день я приехала по указанному адресу. Дверь мне открыла пожилая женщина. Она посетовала, что они с 3-летним Алешей долго встречали меня на улице, и теперь вот он захотел в туалет, пришлось вернуться.
— Где будем разговаривать? — спросила я.
— Здесь, — сказала женщина и открыла дверь в комнату. Я остолбенела. Представьте себе старый московский дом с высокими потолками, вместительную комнату с большим окном — и вся эта комната завалена каким-то тряпьем и бог еще знает чем. У дальней стены — диван, на котором сидит пожилой человек с выведенной из бока трубкой. Запах соответствующий. Что значит “комната завалена”? Именно то и значит: чтобы пробраться к сидящему на диване, приходится прокладывать путь между одеждой, вываленной из шкафов. Какие-то коробки, мешки. Пола не видно.
— Нет, здесь не получится, — сказала хозяйка, и мы двинулись по коридору. — Может, здесь?
Она взялась за ручку двери, но вторая комната оказалась заперта.
— Там соседи? — осторожно спросила я.
В этот момент дверь открылась, и я увидела точно такую же комнату — пола не видно. Слева от входа оказался диванчик, на котором лежала молодая красивая девушка. Нетрудно было догадаться, что лежит она давно и встает лишь по известной необходимости.
— Здесь тоже не получится… — сказала хозяйка.
Каюсь, до кухни я не добралась. Я поняла, что там у меня могут сдать нервы. И мы пошли на лестницу, благо подоконники широкие, а рядом оказался стул.
Вот что рассказала Людмила Ивановна Копейкина.
Ей 76 лет. Мужу, Владимиру Дмитриевичу, 79 лет.
У них было две дочери. У одной все в порядке, живет своей жизнью, семья, работа. А 33-летняя Людмила в 2004 году погибла в Волгограде. У Людмилы было четверо детей: старшая Елена от первого брака и трое детей от второго брака: 12-летняя Ира и 9-летние двойняшки Дина и Люся. У Елены есть 3-летний сын Алеша. Второй муж погибшей дочери, Андрей Федорович Калинков, живет и работает в Волгограде. Бабушка объяснила, что алиментов на детей он не платит.
Я спросила: почему мать Алеши лежит в постели?
Ответ: вы что, сами не видите?
Похоже, Елена страдает психическим заболеванием. Во всяком случае, она находится на попечении бабушки. Как и внучки. Ирина, как мне было сказано, сейчас в школе, а Дина, Люся и Алеша, пока мы разговаривали, стали бегать по лестнице. Вскоре наверху что-то загрохотало — видимо, дети спустили с лестницы какой-то внушительных размеров предмет. Наверху захлопали двери. Людмила Ивановна попробовала унять внуков — не тут-то было. Девочки не обращают на нее никакого внимания и демонстрируют завидную самостоятельность. Куда они побежали и чем занялись, мне неведомо. Алешу бабушка поймала, но ненадолго.
Я спросила у Людмилы Ивановны: сколько лет квартира находится в таком состоянии? Она вначале удивилась: а что тут особенного? Когда все вещи не в шкафах, а на полу, их не надо искать, все на виду. Но все же призналась, что раньше было иначе, это только последние три года так. Я поинтересовалась, на что они все живут? Если муж погибшей дочери не платит алименты…
— И не надо, — сказала Людмила Ивановна. — У нас есть сбережения. Нам с мужем самим помощь нужна. Сами видите.
Признаюсь, я вылетела из подъезда с крейсерской скоростью. Даже не решилась достать из сумки фотоаппарат. Похоже, что Людмила Ивановна и Владимир Дмитриевич Копейкины нуждаются в неотложной помощи. Мне показалось, что Людмила Ивановна тоже страдает расстройством психики. Во всяком случае, она никоим образом не в состоянии опекать малолетних детей. Квартира находится в антисанитарном состоянии. Дети предоставлены сами себе. Ума не приложу, как могут в школе не знать, что происходит с Ириной, Диной и Люсей. А если Алеша действительно ходит в детский сад — почему молчат сотрудники детского сада?
Убедительно прошу уполномоченного по правам ребенка в Москве Алексея Голованя принять меры для выяснения обстоятельств существования четырех малолетних детей.
* * *
В прошлом выпуске “Соломинки” мы рассказывали о том, что 15-летний Денис Вальков, которому в РДКБ пересадили почку, не может уехать домой. На поезде это опасно для жизни, потому что у подростка ослаблен иммунитет, а денег на самолет нет. Я обратилась с просьбой о помощи в департамент общественных связей “Аэрофлота”. Огромное спасибо директору департамента Льву Сергеевичу Кошлякову — Денису и его маме предоставили бесплатные билеты, и сейчас они дома, в Зеленогорске Красноярского края.
И еще несколько слов о волонтерах “Соломинки”.
Я очень боялась, что из-за кризиса у людей опустятся руки и наши помощники будут заняты собственными проблемами. Знаете, я ошиблась. Не могу забыть нашего читателя Дениса Никитина. Некоторое время он не давал о себе знать, и вдруг, в самый грустный момент, позвонил и приехал. Денис, очень молодой человек, сказал: у меня трудности, но я подумал, что вокруг много людей, которым хуже, чем мне.
Не знаю, за что мне такая радость — встречаться с людьми, у которых сияют глаза. Николай с улицы Бахрушина, Юлия с Бауманской, Ксения с новорожденной красавицей-дочкой, которые живут у “Сокола”… Их не так много. Но главное — их не стало меньше. Когда вам станет совсем плохо, вспомните об этом. Это очень сильнодействующее средство.
Чуть не забыла: коллеги-журналисты Элеонора и Лидия прислали для “Соломинки” четыре сундука книг и подарили отделению трансплантации почти РДКБ роскошный аквариум, о котором давно мечтали дети, годами находящиеся в отделении. Даю честное благородное слово, что самые красивые рыбки будут названы, коллеги, в вашу честь.
А еще мы купили Жанне Ходоровской из этого отделения распрекрасное финское пальто.
И последнее: 29 декабря “Соломинка” вместе с Дедом Морозом поедет поздравлять тех, до кого он один может и не добраться.
* * *
Благодарим Юлию (Бауманская), Галину, Елену из Конькова, Юлию, Ксению, Николая и Елену Яшину, Майю и Марину, Елену Быкову, Дениса Никитина, Галину Кобзеву, Элеонору и Лидию, Илью Сороко и всех, кого не сумели назвать.
Звоните нам по телефонам: 250-72-34, 250-72-72, доб. 74-66, 74-64.
E-mail: Letters@mk.ru (с пометкой “Соломинка”).
