Забытые на Святой земле

Россиянки, пострадавшие в катастрофе, два года не могут уехать из Израиля

Эта трагедия случилась 16 декабря 2008 года. Автобус с полусотней россиян, прилетевших в Израиль из Санкт-Петербурга, мчался по крутому горному серпантину в гостиницу. На одном из поворотов водитель не справился с управлением, и тяжелая машина улетела в пропасть. Двадцать пять человек погибли на месте, остальные с травмами разной степени тяжести были доставлены в местные больницы. Практически всех пострадавших в крупнейшей за всю историю Израиля автоаварии эвакуировали на родину. Но по прошествии почти двух лет в далекой стране остаются еще две россиянки, получившие тяжелые травмы.
Россиянки, пострадавшие в катастрофе, два года не могут уехать из Израиля
Светлана ТИХОНОВА

Светлана Тихонова и Марианна Кузьминова все это время живут надеждой вернуться к своим семьям на родину и продолжить лечение. Но улететь самостоятельно им не по силам. Да и родственникам расходы не по карману. Женщинам нужны не только сопровождающие, но и специально оборудованные кресла в самолете. О раненых в той катастрофе, кажется, забыли…


* * *


— Я иногда сравниваю свое долгое пребывание на чужбине со службой в армии, так же далеко от дома, от родственников, — рассказывает Светлана ТИХОНОВА. — И те же два года. Но ничего не поделаешь... Только уезжать в любом случае надо. Спасибо клинике “Байт ба-Лев” в Бат-Яме, где сейчас нахожусь, — здесь хорошие физиотерапевты, тренеры, очень многому меня научили. Я продвинулась в этот период значительно. Но это все же не лечение — реабилитация. А моему организму необходимо продолжать лечение. Израильская сторона вроде пообещала помочь с вылетом, транспортировкой…


— Как же могла сложиться ситуация, при которой ваше возвращение домой превращается в настоящую спасательную операцию?


— Когда через три месяца после аварии все наши улетели, в Израиле остались я и Марианна Кузьминова. У нее ситуация еще тяжелее: шейный перелом, не работают руки — абсолютно полная зависимость от медперсонала. Я хоть руками могу двигать, но ниже груди все парализовано, а она и этого не может. Марианну очень жалко.


Но лететь в таком состоянии обычным рейсом нереально. Я сама не могу ни встать, ни пересесть, ни даже перевернуться набок, как минимум двое сопровождающих необходимо. Сидеть в простом кресле не могу, единственный вариант — или специализированным самолетом возвращаться, или лежа, на трех креслах. В любом случае стоимость перелета вырастает очень даже сильно. На такую транспортировку денег не хватает.


И родственникам часто прилетать сюда тоже нереально. Для них это — сумасшедшие деньги. В мае, когда меня перевели из тель-авивского реабилитационного центра “Реут” в Бат-Ям, сын приезжал, помогал с обустройством на новом месте. Но родственники не могут здесь постоянно находиться, они работают. К тому же перелеты, проживание в отелях, питание — все дорого. А ведь еще предстоят огромные траты на восстановление, на переделку жилища. Я, например, живу на седьмом этаже. Лифт есть, но узенький, как все лифты в России. Они не приспособлены для колясочников. Проблем много еще будет.


— Страховая компания что-то платит?


— Суд со страховой компанией по поводу компенсации продолжается. Пока они оплатили только нахождение в реанимации и частично реабилитацию. Все пострадавшие — в таком же подвешенном состоянии. Семьям погибших вообще ничего не выплатили, даже на погребение…


— В воспоминаниях часто возвращаетесь к тому дню, когда произошла трагедия?


— Мой мозг сначала категорически не хотел об этом даже думать. Все наши ребята, пострадавшие в аварии, разговаривали, обсуждали. А я не участвовала в разговорах. Это настолько тяжело… Но я общаюсь со всеми, кто остался в живых, через Интернет, с девочками погибших женщин. Конечно, случившееся не забыть. Мы связаны теперь этой трагедией намертво, навсегда.


— Вы следите за судом над водителем вашего автобуса, который проходит в Израиле?


— Я стараюсь как можно меньше на эту тему думать. У меня злости на него нет. Эмоции умерли. Жив остался, ну и ладно. Пусть заботится хотя бы о своих детях. А что там с судом? Я ни с кем старалась это не обсуждать. Очень тяжело. Боюсь сорваться. Боюсь истерики. Я же одна здесь сижу, поплакаться некому в жилетку… Последнее, что помню, — его лицо. Почему я, пассажир, должна видеть лицо водителя? Не в зеркало. Он оглядывался, размахивал руками… Так водитель себя не должен вести. Последний кадр, который остался у меня в фотоаппарате, это падающий автобус — мы падаем, и смазанный знак поворота. Поворот направо, а мы летим налево…


— Чем было вызвано такое поведение водителя — до этого что-то случилось?


— У них был какой-то спор и скандал с водителем другого автобуса… Но мы должны были его успокоить. Со мной эта вина останется на всю жизнь. Я видела, как он оглядывался... Я должна была успеть встать, подойти к нему… Он был очень возбужден. Очень... Глаза вращались, руками размахивал. Очень эмоционально, возбужденно так… Не успела… Мы еще как раз в тот момент собирали деньги на экскурсию, составляли списки, то есть шел нормальный рабочий процесс. Мы же по большому счету не туристы — все турагенты, приехали в командировку. Ирония судьбы: моей задачей было как раз разузнать о лечении в Израиле. Наша фирма специализируется на лечении в Европе и планировала расширить географию услуг. Вот я и узнала очень много о лечении в Израиле — на собственном опыте... Такая вот ирония судьбы.


* * *


— Я лежачая, — рассказывает Марианна КУЗЬМИНОВА. — У меня не работают руки. Сидеть могу всего несколько часов, да и то не в любом кресле. Поэтому, учитывая, с каким скрипом уезжает Света, точнее, собирается уехать, свою транспортировку в Россию плохо представляю.


— А вы обсуждали эту проблему с врачами, адвокатом, представителями страховой компании?


— До этого все пострадавшие в аварии, находившиеся вместе с нами здесь, в “Реуте”, после лечения улетали в Россию без всяких проблем. Я не знаю, кто за это платил, но в любом случае разговора о том, чтобы родственники платили за самолеты и отправку, не было. А сейчас — не понимаю, почему всего для двух человек, которые к тому же из выживших пострадали больше всех, приходится устраивать такое шоу с отлетом? Я, конечно, догадывалась, что чиновники в нашей стране в принципе могут быть равнодушны к судьбе своих сограждан, но не до такой же степени…


— Марианна, а почему вы не добиваетесь, чтобы вас отправили вместе со Светланой?


— Мои чемоданы были собраны еще в сентябре прошлого года, я надеялась, что меня смогут вывезти. Оказалось, все не так просто. Заседание суда по поводу выплаты страховки не состоялось. Из всей комиссии всего один врач не дал заключения о состоянии моего здоровья. Пяти месяцев ему для этого не хватило… Очередное заседание суда назначали на июнь, теперь на 20 сентября. Что будет дальше — я не знаю. Лечения все это время я уже в принципе не получаю. Официально оно закончилось после реанимации. Все остальное называется реабилитация. Но в последнее время у меня только ухудшение состояния. Мне нужна просто медицинская помощь. А то, что страховая компания не хочет ее оплачивать, стало понятно уже давно… Мой адвокат делает все, что может, и то, что не может. В противном случае я уже давно находилась бы в доме престарелых, а не здесь, где хорошее санитарное обслуживание, в котором я сейчас и нуждаюсь.


— А вы представляете, где в России сможете продолжить лечение, реабилитацию?


— Я не представлю, в каком состоянии нахожусь и какое лечение может понадобиться. Адвокат по собственной инициативе вызывал профессоров, которые обещали: да-да, все посмотрим... Потом, глядя на меня, на мою “свастику” — последствия повреждения спинного мозга в шейном отделе, сделавшего меня похожей на ставшего взрослым ребенка с ДЦП, — отказывались от каких-то рекомендаций. Эту “свастику” они исправить не могут. Здесь, в Израиле, никто такого случая не видел. Единственное, что делают, — снимают боли медикаментозными препаратами.


Когда мои родители связывались с комитетом здравоохранения в Питере, я передала просьбу: из аэропорта в Питере повезти сразу в больницу, пройти обследование, чтобы стало понятно, что со мной. Чтобы наши врачи смогли рассказать, как можно лечиться, как выходить из этой ситуации и что в принципе можно сделать.


Еще почему я переживаю из-за возвращения в Россию… У меня сейчас очень сильный болевой синдром. А в России — я уже в курсе, у меня муж фельдшер “скорой помощи”, — спинальным шейным больным наркотические препараты не дают. Я сейчас на таблетках, хоть три-четыре часа от этой боли отдыхаю. В какой-то степени она затухает, потому что остальное время я даже дышать не могу… Так что как с этим всем будет в России, я, честно говоря, даже боюсь думать.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру