В сентябре 2008 года Минюст РФ в рамках программы гуманизации разработал ряд поправок в уголовное законодательство в части смягчения санкций и более широкого применения альтернативных видов наказания преступников. Тогда планировалось “смягчение ответственности за ряд незначительных преступлений, а также перевод некоторых преступлений из уголовных в разряд административных правонарушений”. Однако на практике законопроект просто-напросто переводил бы преступления из категории особо тяжких — в тяжкие, из тяжких — в категорию средней тяжести. Подобные изменения позволили бы судам давать минимальные сроки лишения свободы, что, в свою очередь, повысило бы вероятность условно-досрочного освобождения преступников, например, за убийство.
Тогда с большим трудом Общественной палате и профильным экспертам удалось отбить предлагаемые поправки. Гуманизаторы из Минюста урок учли. В следующий раз Общественная палата получила для обсуждения Концепцию развития уголовно-исполнительной системы РФ до 2020 года, уже подписанную премьер-министром Путиным.
А сейчас Государственной думой рассматривается подготовленный тем же Минюстом законопроект “О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации”, который призван значительно сократить число тюремного населения страны. В пояснительной записке к законопроекту сказано, что “законопроект направлен на дальнейшую либерализацию уголовного законодательства Российской Федерации” и что “предполагается установить общую “типовую санкцию” в виде лишения свободы, наиболее характерную для преступлений средней тяжести, тяжких и особо тяжких. Для этого из 68 составов преступлений исключены нижние пределы санкций в виде лишения свободы… Данный подход позволит на практике в полной мере применять принцип справедливости, закрепленный в статье 6 Кодекса”.
То есть на практике, согласно пока еще проекту закона, могут не подвергнуться лишению свободы лица, осужденные за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, угрозу убийством, изъятие органов или тканей человека, находящегося в беспомощном состоянии, незаконное помещение в психиатрический стационар, совершенные в любом размере, организованной группой, с причинением тяжкого вреда здоровью — кражу, грабеж, разбой и т.п. В этом же списке снижение ответственности за укрывательство преступлений.
Учитывая структуру преступности, снижению пределов подвергнуты самые распространенные составы преступлений. Это подтверждается и Концепцией развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года, в соответствии с которой “За несколько лет количество осужденных за тяжкие и особо тяжкие преступления возросло вдвое и достигло к 2010 году 80 процентов общей численности осужденных к лишению свободы. Более четверти осужденных приговорены к длительным срокам лишения свободы, почти половина отбывает наказание второй раз и более, что приводит к увеличению удельного веса социально деградировавших граждан”. Таким образом, 819,2 тыс. человек, по данным статистики ФСИН на 01.01.11, находятся в местах заключения отнюдь не за кражу батона хлеба или мешка картошки, в чем нас пытаются убедить “гуманизаторы”.
Проект также допускает возможность сохранения условной меры наказания при совершении условно осужденным в течение испытательного срока нового умышленного преступления средней тяжести, к числу которых относятся кражи, мошенничества, умышленные причинения средней тяжести вреда здоровью, грабежи, вымогательства, угоны транспортных средств и другие наиболее распространенные преступления.
Получается, что опасные и особо опасные преступники и рецидивисты будут находиться на свободе, подвергаясь абсолютному минимуму наказаний.
Концепция гуманизации уголовного законодательства предполагала изменение категории преступлений небольшой и средней тяжести. Президент Медведев и председатель Верховного суда Лебедев в своих комментариях к необходимой правовой реформе подчеркивали и подчеркивают, что их беспокоит не количество, а качество тюремного населения. Чем в данном случае обосновываются подобные поправки со стороны чиновников Минюста — не вполне понятно.
Разгрузка тюрем — дело благородное. Особенно это касается тех, кто оказался там по сфабрикованным делам, и тех, кто, совершив серьезную жизненную ошибку, имеет желание вернуться к нормальной жизни в социуме. Инструменты для достижения этих целей давно известны международному правовому сообществу. Это государственная программа ресоциализации, позволяющая найти себя на свободе, и административный надзор, дающий четкое понимание контроля. Но ни один из этих путей не приглянулся представителям профильного ведомства. Рискнем предположить, что отгадка столь упрощенного подхода к реформе правосудия не в последнюю очередь заложена в агрессивном нежелании “реформаторов” выполнять поручения Президента РФ об обеспечении прав потерпевших.
Объясняя свою позицию по проблемам жертв преступлений, коих в России ежегодно вместе со свидетелями, по официальной статистике, набирается 10 млн. человек, чиновники выдвигают два невежественных, если не сказать ложных, тезиса. Первый — о том, что обеспечение конституционных прав потерпевших — это ужесточение наказания и увеличение количества тюремного населения, о размере которого они так пекутся. Второй тезис — что мировая практика компенсаций жертвам тяжких преступлений приведет к разорению бюджета страны.
Правда в том, что система современного международного правосудия считает своей главной задачей не столько наказание преступника, сколько восстановление прав жертвы. Это позволяет снижать социальное напряжение в обществе, демонстрировать заботу государства о законопослушном гражданине. Именно заявитель, то есть потерпевший или свидетель, является двигателем машины правосудия, сообщая правоохранительным органам о преступлении и содействуя следствию своими показаниями. Поскольку для жертвы восстановиться важнее, чем отомстить, регулируемые государством компенсационные программы не только обеспечивают альтернативные тюрьме наказания, но и позволяют реально контролировать качество системы безопасности. Компенсационные фонды государств, где ратифицирована Конвенция о правах жертв преступлений, создаются из штрафов и иных средств, конфискованных у преступников, а разорение бюджета — то, что делается сейчас, когда выборочно в разном объеме, ничем не мотивируя разницу в суммах, выдаются деньги жертвам терактов и резонансных насильственных преступлений. А когда отдельные граждане-потерпевшие добираются до Страсбургского суда, тогда по решению этой международной инстанции Минфин России обязан выплачивать им компенсации, сумма которых доходит до 250 тыс. евро.
Похоже, комплексного качественного понимания структуры реформы правосудия у Минюста нет. В советах профильных экспертов и гражданского общества они тоже категорически не нуждаются.
Пока чиновники имитируют деятельность по разгрузке тюрем и общей гуманизации системы, граждане активно вооружаются. Есть большая вероятность того, что в ближайшее время мы можем стать свидетелями массовых гражданских столкновений не левых с правыми и не консерваторов с либералами, а граждан с криминальными элементами. И самое ужасное, что за сомнительные правовые эксперименты отдельных чиновников мы расплачиваемся жизнями и здоровьем наших соотечественников уже сегодня.
