Похоже, моему давнему призыву внимает все больше соотечественников. Они покидают отечество в надежде найти лучшую долю… Что же их гонит? Судьбы ли решение? Зависть ли тайная? Злоба ль открытая? Или на них тяготит преступление? Или друзей клевета ядовитая?
Подумалось: не попытаться ли найти ответы на теперешние вопросы у классиков, много и напряженно размышлявших о русской жизни? С кого начать? А вот очень просто — с Лермонтова. Потому что нынешний год не только год Лошади, но и юбилейный год Михаила Юрьевича. Ему исполняется 200.
УБИТ ПОЭТ
«Убит поэт…» «Пал оклеветанный молвой»…
Легко представить, что написано это о Высоцком, о Маяковском, о Мандельштаме, о Цветаевой, о Есенине. О Карамзине. О самом М.Ю. И еще скольких…
Сходится!
«Вы, жадною толпой стоящие у трона… Таитесь вы под сению закона… Пред вами суд и правда, всё молчи!» Опять сошлось!
Все мы знаем, о ком это. О тех, кто толпился и толпится возле кормила власти. Кто травил и продолжает травить поэтов и обыкновенных людей. Имена напрашиваются. Так и готовы слететь с языка. Что изменилось в нашей жизни с тех пор? И изменилось ли что-либо?
«Наперсники разврата»… Безусловно! Это они! Объявившие войну коррупции и сами в ней погрязшие.
Сочиненное Лермонтовым по случаю гибели Пушкина в стихотворении сегодня воспринимается шире, чем прежде. И звучит гораздо точнее, чем поэтическая констатация реального факта кончины гения «с свинцом в груди». Ведь мы-то знаем: пуля угодила в паховую область.
Грушницкий… Что видим, какой образ рисуем (и он встает перед нами)? Грустной груши с узкими плечами и могучими ляжками, внушительным задом, целым коробом, полным жира. Как он, рохля, мог пойти на подлость и подсунуть Печорину незаряженный пистолет, не способное причинить вред оружие?
Но так по существу и было: против Пушкина воевала вся официальная Россия, его жалкий пистолетик не мог противостоять залпам, которые рано или поздно все равно бы свели его в могилу.
ТУЧКИ
Биографии ярких людей, их взаимоотношения с окружающими — неисчерпаемый источник изучения и познания жизни.
«Что же вас гонит…»
«Или же вас тяготит преступление,
Или друзей клевета ядовитая?»
И впрямь, кто кроме друзей найдет возможность ужалить побольнее — ведь они знают наши слабые стороны.
Известно: именно те, кого Лермонтов считал близкими, в решающий момент, во время дуэли, организовали так, что поэт не смог остаться живым. Крикнули Мартынову: «Стреляй», когда Лермонтов опустил свой пистолет и не защищался. Да и стрелял-то он в воздух, показывая, что не намерен никого убивать. Что произошло там, на Черной речке, на горе Машук — если не запланированное уничтожение гениев? Из зависти? Ненависти? Забавы ради?
Годятся все три предположения.
Появилось новое литературное дарование. Полагаете, в связи с этим очень многие счастливы и бьют в литавры? Нет. Искренне порадуется небольшая кучка читателей. Что касается собратьев по творчеству — они в связи с рождением новой звезды, как правило, делаются глубоко несчастны. Их отодвинули, их потеснили и попрали. Чему же тут радоваться?
В связи с этим крайне любопытна еще одна исповедь еще одного лермонтовского персонажа:
«Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?»
Бесценное во всех отношениях признание! Фрейд позеленел бы от зависти. Признание, к тому же произнесенное на смертном одре. Герой поэмы Лермонтова выдает сокровенные мысли автора, который открывает нам глаза: оказывается, интересно (и полезно!) узнавать только о злых делах. Информация о них захватывающа! (В чем мы каждый день убеждаемся, читая сводки криминальной хроники или наблюдая криминальные кадры на экране ТВ.) Оказывается, если делаешь добро — это бесполезно, как бесполезно знание о нем.
Попробуйте на это что-нибудь возразить.
СЛЕПОЕ СЕРДЦЕ
С позиции Фрейда, возможно, следует оценить и знакомые каждому с детства строки:
Не мог понять в тот миг кровавый,
На что он руку поднимал.
Мне, читая их, до сих пор не удается отделаться от ощущения неуклюжести, неточности в создании картины дуэли и глобальной расправы над Пушкиным.
На что он руку поднимал.
Т.е. на что замахнулся? На святое.
Известно: отец Михаила Юрьевича, крайне неуравновешенный человек, поколачивал супругу (но при этом до чего нежно любил сына, достаточно прочитать его последнюю волю, его завещание, где он обращается к Мишеньке с превеликой трепетностью).
Если атаки на супругу обсуждались в семье, и мальчик был свидетелем этих разговоров, ему с детства запало в память чье-то возможное восклицание (скорее всего бабушки, она искренне ненавидела зятя): «На что, на кого он — негодяй! — поднял руку»?
ВИННИ-ПУХ
И опять о «тучках». Не могу также отделаться от подозрения, что песенка Винни-Пуха, сочиненная Борисом Заходером, отчасти продиктована (или по крайней мере носит отпечаток) лермонтовскими строчками.
Я тучка, тучка, тучка,
А вовсе не медведь.
Перефразируя, можно сказать: «Я — это не Рок, не Судьба, а так, легкое облачко, сгустившееся на горизонте» Или: «Не мы, не жадною толпою, не стоящие у трона… Свободы и гения не палачи, а его защитники, светочи».
ПРЕДВИДЕНИЯ
Откуда он все знал о себе? Знал заранее, что ему недолго осталось?
Наедине с тобою, брат,
Хотел бы я побыть:
На свете мало, говорят,
Мне остается жить.
Написано в 1840 году, Лермонтову оставалось жить всего ничего.
Ну, хорошо, это личное. А вот — провидение общественное, государственное, вселенского масштаба, от него мороз по коже. Стихотворение называется «Предсказание»:
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь — и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя! — твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.
Потрясающе точная картина 1917 года!
ЖАЛОБЫ ТУРКА
С детства мы учили:
Ты знал ли дикий край, под знойными лучами,
Где рощи и луга поблекшие цветут?
Где хитрость и беспечность злобе дань несут?
Где сердце жителей волнуемо страстями?
…Там рано жизнь тяжка бывает для людей,
Там за утехами несется укоризна,
Там стонет человек от рабства и цепей!
Друг! этот край... моя отчизна!
Понятное иносказание. И в Р.S. его расшифровка дана досконально:
Ах! если ты меня поймешь,
Прости свободные намеки;
Пусть истину скрывает ложь:
Что ж делать? — все мы человеки!
Пишет вроде бы о Турции, а на деле — о России. Но с течением времени стихотворение делается удивительно актуальным именно для Турции. Там впору скандировать эти строки на демонстрации, устроенной против Эрдогана.
НАЧАЛО ПРОТИВОРЕЧИЙ
Первое столкновение с царизмом, с властью — в 1830 году, император Николай I посетил Благородный Университетский пансион в Москве и был поражен царящей там «распущенностью»: ему, апологету палочной дисциплины, показалось диким, что учащиеся на переменах бегают, а в стенах процветает поклонение литературе. Лермонтову пришлось покинуть учебное заведение. Возможно, уже тогда зародились в нем первые несогласия с «официальной линией и политикой».
Из пансиона — прямая дорога в Московский университет, тоже вполне либеральное по тем временам учреждение. Но учился поэт небрежно и был оставлен на первом курсе на второй год. Это его оскорбило. Следующий шаг направлен уже в сторону военной карьеры.
Чего хотела для внука бабушка? Категорически не хотела, чтоб он стал военным. Словно чувствовала: добром это не кончится. Но и поэтических наклонностей внука не одобряла. Была раздосадована стихотворением внука «На смерть поэта». Какого же будущего она хотела для него? Или провидела гибель везде? Надо было ей, мудрой старухе, спровадить его подальше, вон из России, вслед за тучками, чтоб не мозолили глаза те, которые жадною толпой.
БРАТСТВО КОСМОПОЛИТОВ
Лермонтов был с примесью шотландской крови, Пушкин — африканской. Василий Андреевич Жуковский был наполовину турок, его мать привезли в Россию как наложницу после Русско-турецкой войны.
Вместе эти трое могли бы составить — выражаясь современным и полусовременным языком — эдакое братство поэтов смешанных кровей, космополитов, «понаехавших» инородцев, так, вероятно, окрестили бы их борцы за чистоту расы. Но Жуковский был приглашен воспитателем к царским детям. Удивительно: православный монарх не убоялся басурманского, магометанского влияния, которое поэт мог оказать на его потомство. Впрочем, Жуковский был подлинный патриот (и при том исповедовал демократические взгляды).
Пушкин почти приблизился к великорусскому (выражаясь все тем же политическим сленгом) шовинизму: «То давний спор славян между собой». А Лермонтов? Давая отповедь родственнику-чиновнику, пытавшемуся обелить Дантеса, сказал (цитирую воспоминания литератора В.П.Бурнашева): «Русский человек, конечно, чистый русский, а не офранцуженный и испорченный, какую бы обиду Пушкин ему ни сделал, снес бы ее, во имя любви своей к славе России, и никогда не поднял бы на этого великого представителя всей интеллектуальности России своей руки».
Ну, а мы? Как храним память о поэте? Дом, в котором родился Лермонтов (на площади Красных Ворот), снесен. (Вскоре после Октябрьской революции.) Патриаршая церковь Трех Святителей, где крестили поэта, уничтожена. Вместо этих исторических зданий любуемся маловыразительным монументом. Тем самым, который запечатлен в одной из кинокомедий и о котором персонаж этой комедии говорит: «Да кто ж его посадит? Он же памятник».
