А может, и правда, все, чему суждено произойти, едва мы появляемся на свет, уже записано где-то, а мы, простодушные, думаем, что все зависит от нас. Или от тех, кого мы любим. Может, и в самом деле люди, которых мы встречаем, предсказаны нам, и никто не оказывается на нашем пути случайно. Так или нет?
Спросить не у кого. Да и не всякому нужен ответ. Но одно я знаю точно. Я никогда не забуду, как Вера Николаевна пришла ко мне тогда, десять лет назад, и как тихо она плакала. Дом ли у нее сгорел? Последнюю копейку украли? Да нет. Те слезы громкие, а эти были беззвучные, и у кого есть дети, тот ни с чем не спутает боль от того, что не можешь помочь своему ребенку.
Сын Веры Николаевны, Виктор Силиванов, убил женщину, которую без памяти любил. Женщина эта была на двадцать лет старше и не из монастырских послушниц. Виктор хотел на ней жениться и даже мать уговорил не противиться — да поздно: его невеста нашла себе новую забаву. А Виктор этого не знал.
Она его бросила, а он искал встреч. И однажды они встретились. Он пришел с цветами и в подъезде, у двери ее дома, он умолял объяснить, что случилось? И она объяснила: нашла другого. В одной руке он держал цветы, а другой ударил ее. И убил. Суд приговорил его к 12 годам тюрьмы.
Статья ли в "МК" помогла или мать его отмолила, но через восемь лет он вернулся. Так и запомнилось: он сидит напротив, а в руке тюльпаны головками вниз. Вернулся в институт, но учиться не смог, тюрьма просто так никого не отпускает. Мы с Верой Николаевной звонили друг другу, потом Виктор женился. Значит, десять лет прошло? Все прошло, говорит Вера Николаевна, вся жизнь.
Из постановления о возбуждении уголовного дела: "7 февраля 1999 года около часа ночи на площадке 10-го этажа дома номер 3 по улице Заозерной в городе Одинцово-10 Московской области, у кабины лифта обнаружен труп гражданина Силиванова В.Н., проживавшего в г. Одинцово, с признаками насильственной смерти: одним колото-резаным ранением левой части груди. Принимая во внимание, что имеются данные, указывающие на признаки преступления, предусмотренного ч. 1 статьи 105 УК РФ..."
А в левой части груди — сердце. И в него кто-то воткнул нож. Вернувшись из тюрьмы, Виктор никак не мог найти себе занятие по душе. Нигде не мог притулиться. Все ему казалось — люди на него пальцем показывают. И так ему было худо, что Вера Николаевна нашла в газете объявление о приеме на работу, приехала в строительную фирму, все как есть рассказала и попросила: если нужен вам работник — возьмите, а нет — не обманывайте его. И Виктора взяли на работу.
Работать он любил. А когда не был занят — ходил на концерты, на выставки, всегда знал, что в Москве занимательного. С Еленой Шикиной он познакомился в компании. Шикина приехала в Одинцово с Урала. Вышла замуж, родила сына, к моменту, о котором идет речь, с мужем развелась и работала на закрытом предприятии электромехаником.
По-видимому, влюбился Виктор молниеносно. Через три месяца после знакомства Елена переехала к Виктору. Места хватало: Вера Николаевна, Виктор и Елена в трехкомнатной квартире друг другу не мешали. Из протокола допроса свидетеля Шикиной: "Виктор любил меня очень сильно, этим и покорил меня. Мне было с ним интересно, мы проводили досуг в Москве, гуляли, делали то, чего я не видела с мужем".
От первого брака у Елены был сын Алексей. Сын остался у мужа. Возможно, это был самый безусловный повод к ее частым возвращениям к мужу: повидать сына. У Виктора с Алексеем отношения были хорошие. Вера Николаевна сразу обратила внимание на то, что мать и сын живут порознь, и предложила подростку переехать к ним.
Однако мальчик оставался у отца, и Елена постоянно бывала там. Более того: она готовила и стирала не только одежду сына, но и первого мужа — на стиральной машине, которую подарил ей Виктор. Нередко Александр Шикин звонил бывшей жене и спрашивал, где его вещи, у нее или у него, найти не может.
Получалась такая жизнь втроем, однако Виктор упорно не хотел этого замечать. Как не замечал и странностей в поведении жены: она любила погулять, не ночевала дома — с рук сходило все. Потому что Виктор любил ее, и все об этом знали. В его комнате повсюду висели ее фотографии — десятка два. Каждая в красивой дорогой рамке.
Проблемы начались, когда начались перебои с деньгами. В августе 1998 года у Виктора, как у всех, резко уменьшилась зарплата. Это не осталось незамеченным. Елена открыто высказывала недовольство. Ее успокаивали всей семьей, но она видела, как сильно Виктор зависит от ее настроения, и постоянно этим пользовалась.
Когда-то один старый следователь учил меня читать уголовные дела. Он сказал мне: обращай внимание, о чем человек рассказывает в начале допроса. Именно на первой странице. Это всегда то, что человека волнует. Так вот, с первых же строк допроса 12 февраля 1999 года Елена Шикина говорит:
"Я поднимала вопрос о прописке у Силиванова, но родственники рекомендовали маме не делать этого... Силиванов покупал вещи себе, брату и только в период ухаживания он покупал мне основную массу вещей. Периодически я уходила к прежнему мужу Шикину... Я любила сама Виктора и люблю до настоящего времени".
Да, правильно. Вещи, деньги и прописка очень интересовали Елену. Она тщательно следила за тем, чтобы Виктор потратил на нее как можно больше денег. Не спорю — каждой женщине хочется быть в центре внимания мужа, но не каждая устроит такой скандал, какой Елена устроила в день 60-летия Веры Николаевны.
Виктор купил матери два костюма. Первый Елена перенесла стоически, а на втором сорвалась. Прямо на празднике она стала объяснять мужу в самых энергичных выражениях, что хватило бы и одного — второй надо отдать. Он пытался успокоить жену — все тщетно. Костюм пришлось вернуть.
Очевидно, Виктор человеческих недостатков Елены не воспринимал в принципе. В целом они были меньше, чем ее притягательность, преобладавшая над всем. Даже над тем, чего нельзя было не заметить. По сути дела, Елена так и не прервала своих отношений с бывшим мужем. Я говорю не о стирке носков, а о внутренней связи.
Постоянные уходы от Виктора с сумкой, которая, как вещмешок солдата на марше, всегда была наготове, были едва ли не основным элементом их семейной жизни. По поводу и без повода Елена уходила к Александру, а Виктор шел за ней, и она возвращалась. Интересно, что Виктора она называла или по фамилии, или по имени, а мужем был Александр.
Однажды она радостно сообщила Вере Николаевне: "А мы покупаем машину!" Вера Николаевна удивилась: откуда деньги? Ведь у Виктора сейчас проблемы. Да нет, покупаем с мужем, с Сашей, он стал хорошо зарабатывать.
И еще прописка. Елене смертельно хотелось прописаться в трехкомнатной квартире Силивановых. Судя по всему, официальным поводом к последней ссоре послужила именно прописка. И Виктор, когда Елена в очередной раз ушла к бывшему мужу, сказал матери, что получается нехорошо: обещали...
Дело в том, что документы на прописку уже были отданы в ЖЭК, но Вера Николаевна в сердцах забрала их, видя, что Елена больше живет у бывшего мужа, чем дома с Виктором. К тому же в это же время она увезла и все свои вещи. Правда, как увезла, так могла и привезти, дело такое, но просто именно в этот раз, когда Вера Николаевна, упрятав подальше свои невеселые думы, все же пошла прописывать невестку, это уж ни в какие ворота не лезло.
Кстати, родители Шикина тоже не стали прописывать невестку — их, видно, тоже насторожило поведение Елены. Но для Виктора все это просто не существовало. Ему во что бы то ни стало нужно было вернуть жену. А она жила у Шикина.
И вот утром 6 февраля 1999 года Вера Николаевна вернулась домой с ночного дежурства, и они с Виктором снова заговорили на проклятую тему.
— Кого прописывать-то? — сказала она, показывая на пустые шкафы.
— Я обещал, — ответил Виктор.
— Обещания надо выполнять, — сказала Вера Николаевна. — Сделаем как ты хочешь.
И он успокоился.
Они еще поговорили, попили чаю, и она пошла к знакомым, которые попросили посидеть с больным ребенком. Вернулась за час до полуночи. Вити не было. Возле одной из Лениных фотографий лежала записка: "Лена! Прости. Много говорил, мало делал. Виктор. P.S. Люблю. Всегда с тобой".
Вроде бы все как обычно. Виктор часто писал Лене записки. Но Вера Николаевна места себе не находила. Позвонила Сергею, младшему сыну, он приехал. На следующее утро, в восьмом часу утра, в квартире Сергея раздался звонок. К телефону подошла жена Сергея Светлана. Звонил друг Виктора Ушаков: Света, ночью был странный звонок. В половине третьего звонили из милиции. Спросили, вы друг Силиванова? Я ответил: да. Говорят: он умер. Я спросил, откуда мой телефон, — ответили, что дала его жена. Только она сильно пьяная.
Видно, все знали Елену как мастера по части экстремальных выходок, и Виктор Ушаков не придал значения ночной беседе. Но утром все же решил рассказать о ней Свете. Та позвонила в милицию. Что с Виктором? Он в морге. Что случилось? Приезжайте. Приехали. Начальник милиции сказал: ночью на лестничной площадке в доме на Заозерной улице обнаружили труп Силиванова. Выясняем.
Спустя пять дней допросили Сергея. Когда через сорок дней Сергей позвонил в прокуратуру, ему ответили: дело закрыто. Мать Виктора только через полгода смогла поехать в милицию. Все это время она почти не выходила из дома — только на кладбище к сыну.
По ее настоянию ее допросили, но потерпевшей не признали. Адвокат помог написать жалобу в прокуратуру воинской части 95006. Потерпевшей Веру Николаевну признали. А 1 ноября 1999 года вызвали в прокуратуру и сообщили, что расследование дела снова прекращено. Что же случилось в тот вечер?
Из протокола допроса свидетеля Елены Шикиной 7 февраля 1999 года: "Полторы недели назад я окончательно порвала с Виктором и ушла жить к своему бывшему мужу А.Шикину, где в настоящее время и проживаю. Дома у Виктора у нас состоялся разговор, где я сообщила ему, что ухожу насовсем к бывшему мужу. Он на это отреагировал спокойно и сказал: "Мы с тобой живем уже два года, и ты постоянно уходишь".
После этого Виктор стал звонить мне... 6 февраля Виктор приехал ко мне. Я находилась дома в большой комнате и спала. У сына сидел в другой комнате друг Володя Трутнев. Затем, когда я проснулась и пришла на кухню, то увидела, что там сидят Шикин и Силиванов и разговаривают. О чем, не знаю. Я сразу стала просить, чтобы Силиванов ушел... Я устала от него и плакала.
Он высокого роста, 1 м 90 см, поэтому его просто так из квартиры не вытолкаешь, а только уговорами. Хотя фактически получалось, что не столько я его выводила, а он меня, так как он обхватывал меня руками и направлялся потихоньку к выходу и при этом говорил: "Давай одевайся, сейчас поедем домой".
Я вышла проводить Виктора к лифту. Он меня опять стал упрашивать вернуться домой. Я отказывалась. Я вызвала лифт и повернулась к нему. Кабина лифта находилась в движении. Виктор сказал следующее: "Я не буду жить без тебя и лучше умру. Вот здесь, рядом с тобой". Я при этом смотрела ему в лицо. Затем он сказал что-то вроде: "или так, или вот так". Мне кажется, что Виктор и не размахивался, я бы это заметила.
Я увидела, что Виктор упал на спину у лифта на площадке... Я вытащила у него нож из груди и побежала в квартиру. Кричала, чтобы вызвали "скорую помощь". При этом я помню, что нож кухонный был у меня в руке, и я помню, что я его мыла... Затем друг сына побежал за "скорой". Виктор лежал и ничего не говорил. Он тяжело дышал... Когда врачи приехали, сказали, что он уже умер. Сын все кричал, что Виктора он мне не простит. Это, видимо, потому, что мы все его любили".
Через пять дней на дополнительном допросе Елена Шикина расскажет: "Виктор зашел в лифт и стоял, еще раз повторив приглашение пойти с ним. Он стоял в лифте лицом ко мне. И только в этот момент я увидела нож, который Виктор держал двумя руками и прислонил к груди с левой стороны. Мне даже показалось, что он задрал свитер, но это не точно. Виктор согнулся, втыкая нож себе в грудь. Нож как-то тяжело втыкался, судя по гримасам лица. Виктор именно вдавливал нож себе в грудь...".
Таким образом, из показаний Елены Шикиной следует, что Виктор у нее на глазах покончил с собой ударом ножа в сердце. Следствие допросило свидетелей: первого мужа Елены, их сына, его приятеля, одного из соседей по лестничной клетке — все.
Поскольку в заключении судмедэксперта А.Пишулина говорится, что "локализация раны и направление раневого канала не противоречит возможности причинения повреждения собственной рукой потерпевшего", следует вывод: самоубийство. Тем более что к делу приобщена записка Силиванова, которая однозначно истолкована как прощальная.
Такая возможность и в самом деле имела место. Эксперты всегда говорят, что если рука могла дотянуться до места ранения, как бы нелепо и неудобно это ни было с точки зрения здравого смысла, — самоубийство возможно. Но и только. Заключение эксперта не является ответом на главный вопрос следствия: кто нанес смертельный удар?
Оно лишь объясняет возможные варианты — решения же принимает следователь. И исходить он должен из всей совокупности обстоятельств. Я не знаю, убили Виктора или он покончил с собой. Допускаю, что покончил с собой. Но это не доказано.
А для того, чтобы выяснить, что же на самом деле случилось в тот роковой вечер, не надо было совершать подвиги, ехать в Швейцарию за документами, разыскивать свидетелей, охотиться за вещдоками или проводить дорогостоящие экспертизы. И всего-то надо было выполнить элементарные следственные действия. Все, а не парочку на выбор.
Разве трудно было допросить всех жителей подъезда? Разве через полгода нужно было допрашивать врачей "скорой помощи"? Откуда взялся нож? Скудные упоминания о нем на страницах дела нужно искать с большой лупой. Время наступления смерти?
Вроде бы в начале первого часа ночи. А может, и нет. Врачей-то не допрашивали. После того как в вышестоящие инстанции посыпались жалобы от матери Силиванова, следователь Авралов поручил допросить Шикину при помощи детектора лжи.
Результаты опроса, как говорится в справке о проведении исследования, носят вероятностный характер и не могут быть представлены в суд в качестве доказательства. Зато красиво. И с большого расстояния может сойти за кропотливую работу. Это могло пригодиться в театре, еще лучше — в цирке.
Я убеждена в том, что львиная доля нерасследованных уголовных дел загублена в первую неделю после начала следствия благодаря глубокому равнодушию или глухой некомпетентности — что, вероятно, одно и то же — следователей, будь они хоть трижды важняки при ком угодно.
Следствие по делу о гибели Виктора Силиванова проведено так неряшливо, так безразлично к живым и мертвым, правым и виноватым, что даже если бы сотня людей присутствовала в тот вечер в доме Шикиных, все равно ответ прокуратуры не был бы равен ответу на вопрос, что случилось с Силивановым.
Когда следователь приходит домой и вешает в шкаф свой форменный китель, он становится сыном своей матери, мужем своей жены и отцом своих детей, и это самое главное. Только живой может понять живого и оплакать мертвого. А то, что подписано пустым рукавом форменного кителя, — не в счет.
