Как Спасский поставил мат КГБ
После проигрыша Фишеру Спасский попал под прицел органов, тем более что вел себя «недостойно» - завязал шашни с сотрудницей французского посольства Мариной Щербачевой, русской по происхождению, но французской подданной. По тем временам это было равносильно предательству. Чтобы помешать контакту влюбленных сотрудники госбезопасности разработали операцию по заражению Марины венерическим заболеванием. Они планировали скрытно проникнуть в ее жилище и заразить нижнее белье лобковыми вшами, специально полученными в кожно-венерическом диспансере. Непосредственный исполнитель операции майор Иванкин во время ее осуществления сильно нервничал, так как сам боялся заразиться гнусными существами. Случись что, вряд ли супруга поверила бы, что муж заболел венерической болезнью, исполняя свой служебный долг перед родиной.
Иванкин не заразился, но к неудовольствию кагэбэшников не заразилась и Марина. То ли вши были некачественными, то ли подруга Спасского что-то заподозрила и перестирала белье. Пришлось операцию проводить вторично. Теперь сотрудники органов приобрели в том же диспансере споры серьезного венерического заболевания – гонореи. Снова контрразведчик Иванкин трясущимися руками, рискуя собой, вытряхивал содержимое стеклянных баночек на нижнее белье француженки, за что впоследствии «за проявленное мужество при исполнении боевого задания» был награжден почетной грамотой КГБ, подписанной лично Андроповым.
Однако и на этот раз не повезло. Марина внезапно укатила в Париж и тем самым избежала расставленной ловушки. Усилия патриотов пропали даром, а вскоре за фпанцуженкой последовал и сам Спасский, женившись на своей избраннице. Так экс-чемпион мира умело обыграл КГБ в этой трудной шахматной партии, а вернулся в СССР он только спустя двадцать лет, когда уже не существовало ни КГБ, ни Советского Союза…
«Свобода лучше, чем несвобода»
Когда в конце 70-х годов два чемпиона СССР - Борис Гулько и его жена Анна Ахшарумова - подали заявление на эмиграцию, власти, прежде всего КГБ, начали всячески обрабатывать их, обещать разные блага, лишь бы они забрали свое прошение обратно. В частности, к Гулько явился менеджер Карпова и его приближенное лицо Александр Бах с лестным предложением, согласованным с органами (напомним, что с КГБ Карпов сотрудничал под кличкой Рауль): «Толе нравятся твои шахматные идеи, - сказал он, - и если ты возьмешь свой ход назад, он с удовольствием поработает с тобой».
«Мне тоже нравятся мои идеи, - ответил Гулько, - и поэтому с Карповым я работать не желаю». Борис понимал, что забрав назад заявление, он вынужден будет влиться в многочисленную тренерскую группу тогдашнего чемпиона мира. Ведь в эту группу, добровольно или принудительно, входили сильнейшие гроссмейстеры страны: Михаил Таль, Полугаевский, Ефим Геллер, Тигран Петросян и другие. Считалось, что помощь Карпову, передача ему собственных дебютных идей – это патриотический долг каждого советского шахматиста. Кстати, в обязанность тренера иногда входила и необходимость проигрывать своему шефу (например, Гулько наблюдал, как в чемпионате СССР 1976 года Карпов обогнал своего тренера Юрия Балашова только благодаря тому, что тот в их партии на ровном месте подставил ферзя).
Вступать в привилегированный «Клуб любителей Карпова» у Гулько не было никакого желания, и он отказал Баху (а через него и КГБ). И в самом деле, ведь Борис мечтал уехать, чтобы стать свободным человеком, а не закабалять себя еще больше.
Подвели хорошие манеры
Полуфинальный матч претендентов 1983 года Каспаров – Корчной должен был пройти в Лос-Анджелесе. Советские власти, заботясь о Карпове, сделали все чтобы его сорвать. Ссылаясь на сложные отношения с Америкой, они убедили Гарри отказаться от Лос-Анджелеса, пообещав устроить встречу в другом месте, и, конечно, надули. Каспарову было засчитано поражение, а когда он пришел на прием к зав.отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС тов. Стукалину, тот с насмешкой заявил: «Молод еще, подождешь три года». Выхода не было, но тут Гарри повезло…
Смертельно больной Андропов неожиданно возвысил первого секретаря ЦК Азербайджана Гейдара Алиева до второго человека в стране. Алиев, покровительствовавший Каспарову еще в Баку, дал команду удовлетворить все претензии Корчного и спасти матч. Корчной поступил благородно: хотя ему уже была присуждена победа, он согласился сыграть с Каспаровым, но выставил ряд требований, среди них отмена бойкота, то есть следовало снять запрет участвовать советским гроссмейстерам в одних турнирах с «изменником родины». Но он забыл включить в список разрешение выехать из страны семье Бориса Гулько – тогда эта тема была весьма актуальной в шахматном мире. Когда Корчного спросили об этом (ведь в годы борьбы с Карповым его семью тоже держали дома на привязи), он спохватился: «Как же я забыл?! Должен был включить и их. Но теперь, когда я уже назвал свои условия, мне неудобно их менять».
Как напишет впоследствии Борис Гулько, так «хорошие манеры» Виктора Львовича в общении с советскими властями, запрещавшими даже произносить имя Корчного, продлило заточение Гулько в СССР на два с половиной года. А в общей сложности издевательство над гроссмейстером продолжалось семь лет.
