Андрей Чесноков: «Пришел домой, вся одежда в крови»

Знаменитый теннисист — о трагедии в «Лужниках» и о нищих буднях советских спортсменов

У Андрея Чеснокова потрясающая биография. Сам знаменитый теннисист скромно улыбнулся в ответ на наше восхищение: да ладно вам, мол. Нет уж, Андрей Эдуардович, рассказывайте, рассказывайте! И даже не про матч с Михаэлем Штихом в полуфинале Кубка Дэвиса, когда отыграли 9 матчболов и спустя неделю получили от президента Бориса Ельцина Орден Мужества. С Чесноковым и без этого есть о чем поговорить.

Знаменитый теннисист — о трагедии в «Лужниках» и о нищих буднях советских спортсменов

- Андрей Эдуардович, вы ведь настоящий революционер. Еще при Советском Союзе решиться и заявить, что больше не будете отдавать призовые государству — это практически подвиг. Как вас довели до этой черты?

- Сто лет назад у меня брали интервью перед поездкой на турнир в Америку. И журналист спрашивает, как я там сыграю. Знаешь, отвечаю, все будет зависеть от того, как я пройду таможню. Он удивляется: причем здесь таможня? А вот причем. У меня сумка будет забита продуктами: 10 батонов колбасы, хлеб, 20 банок тушенки... И если на американской таможне заметят, что я везу продукты, а их ввозить туда нельзя, то я просто умру с голоду. И конечно, играть не смогу.

- Просто нет слов...

- Знаете, какие суточные мне давали в Америку? Если я был на полном обеспечении американской стороны, то 8 долларов в день. А если на своем, то 25 долларов. И конечно, я старался всегда быть на своем обеспечении, чтобы получить больше денег. Мы экономили на всем! Допустим, там жара под 40 градусов, а я иду на завтрак в спортивном костюме, чтобы как можно больше еды напихать себе в карманы. Чтобы в течение дня этим питаться. Помню, пришел под вечер в гостиницу, положил банку тушенки в раковину, чтобы разогреть. В Америке просто невероятно горячая вода, практически кипяток - можно чай заваривать. Так вот поставил и прилег отдохнуть. Думаю, сейчас разогреется, и я поем с аппетитом. И вдруг чувствую, что комната превратилась в парилку! От банки отскочила наклейка и закрыла слив. Вода набралась и начала литься через край. Я думал, все, конец. Три часа ползал по полу, вытирал и сушил все это полотенцем.

- И такая ситуация была не только с поездками в США?

- Конечно, нет! Вот, поехали мы в Австралию. И нам дали 18 долларов суточных. Австралийский доллар в тот момент был ниже американского. Нам руководитель объяснил, что выдают по курсу 1972 года. Тогда он был выше, чем американский. Представляете, ориентировались по 72-му году! А дело было в 80-х уже. И вот есть у меня 18 долларов в день, а я каждый день натягиваю ракетки. Одна натяжка — 10 долларов. Платил из своих денег. Потом шел в «Макдональдс», ел там еще на 5 долларов. И у меня оставалось три доллара на весь день.

- Почему вам не обеспечивали хотя бы натяжку ракеток?

- Да им все было до лампочки! В 84-м году я поехал на один из своих первых турниров, играл на земле, форма была очень грязная. И мне приходилось постоянно стирать шорты и носки самому. Так у меня все пальцы были стерты до крови. Я уже не знал, каким местом стирать.

- Вы когда заявили, что не будете отдавать призовые, вас прессовали?

- Там был не только я, но еще и Наталья Зверева (советская и белорусская теннисистка, полуфиналист Уимблонда в одиночном разряде, победительница турниров Большого шлема в паре, экс-пятая ракетка мира - «МК»). Немного прессанули, да. После каждой поездки мы должны были прямо в аэропорту сдавать заграничный паспорт руководителю делегации. И когда я не отдал деньги, меня вызвали в Спорткомитет и сказали: вот твой паспорт, или отдавай деньги, или будешь невыездным. Я сказал, если я не буду выездным, будет скандал на весь мир. Дайте хоть какие-то деньги! Чтобы можно было жить как человеку, а не как собаке. Ну а потом уже страна развалилась, система, и все игроки начали забирать свои призовые.

«Теннис на льду! Придет же в голову!»

- Про легендарный матч со Штихом спрошу только одно. Есть любопытный факт: болбоем на этом матче был Михаил Южный...

- Да, да, меня тогда на сувениры всего разобрали, я даже тапочки свои выбросил куда-то, а они ему достались, оказывается. Встретил он меня в прошлом году и говорит: живы твои тапочки все еще, храню!

- На самом деле у вас такой же изнурительный матч был на юниорском «Ролан Гарросе». Вы играли в паре с Ольховским, и в итоге выиграли последний сет 20:18...

- Нет, с таким счетом мы, кажется, выиграли на Уимблдоне. Но это не был ни финал, ни полуфинал, это был второй вроде круг.

- И на следующую игру у вас не хватило сил?

- Да, что-то мы вообще провалились. Реально выложились полностью, и в следующем матче просто развалились.

- Вам лет по 16 тогда было?

- По 17.

- Как это вообще физически можно выдержать в таком возрасте?

- Когда играешь в паре, легче. А вот помню матч против Голландии в Кубке Дэвиса. Первую игру я вышел против Михила Схаперса. Тогда в Кубке Дэвиса все сеты игрались без тай-брейков. И вот пошло: 1:1, 2:2, 4:4, 10:10, 15:15... Короче говоря, первый сет я выиграл 24:22. После того, как был сыгран первый сет, матч, считай, был закончен. Потому что потом Михил просто провалился на все оставшиеся матчи. Хотя он выиграл у меня второй сет 6:1, а потом я его хлопнул легко 6:2, 6:2. Он еще как-то еле-еле выиграл пару, но у нас тогда была слабая пара. А Саша Волков в следующем матче его легко обыграл в три сета. И мы выиграли эту встречу.

- Вы же в 8 лет начали теннисом заниматься?

- Да, в такой обычной советской секции. Знаете, какие в СССР были секции? По 16 детей на корте, это такой ужас! Три раза в неделю по часу-полтора мы играли в теннис. А еще три раза - в хоккей на «Спартаке», просто мальчишками. Там еще такая ерунда была, помню, как чемпионат Москвы по теннису на льду. Представляете, пришло же кому-то такое в голову! На коньках с ракетками, уму непостижимо. И даже был какой-то чемпион... Я слышал, что тот, который это придумал, даже получил какую-то премию. А потом снимали эту сетку, и мы просто выходили играть в хоккей.

- С тех пор вы за «Спартак» и болеете?

- Как теннисист я вырос на «Спартаке». Когда приходил на тренировки, на футбольном поле тренировался сам московский «Спартак». Я помню всех: Родионов, Черенков... Я ходил на матчи. После 82-го года перестал.

- Тогда вы побывали на матче «Спартак» - «Харлеем», где в давке погибло более 60 человек...

- Да, после этого перестал. Когда говорили, что погибло 10 человек, я понимал, что это неправда! Какие 10 человек, если вокруг меня все лежали мертвые...

«Доктор открывает ему глаз: мёртв»

- …Я до сих пор все это слишком хорошо помню. Мы вытащили какого-то мальчика втроем. Приволокли его к скорой помощи. А там рядами лежат мертвые ребята. Я спрашиваю врача: вы можете помочь? Доктор очень спокойно открывает ему глаз: «Мертв». Я залез во внутренний карман, нашел его паспорт. Ему было 17 лет... Помню, это были восьмой и тринадцатый выход. И та трибуна, которая ближе к метро. На матче были ребята из моего класса. Я спрашивал потом, как они выбрались. Им повезло, они просто вышли. Остальные выходы ведь нормально функционировали.

...Пришел домой, вся одежда в крови. Лег спать. На следующий день я купил все газеты, которые существовали. Нигде ни слова! И только в «Вечерней Москве» было две строчки: на матче «Спартак» - «Хаарлем» что-то произошло. Что именно, сказано не было. Никто не знал, ни о чем нигде не сообщалось. Недели через две я рассказал своему тренеру. Начал так: однажды я видел трагедию, вы можете верить, а может нет. Мне иногда кажется, что мне это приснилось... И рассказал ей все. Про то, что было много мертвых. Про сломанные перила, которые свисали... Она поверила.

...В 2007 году, когда было 25 лет трагедии, встретил одну женщину. Разговорились. Она сказала, что потеряла там сына. Я признался, что даже не представляю, как можно смириться с этим... А я, говорит, до сих пор не смирилась. До сих пор.

- С тех пор на футболе ни разу не были?

- Спустя много лет попал впервые, меня пригласил Вагиз Хидиятуллин. Я отказывался упорно, объяснял, что не хочу быть в толпе. Но он пообещал, что в толпе я не буду, у меня будет отдельное место. Тогда, в той давке я понял, что жизнь иногда висит на волоске. Меня охватил нереальный страх. Просто нереальный. Сейчас даже если в метро попадаю в скопление народа, становится не по себе.

«Прошу домработницу не выключать узбекскую музыку»

- Давайте, Андрей Эдуардович, отвлечемся от печальных воспоминаний. Вы собираете антиквариат и раритетные картины. С чего начали?

- Да с детства! Я жил в Сокольниках, на Короленко. Залезли мы как-то в палисадник с пацанами. Слышим, кто-то окно открывает. А обычно, если окна открывались, значит, нас сейчас будут ругать: чего залезли! Собрались уже убегать, а человек говорит: «Дети, идите сюда! Я вам марки подарю». Мы зашли. И вот помню, когда взял в руки эти марки, был в таком восторге! Вы представить не можете! Тогда понял, что такое коллекционирование. Лет семь мне было. Начал марки собирать, а уже потом до картин добрался. В конце 80-х, помню, купил в Париже картину Константина Коровина. за три копейки.

- Где вы все это храните?

- Что-то оставил в Париже, у меня там есть друг. Даже не совсем друг, я его папой зову. Это Бруно Монсенжон, известный автор цикла документальных фильмов о великих музыкантах 20 века. Мы с ним знакомы 30 лет. В 1989 году познакомились, после моей победы в четвертьфинале «Ролан Гарроса» над Матсом Виландером, когда я его снес в три сета. Бруно просто подошел ко мне выразить восхищение.

- Спортсмен и музыкант — у вас много общих интересов?

- Да он меня просто пристрастил к классической музыке! Хотя я слушаю и джаз, и рок, и поп, и треш-метал, и хэви-метал. Я слушаю всю существующую в мире музыку! Когда приезжаю в Китай, хочу слушать только китайскую музыку, потому что она мне интересна. Или вот домработница моя, она узбечка. Когда я прихожу, она выключает музыку, которую слушает. А я ее прошу оставить. И когда я слушаю их национальную музыку, она начинает мне нравиться. Но на первом месте для меня — классическая. Мне интересны хорошие исполнители. Вот, например, Гленн Гульд. Он исполнял Баха просто нереально! Вот, например, Рихтер играл абсолютно все! Шопена, Моцарта, Бартока, Хиндемита... И вдруг его спросили, почему он никогда не играл «Гольдберг-вариации» Баха? Он взял паузу и говорит: «Это произведение принадлежит Гленну Гульду». Но чтобы это понять, надо полностью быть в классической музыке. То, как играл его Гленн Гульд — просто космически.

«Медведев и Шлем — вопрос времени»

- И напоследок еще раз немного о теннисе. В этом году у нас зажглась новая яркая звезда — Даниил Медведев, российский мужской теннис вернулся на вершину. В следующем сезоне болельщики могут надеяться на победу в турнире Большого шлема?

- Выступая этим летом в американской серии, Медведев, конечно, совершил чудо. Он был в финале в Вашингтоне, потом в финале в Монреале проиграл Надалю 6:3, 6:0, когда проигрываешь с таким счетом, то чисто психологически сложно выходить на следующий матч, потому что проиграл в одну калитку. Но после Монреаля он выиграл в Цинцинати! Да, все задавались вопросом, хватит ли ему бензина на US Open? И он выходит в финал. Он боролся до самого последнего мяча, этот финал с Надалем стал просто украшением турнира. То, что он совершил - уже подвиг. И даже проиграв в финале Надалю, он абсолютный молодец. Я думаю, дело времени, чтобы он выиграл один из турниров Большого шлема.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру